Новый текст-приквел из вселенной рассказов писателя Алексея Понедельченко, в котором он, наконец, раскрывает историю становления своего пристрастия к писательскому ремеслу. Как после разноса от взводника на фоне отжимающихся срочников и гимна России курсант Понедельченко впервые осознал, что нашёл своё призвание в письме, пошёл учиться на журналиста, но так им в итоге и не стал — в писательских мемуарах легендарного автора самиздата.
Всё началось в армии.
Я был курсантом учебного батальона и на тот момент прослужил целых четыре месяца. Впереди было ещё пять раз по столько же, и это наводило некоторую тоску.
Мои потребности упали в канаву у подножья пирамиды Маслоу. Просмотренный в школьные годы фильм «День сурка» заиграл новыми красками.
Но даже всё перечисленное выше не могло бы описать состояния моего сослуживца, гвардии рядового Шилова. К сожалению, я почти ничего не знаю об этом парне, кроме того, что он служил в соседнем батальоне. Мы не были знакомы лично, я даже никогда его не видел.
Как-то раз наш взвод рассадили в инженерно-сапёрном классе с целью проведения внеочередной воспитательной работы. Такая обычно случалась после какого-нибудь вскрытия. То киоск на территории части вскроют, то вены, то замполит вскроет новый факт неуставных взаимоотношений. И каждый раз после подобных мероприятий командир взвода проводил с нами воспитательную работу. Вот и теперь.
— Ребятишки! — начал взводник. — Я хочу рассказать вам про гвардии рядового Шилова, который восемь месяцев не писал домой писем. Представляете? Восемь месяцев уёбище молчало! Ему мамка пишет: мол, как ты там, сыночек? Мы тут репку выдернули, курочка Ряба яичко снесла, Сивка-Бурка огород удобрила, подснежники выросли… А сыночку похую...
Я сидел у окна возле тёплой батареи. На улице шёл снег.
— ...Ему бы только срать и спать, больше ему ничего не надо. У него только пизда и прянички на уме!
Я тоже подумал о пряниках с женской лаской, и меня начало клонить в сон.
— Ребятишки, вы поймите, что за вас там до́ма переживают. Это тут вы всем до пизды, вас таких каждые полгода подвозят. А дома же совсем другая обстановка...
Я начал медленно моргать. Сонная атмосфера заполняла помещение учебного класса. Взводник, продолжая говорить, потянулся за длинной деревянной указкой.
— Ну так вот, родители этого Шилова решили, что их сына уже нет в живых. И начали писать письма. В газеты начали писать, в «Ищу тебя», в Комитет солдатских матерей, в прокуратуру! Всех на уши подняли, короче.
Я как мог сопротивлялся сну. Батарея грела всё жарче. По глазам било небытие. В этот момент командир взвода взял в руку указку и с размаху зарядил ей по плечу одному из солдат на первом ряду.
— Кубик, хули спим? — крикнул взводник одновременно со звуком удара.
— Я не спал! — подскочил рядовой Кубик.
— Асисяй!? — передразнил взводник. — Упор лёжа принять! Отжимайся, пока мне не надоест, и вслух считай.
От вида отжимающегося Кубика я немного взбодрился. Взводник продолжил воспитательные мероприятия:
— В целях недопущения повторения всяких таких пиздецов, командир бригады распорядился организовать службу таким образом, чтобы каждый солдат, каждая слоняра спящая... — взводник с размаху зарядил указкой кому-то ещё. — ...Чтобы каждый мальчик-спальчик писал домой два письма в неделю. Всем ясно? Два. Письма. В неделю. Вопросы есть? Руку в гору ставь, у кого есть вопросы?
Кубик открыл второй десяток отжиманий. Мой сосед по парте поднял руку.
— Рядовой Коровин. Товарищ гвардии старший лейтенант, а что писать?
— Что? — взводник сделал удивлённый вид.
