Клиническая смерть: немножко тут, немножко там

«Оккультизм всегда пытался осмыслить что-то за порогом смерти. Мистическая философия — это чрезвычайно обширный пласт культуры. Существует огромное количество школ и традиций, которые можно определить как мистические, и их позиции совершенно разные. Например, восточный мистицизм буддизма и индуизма сильно отличаются: первые считают перевоплощение уделом разрозненных кусков-дхарм, в то время как вторые верят в единую душу, проходящую цикл трансформаций.

Если говорить о телемитской позиции, то с нашей точки зрения смерть — это своего рода распад психической целостности на фрагменты (или атомы) духа. Это может происходить не одновременно с физической смертью, поэтому после кончины человека мы какое-то время чувствуем его. Происходят синхронии, умерший даже может передать живым какое-нибудь послание. После этого психическая структура распадается вслед за физической».

«В конце восьмидесятых (тогда мне было двадцать восемь) я жил в Днепропетровске, и мы с друзьями снимали частные спортзалы для занятий, чтобы не платить спорткомитету бабла. По сути они не имели права брать с нас денег, поскольку это не государственное учреждение. Но нашлись криминальные группировки, которым мы по каким-то причинам помешали, и ребятам дали задание меня убрать. Я любил отдыхать и тренироваться на крыше, потому что там относительно чистый воздух. И вот, в один из таких дней пришли парни и скинули меня с девятого этажа.

Мне не было страшно за себя в силу внезапности момента. Жизнь пронеслась перед глазами. Во время падения я цеплялся за ветки, которые росли вдоль дома. Они ломались, но сильно затормозили скорость полёта. Во дворе мужик убирался, и я упал прямо на кучу каких-то листьев. Это меня спасло, потому что в случае падения на асфальт я бы погиб. В итоге я получил всего лишь лёгкие разрывы внутренних органов и компрессионный перелом в трёх местах: поясничный отдел, грудной и шейный.  

Всё было туманно и неосознанно. Какая-то женщина вызвала скорую. Меня положили в машину, закрыли дверь, и я тут же отключился. Одна чернота. Пульс прекратился, когда я вознёсся над собственным телом. Тогда и наступила клиническая смерть».

«Клиническая смерть — обратимый период. Несмотря на остановку сердца и дыхания, человека при клинической смерти можно вернуть к жизни при помощи искусственной вентиляции, прямого массажа сердца и других процедур. Из-за остановки сердечной деятельности и дыхания возникает дефицит кислорода, поэтому особенно страдают чувствительные клетки коры головного мозга. Если вовремя не оказать нужную помощь, то нейроны погибнут, и наступит биологическая смерть.

Крупнейший патофизиолог Владимир Неговский (основатель науки реанимации — прим. ред.) говорил, что первые сроки клинической смерти длятся примерно пять минут, и в это время при нормальной температуре клетки сохраняют свою работу. Когда остановка дыхания длится дольше — умирают. Протяжённость второго срока гораздо длительнее и возможна только в особых условиях. Например, охлаждения. Иногда врачи специально охлаждают ткани для того, чтобы увеличить устойчивость к гипоксии.

Существует такое явление, как теологическая смерть. При этом погибают клетки коры, и люди теряют сознательные функции, сохраняя активность только подкорковых центров. Это приводит к тому, что у человека пропадает личность. Жизнь такого организма можно поддерживать путём искусственного питания, но высшие когнитивные функции пропадают. Восстановить их невозможно. Для того, чтобы определить состояние человека, в клиниках используют электроэнцефалограмму, которая оценивает параметры электрической активности головного мозга. Прекращение этой активности обычно указывает на смерть».

В представлении христианства смерть имеет две формы: телесную (биологическая смерть) и душевную (бездуховность в живом теле) — и считается следствием грехопадения человека. Для многих христианских мучеников прекращение мирской жизни означало новое рождение на небесах, поэтому переход в иной мир воспринимался как радостное перевоплощение.

Идея вечной жизни давно перетекла из религии в культуру и стала популярной темой, как в искусстве, так и в контексте кухонных разговоров. Христианская церковь учит тому, что данная при рождении жизнь временна и несовершенна, но Бог даёт возможность сынам своим получить нетленную жизнь на небесах. С одной стороны, это убеждение лишает человека многих удовольствий, поскольку религия накладывает табу на многое для достижения высшей цели, с другой — даёт надежду на что-то большее.

«Пребывая в клинической смерти, человек находится немножко тут и немножко там, поэтому ещё имеет возможность покаяться. А если откачивают, то есть ещё много возможностей сделать жизнь другой. Это не столько испытание, сколько встреча с иным миром. Оно даётся, когда человеку ещё есть что сказать, но нужно что-то переосмыслить».

«Я не мог понять, в чём же дело. Что за человек там лежит? Что-то похожее, родственное, но не я. Может быть, мой брат? Было состояние неотождествления с телом. И это нормально, так как я был некоей субстанцией, воздухом. Я был прозрачен и мог перемещаться в любую точку, о которой думал.

