Публикуем продолжение путевых заметок Марины Бочаровой из путешествия по Памирскому тракту. В этой серии Марине и её попутчику приходится делать вид, что они пытаются забеременеть от чудесных горных источников, чтобы избежать проблем с таджикской полицией.
Джау Шу Джонг взял гаечный ключ и вылез из кабины.
Этот отрезок Памирского тракта мы проезжали самым аутентичным способом — в караване из китайских фур. Наша фура внутри оказалась мягкой и даже почти не воняла. Джау Шу Джонг, водитель, говорил только по-китайски, зато предлагал сигареты и булочки. Сигареты, судя по количеству смол и никотина, по крепости ближе всего были к «Беломорканалу». До Мургаба мы ехали под песни российской «Зоны», из Мургаба — под китайский поп. У Шу Джонга было всё необходимое для выживания в одиночку: караоке-машинка, селфи-палка и набор инструментов, которые пригодились довольно скоро. Я села на переднее сидение и стала смотреть в окно: бесконечные горы и шершавые зелёные сопки, впереди — вереница разноцветных фур, позади — кишечный блюз. Через несколько часов машина зафыркала и остановилась, Шу Джонг выбрался наружу, и вдруг кузов — с нами внутри — начал со скрипом подниматься. Мы выпрыгнули.
Вокруг была прерия, окружённая серыми булыжниками. Слепило холодное солнце. Джау Шу, надев оранжевый комбинезон, вскарабкался на огромное колесо. Он уцепился за него обеими ногами и замер в позе заспиртованного эмбриона. Фура скрипела и фыркала, но Шу Джонг продолжал ковырять её гаечным ключом и отсасывать из шланга бензин. Через полчаса фура сдалась, снова заработала, и мы поехали дальше. Когда дальнобойщики едут караваном по пустыне, они всегда ждут друг друга. Пока мы дожидались отставшие фуры, Шу Джонг достал селфи-палку, и пять минут все мы самозабвенно фотографировались. Потом подошли остальные водители, и тоже начали с нами фотографироваться. Видимо, за бесплатную фотосессию они потом накормили нас в придорожной кафешке, электричество в которой включается всего на два часа в день. Китайцы едят неаккуратно, закидывая еду большими горстями в рот, параллельно курят и громко разговаривают. От «кафе» до фуры было метров пятьдесят, но на такой высоте они ощущаются, как десятикилометровый забег: сердце стучит быстро-быстро, не хватает воздуха, перед глазами серая дымка.
Мы тряслись в фуре тринадцать часов. Внутренности научились танцевать румбу — в такт каждой кочке, а в моём животе точно поселился миксер и всё это время взбивал содержимое. Фура такая же неустойчивая, как психика шизофреника. Когда машина снова поднялась высоко в горы, дорога стала совсем плохой: не осталось даже кусочков асфальта — вместо него были камни, песок и обрыв. Скорость снизилась до двадцати километров в час. Стемнело. Джау периодически закрывал глаза и опускался на руль. Он уже бывал в этих местах и знает, что останавливаться здесь ночью нельзя — волки. Однажды волки напали на него прямо у машины.
В туалет (за ближайший камень) выхожу с фонариком и ножом. Но волков не слышно, может быть, наш китаец чуть-чуть приврал, или же я его не поняла: всё-таки мы общались жестами, а китайского я не знаю. А вот он знал целых три русских слова: «кушь», «да» и «холосо». На высоте четырёх километров пошёл снег, ноги мои к тому моменту стали ватными и с трудом двигались. А Джау выскочил, помыл на улице голову и бодреньким сел за руль.