— Я не знаю, что писать, товарищ старший лейтенант.
— К доске! — скомандовал взводник. — Становись там возле Кубика в упор лёжа. Кубик, сколько отжался?
— Двадцать три раза! — ответил Кубик.
— Кубик, отдыхать. Коровин, двадцать три отжимания! Приступить!
Коровин начал отжиматься, а Кубик считал его отжимания вслух.
— Кто ещё не знает, о чём писать домой? — спросил взводник.
Незнающих не нашлось.
— Сержант Бондарчук, раздайте листочки!
Сержант с лицом актёра Лифанова прошёл по рядам и раздал всем по одному тетрадному листу в клетку. Рядовой Коровин отжался двадцать три раза.
— Задача всем ясна? — поинтересовался взводник. — Сидим и пишем письма домой! Кубик, Коровин, встать, занять места в классе! На ваше место сейчас придёт рядовой... Басмачёв, сука, не спать!
Взводник приложил указкой дремавшего Басмачёва.
— К доске, Басмачёв! Ловишь джамбу и поёшь гимн. Приступить!
Рядовой Басмачёв вышел к доске, сел на корточки и начал выпрыгивать из этого положения вверх, сопровождая каждый прыжок хлопком в ладоши над головой. Эта экзекуция и называлась ловлей джамбы.
— Гимна не слышу!
— Россия (хлоп) священная (хлоп) наша (хлоп) держава (хлоп)...
— Громче!
— РОССИЯ (ХЛОП) СВЯ (ХЛОП) ЩЕННАЯ, гм, НАША (ХЛОП)...
У Басмачёва был насморк, и это вносило в его прыжковое пение нотки эпохи VHS.
— Пишем, ребятишки!
Я достал ручку, посмотрел на подпрыгивающего Басмачёва и написал: «Здравствуй, мама! У меня всё хорошо». Далее писать было решительно нечего, но ловить джамбу не хотелось ещё более решительно. Я подумал и продолжил: «Кормят неплохо, скучать не приходится, служить осталось всего 20 месяцев».
— СЛААА (хлоп) ВЬСЯ (хлоп) ОТЕЕЕ (хлоп) ЧЕ… ЧЕСТВО (хлоп).
Припев российского гимна в исполнении заебавшегося джамбой Басмачёва был настолько же ужасен, насколько было абсурдно само происходящее вокруг.
Я перечеркнул всё написанное, перевернул листок и начал заново: «Пиздец. Точнее, привет. Пишу тебе это письмо и смотрю на пацана, который прыгает, хлопает в ладоши и поёт гимн. Одновременно. У меня всё в порядке, с незначительными поправками на ветер и армию. Ветер, кстати, тут везде. Даже если в коробку из-под холодильника залезть, то всё равно будет откуда-нибудь дуть… Хорошо, что Аляску продали. Иначе бы и там служить пришлось...»
Самоцензура, не дававшая писать писем родным, вдруг обернулась запалом для написания писем друзьям. Так я начал писать два письма в неделю и через какое-то время понял, что мне определённо это нравится.
— Вы что-нибудь писали раньше? — спросила женщина в приёмной комиссии университета, куда я решил поступать после демобилизации.
— Я писал письма. Очень много писем.
— Корреспонденцию какую-то?
— ...
— А кроме писем что-то писали? Публиковались где-нибудь?
— Я некоторое время вёл боевой листок и пару раз придумывал анекдоты в стенгазету к первому апреля.
— Пару раз?
— К счастью, да. Третье первое апреля я бы там не вывез.
— Что не сделали?
— Не вынес бы, говорю, ещё одного первого апреля.
— Давайте ваши документы! — выдохнула женщина.
Я протянул аттестат, диплом технаря, военник и рекомендацию для внеконкурсного зачисления в ВУЗ с гербовой печатью.