Врачи сразу начали суетиться и запустили электростимулятор. Но они остановили мне сердце: врач был дебильный, хотя профессор. Меня положили на каталку и повезли в морг. Только тогда произнесли моё имя, и я понял, что тело моё. Я испытал что-то вроде паники, пытался мысленно заставить тело работать и вихрем влетел в тело. Там были тогда молодые практикантки — они дико визжали: „Мертвец проснулся!“»

«Существует слишком много версий насчёт того, почему люди видят свет в конце тоннеля в момент перерожденческих переживаний. Есть любопытная полупсихологическая-полуоккультная версия: в момент смерти происходит своего рода сворачивание времени, и свет в конце тоннеля — это самый первый опыт жизни, опыт путешествия по родовому каналу».

«Я лично не слышал, чтобы люди видели Бога или свет в конце тоннеля. На эту тему в шестидесятые-семидесятые было много разных книг в Америке, но мы и про Бабу-Ягу читали. Обычно люди, перенёсшие клиническую смерть, ничего не говорят — они медленно восстанавливаются. Когда у меня были успешные попытки реанимации (а такие были не все), пациенты плавно пробуждались ото сна. Так же люди возвращаются из комы».

«Смерть — это последний экзамен. Переход на другой уровень. Я не могу сказать, имеет ли клиническая смерть первично духовную нагрузку, но она играет роль последнего аргумента к продолжению жизни. У меня были случаи, когда люди рассказывали, как во время клинической смерти встречались с такими вещами, что начинали ходить в храм. Когда-то я причащал одного инженера-изобретателя и спросил, что его побудило прийти в церковь? Он сказал, что попал в автоаварию и перенёс клиническую смерть. По его словам, он увидел темноту, а потом шёл по полю. Впереди него был город с огнями и дерево с фонариками. И там были не миллионы, а мириады поющих птиц. Внезапно на фоне всего этого великолепия прозвучало тихо и кротко: „Не готов“. И тут он проснулся».

«У человека, пережившего клиническую смерть, чаще всего возникает новое отношение к жизни. Кардинально меняются цели и ценностные ориентиры. Такие люди начинают иначе относиться к окружающим, появляется теплота в общении с близкими. И всё-таки они не стремятся делиться своим опытом — они переживают это внутри себя. Им достаточно того, что сами знают.

Подобные трансформации по-разному сказываются на психике. Иногда человек может попасть в депрессивное состояние, осознав, как он жил до этого, и что ему теперь остаётся. Иногда достигает «просветления», но бывает и так, что возникают нервные дефекты: нарушается память, мышление, сознание и меняется эмоциональный фон.

Пациенты сталкиваются с одной проблемой: в этом мире и дальше нужно жить, хоть и с другим ощущением. Хороший контакт возможен, когда есть понимание, что с психотерапевтом  можно разделить своё переживание. Но если человек не заявляет своих проблем и не хочет лечиться, то это не помощь — это насилие».

«Мне неизвестны случаи, когда представители мистических течений провоцировали клиническую смерть для приобретения духовного знания. Этот миф связан с тем, что любая инициация в каком-либо оккультном сообществе является символической смертью. Индивид умирает как чисто биологический инстинктивный субъект и возрождается как субъект культурный, включённый в особое смысловое поле. Философ Мирча Элиаде определял инициацию в качестве этой радикальной смены статуса бытия. Физически может не происходить ничего, но на символическом уровне происходит полноценный опыт смерти и возрождения. Самое радикальное, с чем мне приходилось сталкиваться в физическом плане — кенотафы (зарывание под землю в гробу с трубкой для дыхания на длительный срок).

Интересно, что в последнее время эту практику позаимствовали психологи. Но тут, как всегда: если полноценный оккультный кенотаф длится минимум четырнадцать часов, то психологический обычно продолжается не более получаса.

Кенотаф — полноценный опыт духовного перерождения. Современный человек погружён в тепличные условия: у него нет вызова, нет реального стресса. Кенотаф может стать важным опытом, позволяющим убедиться в собственной суверенности и выйти за пределы материнской цивилизации. Но с такими практиками работают единичные школы. Разумеется, всегда могут найтись идиоты, которые не соблюдают должную технику безопасности: то трубка порвётся, то гроб проломится. Инициация более безопасна. Ну, например, можно поместить вас в чёрную комнату, обитую черепами, и попросить написать завещание. Очевидно, что это нормальный элемент масонского посвящения, но бессознательное всё равно переживает должный ужас».

«После клинической смерти человек навсегда меняется. Он хочет жить и начинает ценить себя. У меня появилась тонкая чувственность. Я начал ощущать женщин: кто из них донор, а кто вампир. К тому же, раньше у меня не было такой явственной связи с Богом. Хоть я и научного мировоззрения, но у меня есть субъективное ощущение Творца в себе. Иногда он диктует мне низким голосом, как следует поступить. Я ходил к психотерапевтам, и они сказали, что это нормально».