Мы ехали в Хорог — крупный город, от которого через Ваханский коридор начинается невероятно красивая дорога до горячих источников. О том, что фура ехала на стоянку за тридцать километров до города, мы узнали только в Алычуре. Когда-то это была конечная точка путешествия Марко Поло, и нам не очень хотелось там оставаться. Это до сих пор та же необжитая и труднодоступная местность, как и много веков назад. Ночью этот кишлак легко не заметить и проехать, а в темноту к волкам выходить не хотелось. Вариантов не было, пришлось ехать до стоянки. Мы добрались туда к трём часам ночи: когда машина остановилась у закрытого шлагбаума, а Шу Джонг свалился на руль, мы начали быстро сворачивать спальники и упаковывать рюкзаки.
Шу Джонг, оценив безвыходность нашего положения, забрал рюкзаки и закрыл дверь. Жестами показал, что спать мы будем тут, потому что всё заработает только в восемь утра. Он достал яйца, электрическую плиту, газовый баллон и коньяк. Я достала «Jagermeister». Мы обменялись бутылками и разлили содержимое в маленькие крышки. Илья ел сварившиеся яйца и закусывал антибиотиками. Первая крышка полетела в мой отравленный кишечной палочкой желудок, потом вторая, третья, четвёртая. Шу Джонг пил егерь, морщился, плевался и снова пил. На фоне на китайском языке играли «Калинка-малинка» и нечто похожее на «Чёрные глаза». Через пару часов я уснула, а Илья до утра слушал звонкий храп: не умиротворяющее рокотание, под которое приятно засыпать, а симфонию, бурную и эмоциональную, яркую и разную, отравляющую любой сон.
— Откуда вы, куда собираетесь?
— Из Москвы, — говорим, — собираемся на источники «Фатима Зухра».
Хозяйка ахнула.
— Это очень хорошо, это святое место! Туда отовсюду приезжают женщины, которые не могут иметь детей. В пещере, где источники, есть очень узкое и глубокое отверстие — «матка», нужно залезть туда и загадать желание, а потом под ногами найти камушек, тогда желание точно сбудется, — говорила хозяйка, поглаживая меня по руке и умилённо глядя на нас с Ильёй.
«Зачем, — думаю, — мне это знать, я же не за этим еду».
Времени до окончания чиновничьей пьянки было ещё много, и мы поехали к местному «аэропорту», чтобы узнать, как поскорее добраться до Душанбе. Интернета в городе, конечно, нет, поэтому о рейсах и билетах нужно спрашивать на месте. Аэропорт был закрыт. Выхода снова не было. И тут, у самых дверей мы увидели такого же недоумевающего человека, в хорошем и не спортивном костюме, на чёрном стареньком «мерсе». Его звали Алишер, и он тоже искал расписание. Оказалось, что билеты до Душанбе стоят, как до Москвы, а расписания нет — самолёты летают по погоде, иногда рейсов нужно ждать несколько дней. Потом он внимательно посмотрел на нас, не спавших двое суток, уже пять дней не видевших душа и унитаза. На нас, жестоко отравленных шурпой и китайским коньяком, ароматных и уже немного зеленеющих, и очень жалостливо спросил:
— Вы сегодня ели?
— Нет, — отвечаем. — Нам есть бесполезно.
— А где вы остановились?
— Нигде, — говорим с глупыми улыбками. — Ночевали в фуре, а рюкзаки у начальницы в кабинете лежат, в участке. А ещё у нас нет разрешения на Памир, вот ждём, пока они со своей пьянкой закончат и скажут, что делать.
Он цыкнул языком, кивнул своим попутчика и загрузил нас в машину со словами: «поехали, сейчас всё решим». В Средней Азии, если местные знакомятся или хотя бы видят русских, сразу сами начинают говорить по-русски, независимо от того, знают они язык или нет. Один из попутчиков оказался бывшим филологом: учился в Астрахани в литературном институте, потом преподавал русский и литературу, но вернулся на Родину и всё забыл. Он говорил на русском с сильным акцентом — впервые за двадцать лет.
