Во все времена русскую словесность распирало от обилия поэтического творчества. Мы прекрасно знаем Пушкина, но даже не догадываемся о том, сколько ещё поэтов существовало в те времена и кто из них считался самым крутым (Пушкин таковым, кстати, не считался). Но благодаря интернету вся написанная в цифровую эру поэзия не истлевает на бумаге, а циркулирует по сети. Пётр Маняхин погрузился в прекрасную бездну русской поэзии ВКонтакте, попытался стать модным поэтом и выжил. А модный поэт Орлуша специально для нас написал предисловие в стихах.
Ниже будет разоблачение:
Знаю сам, по себе, давно —
Все поэты, без исключенья, —
Совершеннейшее говно!
Кособоких и криворылых
Рифмоплётов шустрая рать
Пишут столбиком, чтобы было
С кем обняться или пожрать.
Арапчонковы бакенбарды,
Под гитару таганский вой —
Чтоб девчонки давали бардам,
Потерявши рассудок свой.
И гекзаметр слепошарых,
И хромых Гарольдова спесь —
Лишь затем, чтобы пить на шару
И хватать красоток за «здесь».
Озорные Москвы гуляки,
Водосточных флейтисты труб
И шнурков ленинградских бляки
И с утра пятигорский труп
На одном замешаны тесте,
На одних всходили дрожжах —
Чтобы вставить чужой невесте
И ходить при перьях в пажах.
Было так от начала века
И вовеки так будет быть:
Кто рифмует фонарь с аптекой —
На работу может забить.
Нахера для пахоты тяжкой
Продирать шары поутру,
Если ночью марал бумажки
Для поэзияточкару?
Почему графоманам мутным
Слава избранных не дана?
Трудно быть говном абсолютным,
Самым лучшим среди говна!
Трудно жизнь презирать настолько,
Чтоб, забыв про сладкий сосок,
Станцевав озорную польку,
Продырявить пулей висок.
Трусу просто не хватит духа,
Чтоб без мыла башку в петлю,
Подарить проститутке ухо,
Из могилы сказать «люблю»,
За судьбой, как за сучкой в течке,
Не гоняться, ища удач,
А красиво на Чёрной речке
Продырявить свой чёрный плащ
Это просто, и только поэтому,
Как ни мучайтесь, всё равно
Вам не стать говном и поэтами
Потому, что вы просто говно.
Орлуша, 04.05.15
Терраса Splendid
I
— Кто заказывал кружку с цитатой?!
Чья-то вилка со звоном падает на пол, и воцаряется тишина.
— Вот так всегда! Тащу эти кружки с самого Воронежа, а их никто не берёт! Зачем заказывать тогда!? — возмущается поэтесса, притопывая ногой. Она берёт в руки прядь взъерошенных залакированных рыжих волос, поджимает верхнюю губу, обнажая тусклому свету торшера кокетливо уместившуюся на ней родинку. Так она ещё больше походит на капризного ребёнка.
— Давай я возьму! Бабе подарю какой-нибудь, — отзывается из-за дальнего столика мужчина лет сорока с редеющими зализанными назад волосами. Он пришёл насладиться поэзией с двумя похожими на него друзьями.
— Вот и отлично! С вас триста рублей, — оживляется поэтесса, берёт в руки планшет и начинает читать, озарённая синим светом экрана.
В вегетарианском кафе «ОМ» в центре Новосибирска негде сесть. Здесь проходит концерт поэтессы Серафимы Ананасовой. Перед самым началом вечера организаторы перестали проверять билеты (300 рублей в предпродаже, 400 — на входе), и люди заполнили собой всё пространство. Свободным остался только большой стол в углу с табличкой «RESERVED», защищённый от потока эмоций со сцены несколькими рядами колонн. Вообще, большинству зрителей, а именно всем, кроме организаторов и приглашённых выступить на разогреве поэтов, ничего не видно из-за этих колонн. Они натыканы в зале с такой частотой, словно пол и потолок отчаянно стремятся навстречу друг другу, чтобы захлопнуть портал в будущее русской литературы.
