Как майор Плетнёв встретил Д.Е.Да

Текст и иллюстрации: Олег Навальный
/ 27 декабря 2017

Олег Навальный — политический заключённый и родной брат политика Алексея Навального. Сидит по делу «Ив Роше» — тому самому, из-за которого оппозиционеру не дают баллотироваться в президенты и которое ЕСПЧ признал необоснованным. Олег сидит в тюрьме уже третий год (полтора из них — в одиночной камере), но назло системе с помощью бумажных писем он успел стать блогером, запустить проект тюремной татуировки по собственным эскизам и даже сделать игру для Meduza. Самиздат попросил Олега написать свою Ту самую историю, но вышел литературный дебют — новогодняя сказка, исполненная в лучших традициях магического реализма и с фунтом тюремной жести.

Майор Плетнёв лежал лицом на своём рабочем столе, зарыв кисти рук в мелкую поросль бобрика на затылке, и тихо скулил «Прощание славянки». До такого жалкого состояния служащего УФСИН России довела Вселенная. Ни больше ни меньше. А ведь и месяца не прошло с тех пор, как он сменил статус в «Одноклассниках» на «судьбы баловень».

Неожиданный приказ из Москвы, словно таинственное свечение НЛО, патрулирующего кукурузные поля техасщины, озарил тлен мрака его карьерной лестницы, превратив майора из рядового функционера спецчасти воспитательной колонии для несовершеннолетних п. Чумикан (по сути канцелярской крысы) в начальника тюрьмы особливо-строжайшего режима секретности имени Грин И. А.

Об этом исправительном учреждении ходили легенды по обе стороны от закона. Место лишения заключало в себе самых отпетых рецидивистов и располагалось на дне Ледовитого океана аккурат на Северном полюсе. Географическая точка, до которой батискафы стран развитого капитализма планировали добраться только к 2025 году, ещё во времена наркома Берии были нанесены на карту ГУЛАГа, в кратчайшие сроки там были возведены жилые бараки, столовая, медчасть, клуб...

Сегодня страшно подумать о количестве жизней, принесённых в жертву во имя светлой цели исправления криминальных элементов, — для того чтобы возвести этот храм ресоциализации ниже ватерлинии. Глядя на винтажные фото первых лет жизни этой тюрьмы, казалось трансцендентным то, каким образом з/к смогли соорудить постройки из морёного кедра и спичкряжа, обеспечивая герметичность зданий, промазывая стыки и щели илом и мелким ракушняком.

Сегодня, в век навязанной партнёрами извне гуманизации, тюрьма стала не той и была полностью реконструирована силами вольнонаёмных дочерних организаций Ростеха с использованием современных технологий и материалов, в полном соответствии с отраслевыми нормативами. Ввиду секретности деньги на возведение сего пенитенциарного комплекса были скрыты в других статьях бюджетов разных уровней. Например, злые языки, голословно обвинявшие чиновников в коррупции при строительстве «Зенит-Арены», не могли знать, что плохо растущий газон и злонамеренная порча крыши стадиона бакланами — это лишь хитроумно-гениальные прикрытия расходов сверхтюрьмы на оборудование кабинета психологической релаксации (Массажное кресло — 2 шт. Аквариум большой — 1 шт.).

Две недели назад, впервые прибыв на новое место работы, Плетнёв ощутил, что птица счастья перенесла его из архаичного ада Хабаровского края в рай постиндустриального общества в окрестностях ледяной шапки мира.

Потом начались проблемы.

Близился Новый год, поэтому поначалу майор Плетнёв без сомнений и внутренних упрёков подписывал заявления на краткосрочные, но внеочередные отпуска сотрудников: путь до Большой земли занимал время. А даже сотруднику УФСИН нельзя отказывать в проявлении чувств человеческих: Новый год — семейный праздник. Когда количество подобных заявлений начало расти лавинообразно, с помощью старой доброй бюрократии Плетнёву удалось поумерить пыл сотрудников: он направил все заявления на предварительное визирование начальнику отдела кадров, отбывшему в отпуск самым первым.

За отпусками последовали больничные. Младший офицерский состав вперемешку со старшим повально страдал от коклюша, кори и кровоточащих то тут, то там язв и стигматов. Плетнёв справился с нарастающей проблемой использованным ранее крючкотворным приёмом: отправил всех подтверждать свой недуг у начальника медчасти, зная, что тот уехал на карнавал в Рио лечить «пляску Святого Вита».

