Я никогда не поверю, Теодор, что под высоким и звёздным небом маленькие грызуны, похожие на белок, сводят концы с жизнью. Ты знаешь, Теодор, я плохо разбираюсь в небе, но, если посмотреть, не найти и крошечного кусочка без созвездия. И под этим небом они венчают дело, ныряя в умывальник с водой, по пять штук разом. Кто они? И что они мне хотят сказать этим? Я, конечно, пожалел, что не взял с собой справочник натуралиста. Из чтива у меня с собой было два тома дипломатии и что-то из детского, вроде, «Мойдодыр». Я решил, что просто хорошенько изучу их повадки.

Так я проснулся одним утром, решил почистить зубы и почувствовал привкус мышиного дерьма во рту. Я поднял крышку умывальника и задумался. Относительно вечности, Теодор, эти смерти — ничто, и я уже давно не сентиментален и знаю: жизнь — это не пикник. Я привык к тому, что существование — это пустой осенний лес с сухим хрустом листьев под ногами. Я стал циничным и мне близок фатализм, но всё это не выходило из моей головы, мысли постоянно возвращались к этим смертям. Возможно, всё слишком просто, и это всего лишь гармоничная природная аномалия или космический гипноз, которому, как ты хорошо знаешь, так подвержено семейство грызунов. Но, может быть, всё намного сложнее?

В конце концов, цель моей поездки к крутым берегам была совершенно не в этом.

Меня до сих пор интересует тема НЛО, странные следы диких животных и необычные крики птиц, но больше того меня захватывают глубинные темы — тёмные ямы. Появляющиеся в тумане плавучие церкви на воде, например, либо же плот, на котором много лет подряд сплавляется один старик и сорок голых женщин. Ты знаешь, я видел этот плот, когда был слишком юным, к тому же я был наивным. Просто подумал тогда, что в этом нет ничего странного, что так надо: плот и сорок голых женщин в компании старика. Проплывая мимо, девушки брызгались водой, а их смех разносился и, петляя руслом реки, на повороте срывался в лес, откуда возвращался глубоким эхо. Старик молча сидел, не придавая ничему значения.

Уже заходило солнце, и, как это свойственно наблюдательным людям, обладающим холодным рассудком и пытливым умом, я продолжал думать о зверьках. Теодор, я думал, что они совершенно ручные, хоть и привыкли жить в своём диком мире. Они спускались ко мне с ветвей кустарника, а я — стыдно признаться перед тобой сейчас — но я пытался накормить их дешёвым сыром, подобно школьнице, пересмотревшей диснеевских мультфильмов про белок и принцесс, подумав, что они едят орехи и сыр. Мне и в голову не пришло предложить им, например, птенца или змеиное яйцо, выкопанное в крутом берегу, а их там много, и надо было лишь знать повадки. Знаешь, я узнал всё это позже от рыбака-сомятника, который ловит ночью на квок.

Вечером к моему берегу причалила лодка, в которой сидел старый, но очень крепкий мужчина, он запустил широкую руку в карман своей дублёнки и вытащил мягкую пачку папирос. Несмотря на то, что было ещё достаточно тепло, от его тяжёлой куртки веяло ночной сырой рекой. Почему-то в этот момент я точно понял, что он не может не знать про этих зверей. Я принёс трупик и показал. Он не спеша достал папиросу, постучал одним концом о железный борт и, ввинтив её между седыми усами и нижней губой, сперва окрикнул пса, а затем медленно сказал: «Садовая соня, как не знать. Давай всех, что есть». Я подумал, что стоило заодно спросить, не видел ли он плот либо же плавучую церковь, но, думаю, это слишком много для одного раза.

Я ему отдал трупики садовых сонь, чтобы он их использовал как наживку — ведь, как известно, сом очень любит птиц, особенно годовалых воробьёв, мелких зверьков, мидий и лягушек.

Я взял с собой несколько книг, чтобы можно было периодически отвлекать себя от наблюдений и всех этих мыслей — два тома дипломатии и что-то детское, вроде, «Мойдодыр», я уже говорил тебе. Я вчитывался, а в темноте, когда в лесу шумели сушняком звери или с ветки поднималась птица, слышались подозрительные шорохи. Никто не обращал внимания на постороннего человека: лес жил и был звучен, а я был таков.

Мне надо идти, Теодор. Будет время, и я обязательно напишу тебе про плавучие церкви и про тот самый плот.