За столиком с Ананасовой сидит организатор вечера — округлая студентка-химик, пишущая стихи о несчастной любви, рядом — новосибирская поэтесса Олеся Бармина и её угловатая подруга в чёрной кожаной куртке с шипами на плечах. За соседним столиком — девушка в светло-синих обтягивающих джинсах держит парня за руку и дрожит. Через пару минут, когда официант принесёт Ананасовой кофе, эта девушка выйдет на сцену, скажет, что выступает впервые, и прочитает с телефона два стихотворения о любви и море: одно о том, как её бросил парень, и у неё внутри бушевало море, другое — как начала встречаться с парнем, и у неё внутри бушевало море.
Почти год назад я был поэтом на разогреве и сидел в этом же кафе с Ананасовой в окружении пятнадцати-, шестнадцати-, семнадцатилетних дев, купивших билет на 100 рублей дороже, чтобы пообщаться с поэтессой перед выступлением. Любители литературы говорили, что фильмы лучше книг, сочувственно кивали Серафиме, когда та рассказывала, что сидит на транквилизаторах и не может прожить и пятнадцати минут без сигареты. Они восхищённо поддакивали, когда Ананасова говорила, что одевается только в секонд-хэндах и хочет набить ещё одну татуировку. Я не понимал, что происходит, и зажимал пальцами ног дырку в носке, потому что не знал, что в кафе есть столики с диванчиками, где нужно разуваться. Вокруг нас носился ещё один поэт, с которым Ананасова поехала в тур, — Родион Прилепин. Бородатый стихотворец с бровями Пьеро настраивал аппаратуру, постоянно спрашивая свою татуированную рыжую Мальвину: «Так нормально?». Она говорила, что ничего в этом не понимает, и уходила курить в сопровождении восторженных фанаток.
Пока я читал свои стихи о войне вокруг и внутри, поэтесса сидела в углу сцены и крутила прядь волос, её напарник довольно громко разговаривал с организатором, а в осуждающих взглядах зрителей крупными буквами было написано «Давай сюда Ананасову!». Родион сказал что-то вроде «мы рады, что в вашем городе тоже есть поэты», пожал мне руку, положил вторую на плечо, нас сфотографировали (фотографии я нигде не нашёл), и на этом мои сорок четыре строчки (именно столько заняли три заранее оговорённые с организаторами стихотворения) литературной славы закончились. У Родиона были гладкие, аккуратно подстриженные ногти с обрезанной кутикулой.
Ананасова благодарит милую девушку, читавшую стихи о любви и море. Ещё не закалённая в боях со зрителями поэтесса дрожит, задыхаясь, говорит «спасибо» и уходит дрожать в объятиях своего молодого человека. Серафима предлагает книги по четыреста пятьдесят, четыреста и кружки по триста и начинает читать стихотворение о боге. Она читает стихотворений пять, практически не меняя интонации, не двигаясь с места, чуть опустив одно плечо.
В кафе заходит шумная компания и направляется к зарезервированному столику. Заскучавший за барной стойкой официант вскакивает и начинает звенеть подносами. По куче цветов, коробочек с лентами и лицу одной из девушек, чуть более счастливому, чем остальные, становится понятно — сейчас здесь будут праздновать день рождения. Они рассаживаются вокруг стола. Шестеро, включая именинницу, достают телефоны, бородатый мужчина с серьгой в ухе и хипстерским андеркатом на голове вытаскивает и зачем-то открывает пачку «Парламента» с зажигалкой внутри, а его спутница выкладывает на стол главный русский бестселлер 2015 года — «1984» Джорджа Оруэлла. Официант кладёт меню прямо на книжку. Любительница антиутопий водит по нему пальцем, кивает головой и заботливо кладёт открытую книгу сверху.
Ананасова обрывается на слове «любовь».