— Рекомендация — это, безусловно, хорошо. Однако она не освобождает вас от прохождения творческого конкурса. Если вы его не пройдёте, то не поступите на отделение журналистики. Понимаете?
— Так точно!
Творческий конкурс заключался в написании сочинения на одну из двух тем. Они лежали в конверте, который вскрыла заведующая отделением журналистики.
Темы были следующие:
Толерантны ли российские СМИ?
Человек, который меня удивил.
— Уважаемые абитуриенты, вопросы есть?
— Что такое «толерантны»? — спросил я.
— Хм… Я думаю, если вы не знаете значения этого слова, то вам лучше взять вторую тему! — ответила заведующая.
Удивительных людей я видел много. Взять хотя бы нашего комбата, майора Роликова. Уж что-что, а удивлять он умел.
Иногда он показывал на стелу погибшим воинам и говорил, что это памятник всем тем, кого он мало пиздил. В свои сорок три он наворачивал кроссы быстрее любого двадцатилетнего физкультурника в батальоне. Давал по шее солдатам из Башкирии и приговаривал: «Земляку пизды дать — как на Родине побывать!» Иногда он заходил в роту после отбоя и кричал в спящее расположение о том, что он прямо сейчас собирается пойти выебать кого-нибудь из наших ровесниц. Удивительный, одним словом, был человек.
Творческий конкурс я прошёл. Оставался сущий пустяк — устроиться работать в какую-нибудь газету или журнал, так как это был обязательный пункт при заочном обучении.
В детстве я часто гостил у бабушки. Когда ужин был съеден, а уроки сделаны, мы включали телевизор и смотрели латиноамериканские сериалы, которые по вечерам шли каждый час. Персонажем одного из этих сериалов (кажется, он назывался «Реванш») был некий журналист со странной фамилией Пантоха. У него было умное лицо, длинный плащ, очки и печатная машинка. Кажется, в какой-то момент сюжет повернулся так, что журналист Пантоха получил по своему умному лицу. Ну или имел на это все шансы. Что-то там ему угрожало, а он мужественно вёл своё расследование. С тех пор, когда я слышу слово «журналист», в голове всплывает образ этого Пантохи.
И вот сижу я такой в редакции газеты и поглядываю в своё отражение в стекле серванта слева от меня.
Я пришёл на собеседование. Мне задают какие-то вопросы, я что-то отвечаю и дико волнуюсь. Из отражения в серванте на меня смотрит какой-то лысый тип, который похож на кого угодно, кроме журналиста. У меня есть фотка тех времён.
Собеседование я прошёл.
Газета, в которую я устроился, называлась «Семейное счастье» и носила статус рекламно-информационного издания. Моей задачей было увлекательно писать на тему, которую обозначал рекламодатель. Как вы уже поняли, с журналистикой это не имело ничего общего. Кроме того, этих рекламодателей нужно было ещё и найти. Я искал рекламодателей, писал рекламные тексты, составлял кроссворды на последнюю полосу и работал со входящей бумажной почтой.
Как-то утром я представлял коллегам свой гениальный, как мне тогда казалось, рекламный текст, написанный для магазина отделочных материалов «Талисман». Я зачитывал его стоя и с выражением:
— Товарищ, приступая к ремонту в жилище,
От проблем зачастую болит голова.
Знай — всё, что нужно для ремонта, отыщешь
В «Талисмане» на Бобровой, дом два.
Зазвонил редакционный телефон. Трубку снял главред.
— Здравствуйте. Да... Ответы будут в следующем номере... Нет… Одну минуту, — редактор протянул мне трубку. — Леша, это тебя. Поговори. Кто-то не может разгадать твой кроссворд!
Я подошёл к телефону.
— Слушаю вас.
— Здравствуйте. Меня зовут Арсений Петрович. Я 1932 года рождения. Я разгадал очень много кроссвордов, но ваша газета поставила меня в тупик. Вот скажите, например, что ещё за «отношение к сношению после завершения»?
