Здравствуйте. Я боюсь.

«Батенька, да вы трансформер» продолжает составлять свою «Большую энциклопедию фобий». Вместе с Никой Репенко мы уже изучили боязнь транспорта, ипохондрию и тот ужас, который люди испытывают перед зеркалом. Совсем скоро у нас выйдет текст, посвящённый страху тошноты. А пока — почитайте письма читателей самиздата, которые рассказывают «Батеньке» о своих фобиях в письмах. Некоторые из них просто поразительные.

(Тексты опубликованы с минимальными сокращениями и стилистическими правками)

«Здравствуйте.

Хочу рассказать вам о фобии, которую больше ни у кого не встречала. Дело в том, что я ужасно боюсь спиралей.

Нет, просто нарисованная, например, ручкой на бумаге спираль меня не испугает. А любые вещи спиральной формы, которые быть такими не должны, вызовут самый настоящий ужас.

Я давно думала над природой этой фобии, и, кажется, дело именно в форме объекта. Спираль кажется мне противоестественной, неправильной. Не должно быть в природе таких форм! Поэтому винтовые лестницы вызывают у меня не только головокружение, но и хтонический ужас перед лицом обнажающейся неестественности предметов, созданных людьми.

Есть много рукотворных вещей в виде спиралей, и пугают они именно своей неправильностью. Они — насмешка над природой, эти неестественно скрюченные формы.

Но есть существо, не рукотворный объект, а именно живое существо, которое, по сути, тоже спираль. Это улитка. И нет в мире ничего, что могло бы напугать меня больше, чем она.

Улитка — сотворённый Дьяволом монстр, из тех, что случайно выжили после библейского потопа. Это живое существо, которое рождается, живёт и умирает, будучи спиралью. ЭТО ЖИВАЯ СПИРАЛЬ! Форма, которой в природе быть не должно, существует, ест, размножается и так далее. Улитки — посланцы сатаны, точно-точно.

Конечно, есть существа, которые могут принимать форму спирали (змеи там, черви всякие), но они делают это эпизодически, а улитка так и существует всегда. Даже свои пальцы можно согнуть на манер спирали. Попробуйте — кончики пальцев вниз, большой палец в противоположную изгибу сторону — как на вложенном фото («Батенька» не нашёл вложенного фото. — Прим. ред.). Попробуйте так согнуть свою руку. Правда, она уже не похожа на часть человеческого тела?

Попробуйте вдуматься в саму суть спирали. Это гипнотическая форма, представьте её. Представьте, как она вращается. Закройте глаза. Вглядитесь в нечто, что создаёт иллюзию бесконечного погружения. Погружения в чёрную бездну, в бездонную яму первобытного хаоса и ужаса.

Вам страшно? Мне — да.

Дарья Вереск».

Здравствуйте!

<...>

У меня три фобии:

1) Боюсь лестниц и эскалаторов. Всё время думаю, что покачусь кубарем, разобью лицо и буду лежать в луже крови, а все будут идти мимо и смеяться.

2) Боязнь грязных рук. Постоянно мою руки, и даже если помыла и они точно чистые, всё равно брызгаю антисептиком. А он так сушит руки, сука. Фрукты с мылом мою.

3) Боюсь не успеть и пропустить/упустить что-то важное и интересное. Подписалась в Телеграме на кучу всего и не успеваю читать. Боюсь опоздать на работу. Боюсь, что мне в феврале двадцать четыре, а я так и не вкурила, как жить эту жизнь. Покойный отец постоянно работал, обеспечивал семью, всех родственников одарил квартирами и умер. Разве в жилье счастье? Боюсь, что такая участь ждёт и меня.

В Киеве полночь и капает дождь. Утепляйтесь, пейте чай с имбирём и лимоном и помните: перцовка всегда согреет.

Спасибо, что вы есть.

С уважением,
Мария».

«Здравствуйте!

Хотелось бы рассказать вам о своей боязни фейерверков, воздушных шариков и... сушилок для рук.

Источник первого страха мне известен: я родом из города, около которого находится самый близкий к Украине аэродром. Соответственно, одно время у нас несколько месяцев проводились «учения» — в любое время суток можно было слышать самолёты, и далеко не на маленькой громкости. Моя мама первые несколько недель не могла спать, после привыкла так, что после окончания этих самых «учений» ей бывает сложно заснуть в тишине.

Мне, разумеется, тоже было страшно, особенно если учесть, что чаще всего над нами пролетали бомбовозы (во всяком случае, так уверял всех мой отчим). Однако фобия возникла после того, как посреди ночи я услышала взрывы. Догадавшись, к счастью, сначала подойти к окну, а не будить семью, я увидела пьяного соседа, решившего позапускать фейерверки. Свой дикий ужас при пробуждении я вспоминаю при любом упоминании салютов.

А ещё вспоминаю, как на одном из дней города что-то пошло не так — и на толпу падали ещё не догоревшие куски пиротехники. Хорошо, что никто не пострадал тогда.