Потом началась череда членовредительства и дезертирства с элементами мародёрства, и вот теперь, в канун Нового года, фактическая укомплектованность штатного расписания едва достигала десятка процентов.

На охранном периметре недостаток дозорных был таким катастрофическим, что на некоторых вышках пришлось развешивать постеры Пореченкова, оставшиеся после прошлогоднего концерта, посвящённого Дню сотрудника УИС. Изображению актёра в клубе лишь усилили темноту кругов под глазами, и издали он стал неотличим от дозорного на вышке в тулупе и каске «Пресса».

Спасало то, что из тюрьмы, находящейся под толщей льда и воды околонулевых температур, бежать было крайне трудно: требовались плавсредства. Все батискафы и мини-подлодки, находившиеся в рабочем состоянии, были отправлены в порты континента, якобы (и на всякий пожарный случай) для пополнения запасов квашеной капусты.

Плетнёв оставил в распоряжении тюрьмы лишь вёсельный батискаф «Фёдор Конюхов». Если бы идея избавиться от флота пришла в майорскую голову раньше, то, очевидно, укомплектованность удалось бы удержать на приемлемом уровне.

Отсекновение путей отступления не стало панацеей: оказалось, что в месте, из которого нелегко убежать, можно вполне себе успешно скрыться. Личный состав стал поголовно вступать в нерегламентированные правилами внутреннего распорядка отношения с осуждёнными различной степени мерзотности и противозаконности, за что и тех и других приходилось помещать в штрафные изоляторы, свободные места в которых стремительно подходили к концу.

Плетнёв начал подозревать, что дело тут нечисто. Инстинкт приказал ему: «Копай!».

Доверительные беседы с оставшимся персоналом ни к чему не привели. Те отрицали наличие сверхъестественной связи в череде последних событий и лишь боязливо косились на календарь.

Плетнёв было приуныл и налил себе стакан антифризу: спасти честь офицера путём селфхэдшота не позволял строгий регламент, запрещавший огнестрельное оружие в тюрьме (даже дозорные на вышках были вооружены пусть и разработанными в Роснано с использованием блокчейн-технологий и сверхпрочных углеродных материалов, но всего лишь луками), однако, вспомнив о своей прошлой должности, майор углубился в архив в поисках ответов. Там он их и нашёл.

Оказалось, что каждый год 31 декабря в казённом учреждении имени Грин И. А. происходило одновременное наступление следующих событий:
— исчезновение начальника тюрьмы
— побег осуждённого из камеры спецблока № 12.

Архив вёлся с 54-го года, и ни разу год не заканчивался иначе.

«Предупреждён — значит вооружён», — подумал майор Плетнёв и начал готовить план предотвращения побега. Но, изучив рапорты отдела безопасности, понял, что мероприятие это обречено на провал. Оказалось, прежние начальники испробовали всё: они заливали спецблок водой, бетоном и радиоактивным цезием; выставляли охрану, усиленную охрану, сверхусиленную охрану, роботизированную охрану и даже щенячий патруль (стаффордширские терьеры, заражённые вирусом эбола). Они даже устраивали концерт Буйнова, и очень многие из з/к закончили жизнь самоубийством, но не сиделец из камеры № 12, который успешно сбежал и тогда.

Плетнёв отмял запачканное лицо от стола и в тысячный раз уставился в нецветную фотокарточку на личном деле осуждённого. Усмехаясь в густую серо-седую бороду, на майора смотрел пожилой здоровяк.

Во взгляде его прозрачных глаз метелью веял февраль.

В высеченных колуном на скале лица морщинах чернотой зиял опыт.
— «Д.Е.Д. Отморозок» — прочел заполненные графы Ф.И.О. Плетнёв. — Азербайджанец что ли? — в который уже раз подивился он странному имени.

Взгляд майора бессмысленно сползал по строкам дела. Происходящее казалось ему нереальным. Как это: вся мощь государства, вставшего с колен, победившего терроризм и свидетелей Иеговы, не в состоянии справиться с каким-то архидревним старичком.

Начальник тюрьмы поднял глаза и увидел президента России. Тот был в рамке. Под рамкой снова был президент России. Он беззвучно двигал поверхностью лица, поздравляя Великую страну. Наступал Новый год.

Майор Плетнёв включил звук телевизора в тот момент, когда мимика главного командующего стала мимикой маски Тота, — верный признак того, что сейчас будут бить куранты.