— Апатия… — машинально сообщил я ответ.
— Апатия? Ах…
Арсений Петрович повесил трубку.
Я продолжил читать:
— Смеси сухие, шпатлёвки и краски,
Монтажные пены, герметики.
Диву даются строители в касках,
Таращат глаза эстетики.
В офис зашёл водитель, который принёс содержимое редакционного почтового ящика.
— Лёха, это тебе.
Надо было заканчивать.
— Короче, конец такой:
Возникнут вопросы — звони, задавай,
Приезжай, всегда милости просим.
Телефонную трубку бери, набирай
Пять двенадцать восемь семь ноль восемь.
Редактор достал сигарету и начал разминать её пальцами:
— Залез Гаврила в ипотеку, Гаврила краску покупал.
— Ну а чего? Адрес есть, ассортимент описан, телефон указан, текст вполне оригинален. Все требования выполнены.
Я сел за стол и начал перебирать входящий бумажный спам. Нужно было обработать каждую листовку, каждый буклет, каждую газетёнку. Во всех них размещались какие-нибудь рекламодатели, которых нужно было взять в работу и, по возможности, попробовать перетащить в нашу газету. Занятие так себе, но я старался.
— Ну, что у нас тут? — разглядывал я рекламные листовки пластиковых окон, телефонных провайдеров, оперативной полиграфии и так далее
На дне стопки спама лежала чёрно-белая газета «Колёса судеб». Хотя газета — громкое слово. Четыре полосы формата А4. На обложке были нарисованы различные звёзды, циферблат, витрувианский человек, козлиная голова, колесо от телеги с деревянными спицами. Казалось, что верстальщик стремился уместить на небольшой площади все круглые достояния мировой художественной культуры. Всё это сопровождалось текстом о том, что судьба человека зашифрована в его дате рождения, а авторы газеты таки разгадали этот шифр и теперь могут не только предсказывать судьбу, но и создавать идеальные семьи. Идеальная семья, в свою очередь, это два человека с определёнными датами рождения.
— Интересно! — подумал я и раскрыл газету.
Левая полоса имела заголовок: «Он ищет её», а правая — «Она ищет его». Под заголовками ровными столбцами были размещены два массива дат рождения.
В редакции зазвонил телефон. Трубку взял водитель.
— Редакция! Да. Говорите… Ну, смотря какие. Прочтите что-нибудь. Только с выражением.
— Кто звонит? — спросил я.
— Тс-с-с-с! — водитель закрыл микрофон рукой. — Мне тут стихи читают!
— Хорош издеваться над людьми.
— Нет, не публикуем, извините! — водитель положил трубку.
— Ты когда родился?
— При чём тут это?
— Дату рождения скажи?
— Первого апреля восьмидесятого года.
Я пробежался по списку в «Она ищет его». Даты рождения водителя не было.
— Тебя никто не ищет.
— И слава богу...
На последней полосе находились выходные данные. Тираж газеты составлял 999 экземпляров. В качестве телефона для связи был указан федеральный мобильный номер. Я подвинул к себе телефон:
— Алло, добрый день. Меня зовут Алексей, я представляю газету «Семейное счастье». Я внимательно изучил вашу газету «Колёса судеб». Очень интересно. В жизни не встречал ничего подобного. Скажите, насколько достаточный отклик приносит ваша газета?
Я хорошо знал, сколько стоит выпуск четырёх полос формата А4. Кроме этого, я хорошо представлял, что такое 999 экземпляров в двухмиллионном городе, — капля в море. В общем, мне ничего не стоило заинтересовать своим «Семейным счастьем» человека на том конце.
«Колёса судеб» выпускало брачное агентство «Сводники». Они снимали кабинет в здании, где в советское время располагался какой-то НИИ. «Сводников» было трое — двое мужчин и женщина, которую звали Валентина Павловна. Она сидела за столом напротив входной двери и вертела стоящую на столе конструкцию из нескольких разрисованных кругов, нанизанных на одну ось.