— Можно потише?! — поэтесса укоризненно смотрит густо подведёнными глазами в дальнюю часть зала.
К выступающей подходит администратор кафе, что-то шепчет ей на ухо. Губы поэтессы устремляются вправо, родинка на верхней губе становится чётко под кончиком её носа, которым она глубоко втягивает в себя запахи вегетарианского кафе. Спустя десять секунд Серафима продолжает читать.
— Я думаю, все устали от стихов, поэтому объявляю пятнадцатиминутный перерыв, — заявила Ананасова любителям литературы, схватила со столика пачку сигарет и вылетела из кафе.
Официант подходит к гостям за большим столом. Девушка что-то говорит ему, тыкая пальцем в «1984», он внимательно всё записывает. Ожидание заказа заставляет гостей перейти в режим обыкновенного застольного гула, который каждый не раз слышал на дне рождения/свадьбе/поминках, когда салаты уже съели, а горячее ещё не принесли.
Возвращается Ананасова. Она быстро читает стихотворение про любовь, потом ещё эксклюзивную прозаическую зарисовку про любовь и переходит к самой важной части вечера — фотографированию с фанатами, раздаче автографов и продаже книг. Поэтесса в майке с Ганешей фотографируется на бронзовом слоне. Поэтесса в майке с Ганешей фотографируется с одной поклонницей, с другой, с третьей — их лица уже трудно не то что запомнить, но даже различить.
— У меня тут свободный денёк выдался, — подписывая очередную книжку под названием «В некоторых распятый Бог», как бы невзначай говорит Серафима, — кто мне сможет экскурсию по городу провести? Особенно, по секонд-хэндам.
Крики «Я! Я!», руки взмывают вверх, вегетарианское кафе «ОМ» превращается в здание Бундестага-1939. Ананасова выходит на улицу, закуривает и смотрит на светящиеся окна. Тихий весенний вечер дрожит от вибрации телефона в её кармане. Она берёт трубку, молчит несколько секунд.
— Нет, ради пятнадцати человек я в Барнаул не поеду.
II
— Благодаря Полозковой, которая добилась большого успеха, образ девушки, сочиняющий стихи и рассказывающей их, стал чрезвычайно популярен, — говорит литературный критик и редактор отдела культуры журнала «Русский репортёр» Константин Мильчин. — Когда есть яркая история успеха, появляется много людей, которые хотят её повторить. «Раз у одной получилось, значит, и у меня получится!» — думает очередная молодая барышня и начинает зачем-то сочинять стихи и записывать на видео свои выступления.
Вера Полозкова задала тон сетевой поэзии, сосредоточила поэзию вокруг личных переживаний, передающихся довольно простым языком. И в этом она наследница Эдуарда Асадова, стихи которого, кстати, весьма популярны в стихотворных пабликах. В далёком 2010 году поэт Дмитрий Быков написал в ЖЖ: «Полозкова безусловно и вполне сознательно идёт к катастрофе, чтобы сделать из неё стихи. По самой природе её дара она предпочитает их делать именно из катастрофы, дискомфорта, одиночества». Автор и лирический герой вопреки школьной программе по литературе стремятся к объединению. Поэт должен быть отражением своих текстов: в идеале стихи о любовных приключениях читает роковая женщина или знойный мачо, а о семейном счастье — любящая жена или примерный семьянин.
Старик у вокзального входа
Сказал: — Что? Оставлен, бедняга?
Эх, будь ты хорошей породы...
А то ведь простая дворняга!
Огонь над трубой заметался,
Взревел паровоз что есть мочи,
На месте, как бык, потоптался
И ринулся в непогодь ночи.
В вагонах, забыв передряги,
Курили, смеялись, дремали...
Тут, видно, о рыжей дворняге
Не думали, не вспоминали.
Не ведал хозяин, что где-то
По шпалам, из сил выбиваясь,
За красным мелькающим светом
Собака бежит задыхаясь!