Звон часового механизма сердца матери Руси не достиг внутреннего уха Плетнёва. Свет тюрьмы погас. Одна за другой стали срабатывать сигнализации охранных систем, сквозь которые слышались:
— твёрдая и решительная поступь
— громогласное «хоу-хоу-хоу».

Майор почувствовал, что, вожмись он в кресло ещё сильнее, образует с ним единое целое на атомарном уровне.

Дверь в кабинет торжественно отворилась, слетев с петель. В клубах морозного пара и в полосатой робе взгляду Плетнёва явился Д.Е.Д.Ё— Хоу-хоу-хоу, кхе-кхе-кхе, оооохххххх — тьфу!!! Эх! Не обессудь, начальник, — тубик, открытая форма.

Плетнёв в ответ лишь смог придать своему лицу выражение креветки.

— Ну чё, хозяйка! У тебя, наверное, масса интересов ко мне?
— Эмммм...
— Ну да ладно, слушай, не пужься ты так, а то скопытишься… раньше времени. Хоу-хоу-хоу. Знаю я все интересы тва, не первоход всё-таки. Стало быть, я Д.Е.Д., погремуха моя «Отморозок». Сто ходов, двести побегов — сами-себя-боимся, хоу-хоу-хоу.

Седой бородач снова зашёлся в смехокашле.
— Ща мы с тобой, хозяйка, встаём на лыжи. Ну как «мы»? У меня-то с тобой, шкура ты ременная, делов общих быть не могёт, сам понимаешь. Возьму тебя с собой, как шнырёвых дел мастера. Ну и на прокорм. Да не бледней ты так, дура! А то я вмиг тебе хохотало намну для нормализации кровотока.

В подтверждение своих слов Д.Е.Д. поднёс набалдашник посоха к лицу майора.
— Самому-то мне людоедские дела тоже не по масти, но традиция, ничего не попишешь… Ты грести-то умеешь хоть?

Плетнёв ошарашенно кивнул.
— Ну тогда в путь-дорогу, хоу-кхе-хоу! — Отморозок залихватски сгрёб начальника и, поставив его перед собой, влез ему на закорки. — Мчи меня, конь педальный, прямой наводкой к подводной лодке! Хоу-кхе-кхе. И давай, служивый, поживее. Нам ещё снегурку из полона вызволять, да все светлые хаты обязаны до рассвета обойти, сам знаешь, что немало их у нас в России.

Колени Д.Е.Да гидравлическим прессом сдавливали рёбра Плетнёва. Майор устремился бодрой рысью. Напоследок взгляд его выцепил из хаоса кабинета листок из дела Д.Е.Да, отдельно лежащий на полу, — это был образчик тюремного фольклора, изъятого у какого-то зэка на пересылке.

Подо льдом, в макушке мира,
Там, где нет тепла Марух,
Чалится дедок-задира,
Отморозком все зовут.
В Новый год, как только полночь,
Выбивая тормоза,
Дед фартовый давит сволочь,
Становяся на хода.
Усадив в мешок хозяйку
И приев его в тайге,
С ходу грабит продуктовый
И везёт грева* братве.
Ландури**, чифир, курёху
Всем порядочным несёт.
Ножевые прямо в брюхо
Сукам сходу раздаёт.
Ну, и рано-ранним утром
Затроит лишь солнца луч,
Принимают Деда хмурым
Множество ментовских куч.
Но не страшат его ОМОНы,
Минует год — и снова он
Сбежит из самой страшной зоны,
Гревов чтоб совершить разгон
И мульку*** тусануть братве:
«С Новым годом, АУЕ!»

*«Грев» — матеpиальная поддеpжка попавшему в тpудное положение воpу. То есть чай, сахар, сигареты и наркотики.

**«Ландури» — шоколадные конфеты. 

***«Мулька» — значение очень сильно меняется от контекста. Здесь это слово, видимо из-за глагола, обозначает какую-то позитивную фразу. 
Обычно «мулькой» в тюрьме называют враньё или наркотик Меткатинон.



Если вы хотите написать Олегу Навальному письмо, его адрес: Исправительная колония № 5, Орловская область, Урицкий район, поселок Нарышкино, ул. Заводская, 62, 303900. А если вы хотите получить политически заряжённую тюремную татуировку, то вам сюда.

Текст и иллюстрации