— Вот как это происходит! — говорила она. — Мы берём дату рождения суженого, разбираем её на знаки, выбираем их вот тут, вращаем первое колесо, затем второе, следующий знак, третье колесо...
Я стоял посреди своднического офиса, окна которого выходили на север, а дверь на юг. Как мне сказали, в городе не такой уж большой выбор помещений, удовлетворяющих этим географическим требованиям. Недаром здесь базировался НИИ.
Стены офиса напоминали стены кабинетов частных детективов из американского кино. Многочисленные вырезки фотографий, газетных статей, изображение разных личностей разных религиозных культов, ловец снов, календарь 1961 года, перо какой-то птицы, портрет Ванги, шахматные задачи… Голова шла кругом. Я перешёл к делу:
— У меня к вам вот какое предложение. Тираж нашей газеты — 50 000 экземпляров. Это в 50 раз больше, чем тираж ваших «Колёс судьбы». За те же самые средства, что вы тратите на их выпуск и распространение, я предлагаю вам размещение в нашей газете. Объём, конечно, придётся уменьшить до одной полосы А3, но, я уверен, при грамотной вёрстке и балансе текстового материала с иллюстративным мы получим хороший читательский отклик. То, чем вы занимаетесь, — весьма интересно. Давайте попробуем?
Долго уговаривать не пришлось, и уже в следующем номере «Семейного счастья» появился один небольшой текст, три или четыре иллюстрации и пара сотен дат рождения.
Читательский отклик последовал незамедлительно.
Уже утром в редакцию позвонил какой-то мужчина и потребовал к телефону главного.
— Главного мне!
— Редактора?
— Кого угодно!
— У нас кого угодно главным не назначают.
— Да поебать мне. Меня шестая страница интересует. Кто допустил?
— Что допустил?
— Не притворяйтесь! Вы с ними заодно! Ладно ещё они. А вы хоть понимаете, что играете на поле высшего разума? Или вы думаете, что это вам хиханьки-хаханьки, чиселки-хуиселки?
Звонившему хорошо давалась лексическая редупликация.
Другой читатель позвонил в тот же день. Он кричал голосом учителя из песни «Another Brick in the Wall-II» альбома The Wall группы Pink Floyd.
— Вы знаете, что знание подобно молотку? — спрашивал звонивший.
— Что вы имеете ввиду?
— А то, что молотком можно гвоздик забить, чтоб картину повесить, а можно и по голове. Понимаете, о чём я?
Я радовался.
Каких только рекламодателей я не приводил в нашу газету, каких только текстов я для них не писал. Иногда получалось так, что отдача от всего этого была низкой и рекламодатели рвали с нашей газетой всякие отношения. Здесь же всё было наоборот. Если уж к нам в редакцию звонят, то что же происходит в офисе «Сводников»?
Через три месяца я позвонил Валентине Павловне, чтоб обсудить с ней продление договора о нашем плодотворном сотрудничестве.
— Здравствуйте, Валентина Павловна. Скажите, когда к вам можно подъехать. У нас там договор…
— Мне нужна дата рождения вашего директора!
— Э-э… Что, простите?
— И ваша.
— Я вас не понимаю.
— А что непонятного? Пришлите мне по почте ваши даты рождения. Потом будем разговаривать дальше.
Я был несколько обескуражен. Не то чтоб я держал в тайне свой день рождения, но тон Валентины Павловны меня насторожил. Не везёт мне с постоянными клиентами, что ты будешь делать? Я пошёл к начальнику.
— Виктор Владимирович, у меня два вопроса. Когда вы родились и не будете ли вы против передачи даты вашего рождения нашим рекламодателям? Они зачем-то интересуются.
Начальник напрягся лицом и посмотрел мне в глаза.
— А что им это даст?
Я пожал плечами.
— Нет. Это конфиденциальная информация.