С шариками всё тоже достаточно логично: в детстве они частенько лопались прямо у меня в руках. Забавная история: недавно я побывала на концерте «ядерной» (как они себя называют) группы 2rbina 2rista — у них есть традиция перед одной из песен просить толпу надувать презервативы. Что ж, теперь я знаю, что надутых презервативов можно не бояться — лопаются они вполне тихо и мирно :D

Третья же боязнь вызывает у меня недоумение. Я даже не помню, когда это началось, — кажется, пару лет назад, почти одновременно с моим переездом в Москву. Просто в какой-то момент я начала обходить стороной эти адские машины, отвечая на немой вопрос в глазах знакомых воплем: «Они громкие!» В последнее время ловлю себя на том, что если в туалете заведения есть бумажные полотенца для рук, а не только сушилки, — я сразу испытываю к этому заведению симпатию.

Одновременно грустно и смешно от того, что я, кажется, «заразила» боязнью сушилок свою лучшую подругу (по крайней мере, она признаётся в том, что ей очень боязно поворачиваться к ним спиной и тем более пользоваться). Хорошо, что нам удаётся посмеиваться над нашими страхами, а не паниковать. Печально ещё то, что сейчас мы с ней проходим практику в месте, где помещение туалета совсем крохотное, и, чтобы сушилка не среагировала, нам приходится ходить буквально «по стеночке».

Надеюсь, мой рассказ окажется полезным для вас.

С уважением,
Уитнейл».

«Есть у меня такая фобия! Я боюсь икры. У меня совершенно нет никакого обоснования этому страху, и его раньше не было, <...> он взялся ниоткуда. К сожалению, я временами неизбежно сталкиваюсь с ней (с икрой. — Прим. ред.), так как люблю ходить в суши-бары, но там всё несложно. Сложно, когда приезжаешь к родителям, и мама такая: «На вот, рыбки жареной поешь». Ты ешь, а потом в какой-то момент осознаёшь, что у тебя во рту что-то мелкое, множественное, вот эти маленькие предательские рыбьи частички, которые мгновенно заполоняют весь рот. Обычно я просто теряю самообладание и сплёвываю эту дрянь метра так на три вперёд. И тарелку с рыбой туда же. Смотреть на неё ещё можно, но когда понимаешь, что имел счастье её откусить, хочется сбежать.

Best regards, Yana».

«Добрый день.

Меня зовут Натащак, я из Петербурга, мне двадцать шесть лет.

Я вот боюсь боязни обмороков.

Бывает так, что едешь в душном трамвае, стоишь среди тёплых людей и думаешь — вот сейчас, если мне станет душно, я упаду в обморок. И меня не успеют поймать, и даже попросить уступить место неловко (ну молодая девка, ага, место ей уступи, ха!). Стою и думаю — стрёмно в обморок падать, начинаю нервничать. Оттого, что начинаю нервничать, мне действительно становится вдруг нечем дышать (хотя секунду назад дышалось вполне хорошо), темнеет в глазах, кружится голова и холодеют ручонки. И мысли по кругу — страшно боюсь обморока, хоть бы не упасть в обморок.

Состояние не из приятных, правда ни разу <...> в обморок не упала. Проходит постепенно. Вообще в моей жизни только один-единственный раз был, лет шесть назад, когда свалилась без сознания и, по ощущениям, меня с пола в транспорте подняли и посадили на кресло только через две остановки.

С тех пор боюсь боязни обмороков».

«Здравствуйте! <...> Расскажу, как обменяла свою фобию на любовь (с доплатой). Длинно напишу, коротко не выйдет — я предупредила.

А было это так: я с детства дико боялась птиц (вообще это называется «орнитофобия», но я это слово использовать не хочу, оно меня пугает). Давно-давно, когда деревья были большими, а я маленькой, случилось Страшное Событие: мне приснился сон про голубя. Как будто он сидит у меня на руке и ест мой палец — откусывает клювом по кусочку, как ножничками, и глотает. А самые лучшие в мире мама и бабушка стоят рядом и говорят: «Пусть птичка немножко покушает, не мешай». Я проснулась и решила больше никому в жизни не доверять, и вообще сразу стала депрессивным циником. И птиц ещё стала бояться, само собой. Очень сильно, прямо до слёз. Панически шарахалась от голодных голубиных стай на автобусных остановках. В зоопарке птичек обходила подальше — кто их знает, какие у них там клетки. Прогнившие небось совсем. Еще помню из юности, как гостила в деревне и передо мной поставили коробочку с новорожденным цыплёнком. Он был жёлтенький, бегал в коробочке и кричал «Пи!» И я погибла сразу от двух невыносимых эмоций: умиления над этим жёлтым, пушистым и беззащитным цыплёнком и ужаса, что Оно меня сейчас укусит.