Кроме рюкзаков у нас ещё был пакет с едой (хлебом и порошковой рисовой кашей), и я тоже оставила его в кабинете у чиновников. Вернулась за сумкой, а там странная бабушка, в платке и юбке в пол, заглядывает в пакет. Я аккуратно подошла, взяла пакет и переставила на другой стул: «Это моё», — говорю. Бабка сверкнула на меня глазом и зашуршала обиженно: «Да не нужен мне твой пакет! Я что, воровка, брать его буду?» — и ещё долго продолжала ворчать, когда я, сильно сконфуженная, вышла за дверь. Мы вернулись в участок уже вместе с Алишером, в кабинете была начальница и ещё та самая бабка. Бабка заполняла кучу каких-то бумаг — видимо, она там работала. Она снова зло на меня посмотрела и стала рассказывать начальнице о моих подозрениях. Но та не обратила внимания, весело поговорила с Алишером, как с близким другом, и спросила про разрешение на нахождение здесь.
Мы резко побледнели и начали косить под дурачков: не знали, мол, извините. Алишер посмотрел на нас, как на очень глупую, но очень славную и любимую овечку, и что-то сказал начальнице. После этого нас отправили к главной начальнице — подполковнику — выслушать все варианты. А их было немного: либо административное наказание — с судом и штрафом по 15 000 рублей с каждого, либо, на свой страх и риск, забираем паспорта. Только без регистрации, которую мы тоже просрочили на два дня. Я замерла. Волоокая товарищ подполковник сочувственно смотрит на нас, но настаивает на своём. Мне очень плохо, сижу с бутылкой мутной воды, разведённой с лекарством, и поминутно трогаю лоб.
— Вам плохо? — участливо спрашивает подполковник
— Да так, — говорю. — Отравилась по дороге к вам, еле сижу, но температуры нет.
И тут она начинает перечислять список таблеток, которые могут мне помочь. А потом говорит:
— Ну, вы подумайте, как вам лучше сделать. Только без регистрации вас нигде не пропустят.
— Послушайте, — начал Илья тоном, полным обезоруживающего отчаяния. — У нас нет таких денег. Мы студенты, мы недавно поженились.
В этот момент я почувствовала, как опустилось и побледнело моё лицо. Непроизвольно подняла глаза на начальницу, а она как раз посмотрела на меня. Её огромные чёрные глаза открылись ещё шире. А я подумала: «Боже, что же ты несёшь? Нас сейчас выгонят отсюда к чёртовой матери, в тюрьму посадят».
— Мы студенты, мы едем автостопом из Киргизии. У нас медовый месяц, я обещал Марину отвезти на источники, мы так туда хотели! Ну, вы понимаете, зачем, туда ведь женщины специально ездят. А теперь… как же так. Неужели мы туда не попадём?
Илья делает вид, что чуть не плачет. Я еле сдерживаю смех. Кусаю губы, то, потупившись, смотрю в пол, то поднимаю полные слёз глаза на начальницу. Илья пытается взять меня за руку, но, если он это сделает, я засмеюсь. Держусь из последних сил.
Подполковник спрашивает озадаченно:
— А вы что, знаете про «Фатиму Зухру»? А знаете, что там надо сделать?
— Ну, в дырку залезть, — робко вставляю я.
— Не в дырку, а в матку! — строго и с обидой в голосе отвечает товарищ подполковник. И сдаётся. — Ну что с вами делать? Давайте штраф на одного выпишу — это всё, что я могу.
— У нас всё равно нет таких денег! Тогда мы забираем паспорта и сразу едем в Душанбе. Прости, не получится у нас на «Фатиму Зухру», так жалко всё-таки, такой путь проделали ради этого…
— Ладно! Что-нибудь придумаем. Погуляйте минут десять пока.
Она позвонила знакомому из турфирмы, долго ругалась на таджикском и материлась на русском, но сделала нам пропуск за 800 рублей. Мы даже взятку не дали, чтобы не разрушить легенду.
— Алишеру скажите спасибо, он мой родственник, — сказала начальница и отпустила нас. Мы поскорее ретировались и пошли на базар — искать машину до источников.