Тут напрягся я.
— Мы можем остаться без рекламодателей, Виктор Владимирович.
— А чтоб не оставаться без рекламодателей, нужно работать, а не ерундой заниматься. Сколько у тебя звонков было на этой неделе? А встреч сколько? Или ты думаешь, что тебе тут за твои кроссвордики платят? Что у тебя по окнам? Мне дома в почтовый ящик газеты бросают, там одни окна размещаются. Такой рынок. Столько денег можно там заработать. А ты чем занимаешься? Хернёй! Журналист, блядь!
Было обидно и нечего возразить. «Пошли курить?» — написал я верстальщику в аську. Через минуту мы встали и вышли из офиса на улицу.
— Шеф что-то на взводе. Орал на тебя…
— Да… Ты не знаешь, когда у него ДР?
— Нет. Я про свой ДР забываю иногда. Тут верстаю и дома по удаленке ещё. Ты скажи этой своей Ванге, пусть она сама ему звонит и базарит с ним.
Это была хорошая идея. Я достал мобильный телефон и позвонил в офис «Сводников».
— Я родился второго августа 1984 года. А когда родился наш директор, я не знаю. Может быть, вы сами ему позвоните?
Вечером я опоздал на электричку и, ожидая следующую, ходил по платформе. Зазвонил телефон.
— Алексей, это Валентина Павловна. Я хочу сказать вам вот что. Уходите с вашей работы.
— Куда?
— Да хоть куда. Во-первых, это всё не ваше. Вы занимаетесь там ерундой. Вы вообще для другого рождены совсем. А во-вторых, мы сами тут, по своим каналам, всё узнали про вашего этого руководителя. Бегите от него. Сами уходите и забирайте других. Он обманщик. По натуре по своей.
— А кого он обманул?
— Чтобы быть обманщиком, не обязательно кого-то обманывать здесь и сейчас. Понимаете?
— Если честно, то не очень.
— Вот подумайте над моими словами. А работать мы с вашей газетой прекращаем. Прощайте.
Я ехал в электричке и переваривал текущую обстановку. Надо было в армии оставаться. Служил бы сейчас по контракту. Там хоть и дурдом, но всё ясно и предсказуемо. А тут чёрт-те что.
В газете я продержался меньше года. Другая работа нашлась как-то сама собой. Я уходил без сожаления.
В последний рабочий день наш водитель предложил подвезти меня до станции электрички. Мы ехали и болтали о разном.
— Интересно, — рассуждал я, — сколько экземпляров нашей газеты действительно читают? Она же бесплатно распространяется. Кто-то читать возьмёт, а кто-то печь топить.
— Да никто её не читает! — водитель махнул рукой.
— Почему? Звонят же. Сумасшедшие звонят. Бабки всякие. По кроссвордам опять же…
— Вот и я удивляюсь, откуда они берутся? Ты думаешь, тираж газеты реально соответствует заявленному? Пиздёж это всё. По бумагам, конечно, везде проходит как 50 тысяч, но это чтоб не доебались. А дирик там с типографией вась-вась, на моей памяти никогда такого тиража не было. Пять-десять тысяч, не больше. Это вам он втирает что-то, чтоб вы верили и других убеждали. А я же всю эту подноготную знаю. Три года тут документики вожу, да и всю эту братию… Ты правильно сделал, что ушёл. Нечего тут делать. Я вот сейчас кредит выплачу и тоже новое место искать буду. Все эти говногазеты скоро закроются на лопату. Ты, кстати, какую работу нашёл? Чем заниматься планируешь?
— А меня друг позвал антенны спутниковые населению ставить. Сперва стажёром недели две, потом самостоятельно. Денег обещает нормально. Работа с людьми, опять же. Я люблю с людьми работать.
— Ты же говорил, что писать любишь?
— Я много чего люблю. Писать, читать, в машине ковыряться. Не пропаду поди.