В общем, ясно, что жизнь моя напоминала Ад. А потом случилось второе Страшное Событие.

Когда оно случилось, мне было уже за тридцать, и деревья не были такими уж большими — мутировали, наверно. Деревья, кстати, в моём рассказе не просто так присутствуют, а растут, как это бывает, по обе стороны аллеи. А по аллее иду я. Никого не трогаю. В наушниках. Слушаю тяжёлый рок. И вдруг получаю со всего маху сзади по плечу. Отпрыгиваю, оборачиваюсь, наушники летят на землю, в голове короткий список знакомых, кто мог бы позволить себе такое панибратство… А, нет, никто бы не мог. Только не со мной.

Но рядом никого, кроме вороны. Ворона неспешно, как в замедленной съёмке, взлетает на ветку над моей головой. И говорит ехидно так: «Кра!»

«Совсем сдурела?» — вопрошаю я с истерической ноткой. Подбираю наушники и иду дальше. И даже музыку успеваю включить, но тут во мне срабатывает какая-то интуиция, и я совершаю дурацкий прыжок в сторону с разворотом — как раз вовремя, чтобы увернуться от вороны, которая как раз пошла на второй заход. Чуть-чуть промахнулась мимо моего плеча. И снова — на ветку и «Кра», ещё ехиднее, чем в первый раз.

И тогда я удрала. Но история не закончилась — назавтра я снова встретила ту же ворону на том же месте. Только издевалась она уже над другим прохожим — вышагивала впереди него, растопырив крылья, не давала себя ни обойти, ни обогнать, а когда он пустился бегом, взлетела, обогнала его, спустилась перед ним на дорогу и снова пошла впереди.

«Они разумные», — сказала я вечером мужу.
«У них есть чувство юмора, — сказала я, подумав, — и они захватят мир».
«Они его уже захватили, — не успокоилась я ни через неделю, ни через месяц.
«Мы зря считаем себя доминирующим видом».
«Мы их домашний скот. Они нас разводят, чтобы иметь помойки с едой».

И так далее. У меня такое бывает — заклинило. Муж терпел всю зиму, иногда погугливая большие клетки. А весной привёл меня на автостоянку, где в траве, едва не под колёсами, сидел одинокий и несчастный слёток-воронёнок. И сказал (не воронёнок, а муж): «Если он тебе нужен — поймаешь сама». Про мою птицефобию он, естественно, всё знал.

И я поймала. Надела перчатки и поймала. И везла его домой на ручках, прикрывая ему перчаткой глазки, чтобы не боялся, и дула ему в пёрышки, и приговаривала: «Я назову тебя Невермором в честь Эдгара По». Правда, когда мы добрались домой, стало ясно, что всё должно быть наоборот, — и мы назвали его Эдгаром По в честь Невермора.

Я кормила его из шприца яичным желтком, потом из пальцев, через каждые два часа, засовывала в голодный клювик специальное птичье детское питание. Кушать сам Эдгар По научился только поздней осенью. Я выводила ему паразитов, лечила, покупала витаминки. Прочитала всё про выхаживание врановых. Вставала по ночам проверить, как там моё дитё. Настоящие дети устраивали сцены: «Ты нас вообще когда-нибудь так любила?!» В какой момент окончательно растаяла моя глупая фобия, не заметила — не до того было. Правильная большая клетка-вольер, специальная птичья лампа, режим освещения по часам, развивающие игрушки, полноценное питание, бифидобактерии…

Сейчас Эдгару По два с половиной года, и он очень важная персона в доме. К примеру, если время восемь утра и я хочу спать, а он — орать «Кра!», угадайте, чья возьмёт? Он не ручной, но, когда в хорошем настроении, разрешает себя гладить. Когда в плохом, жёстко пресекает любое панибратство. Вот сейчас от избытка чувств я полезла целоваться и была клюнута в губу. Больно, но я не сержусь — ведь он моя Птица.

Встречая на улице голубя (помните мой детский сон?), я вопрошаю этак ехидно: «И эту пипку ты называешь клювом?» Друзья всё время шлют мне «ВКонтакте» фото ворон и воронов, и над каждым я надолго зависаю, ибо сил нет удерживать любовь. В зоопарк мы больше не ходим, потому что моё семейство устало силой уволакивать меня от вольеров с хищными птицами. И ещё, подозреваю, они боятся, как бы я не замыслила организовать хищным птицам побег. Последнее ужасно несправедливо — я отлично знаю, что если привык получать еду от человека, обратно в природу нельзя, кто бы там что ни говорил.

Вот, в общем, и вся история. Признáюсь, с фобией жить было проще — дешевле, во всяком случае, точно. Но я ни за что не соглашусь вернуть всё как было.

Я думаю, у каждого человека должна быть своя Птица.

Счастья вам. С уважением, Анна Мистунина (и Эдгар По).

(А ещё у меня акрофобия. Пойти, что ли, прыгнуть с парашютом?)».