Споткнувшись, кидается снова,
В кровь лапы о камни разбиты,
Что выпрыгнуть сердце готово
Наружу из пасти раскрытой!
Не ведал хозяин, что силы
Вдруг разом оставили тело,
И, стукнувшись лбом о перила,
Собака под мост полетела...
Труп волны снесли под коряги...
Старик! Ты не знаешь природы:
Ведь может быть тело дворняги,
А сердце — чистейшей породы!
Эдуард Асадов, 1969
бездомные псы умирают спокойно,
без шума, без крика, приняв всё, как есть,
как будто им вовсе не страшно, не больно,
на солнце блестит их потёртая шерсть...
бездомные псы умирают так тихо,
так грустно, как будто апрельский снежок,
и в рай попадают, где служит им гидом
какой-то нелепый собачий божок...
бездомные псы видят сны о хорошем,
о светлом, волшебном и солнечном дне,
где дети, усадьба, хозяева, кошки,
и голос командует: «Шарик, ко мне!»
им снятся болонок упругие ляжки,
забота, тепло, в тихом доме уют,
как треплет их кто-то по милым мордашкам,
как чешут им спину и кушать дают...
бездомные псы, они очень ранимы,
их сердце большое как сдобный калач,
и часто ночами, тогда, когда спим мы,
мы слышим их тихий и жалобный плач...
бездомные псы потерпают от злобы,
садистских наклонностей глупых детей,
их лупят ногами козлы и уроды,
кидают камнями, на спор, кто сильней...
бездомные псы умирают на небо,
их главная заповедь: «Верность храни»,
но некому, не для кого, просто нету,
вот так погибают без смысла они...
от острых ранений, еды ядовитой,
от пуль и в приютах, попав под авто,
бездомные псы умирают в обиде,
не поняв, не зная ответа: за что?
когда небеса вдруг полны облаками,
на землю роняя прохладу дождей,
их души собачьи летают над нами,
вселяясь в хороших и добрых людей...
Паша Броский (110 000 подписчиков), 2012
— Сетевой поэт — это как рок-группа, только уметь петь и играть не нужно, а сетевая поэзия — квази-шоубизнес, где важен не столько продукт творчества, сколько образ звезды, — говорит Константин Мильчин. — Углубившись в историю, мы обнаружим, что в этом нет ничего нового. Расцвет поэзии романтизма пришёлся на то время, когда был популярен образ поэта, который страдал, страдает и продолжает страдать.
Поэты старательно конструируют свой образ, осваивая другие специализации и становясь многопрофильными деятелями массовой интернет-культуры. Ах Астахова постит в Instargram со ста тысячами подписчиков фотографии с пляжей и рассказывает о своих путешествиях, Серафима Ананасова называет себя блоггером и даже завела паблик «Мам я блоггер а не безработный», а Арчет, как истинный питерский интеллигент, читает любимых авторов в ночном Periscope. Сетевые поэты отличаются от своих журнальных коллег мультимедийностью. Почти все выкладывают видео своих выступлений и аудиозаписи со стихами под музыку, а некоторые, например, Родион Прилепин, записывают целые альбомы мелодекламации для своих трёх тысяч подписчиков. В 2014 году существовал телевизионный проект «Бабушка Пушкина», где сетевые поэты готовили тексты на заданную тему, а потом вылетали из шоу по результатам зрительского голосования — в общем, обычные «танцы со звёздами». В то же время происходит диверсификация предлагаемых аудитории текстов, иногда даже в названии паблика обозначается дополнительная специализация поэта — например, паблик Travels&Poems Екатерины Янишевской, который за год с нуля набрал две с половиной тысячи подписчиков. И это нормально, ведь просто унылый автор — это не особо интересно. Нужно больше шоу!
— Популярные поэты обладают умением самораскрутки, и в этом тоже нет ничего нового, — рассказывает Константин Мильчин. — Горький был гениальным пиарщиком, но это не отменяет того, что он один из лучших русских авторов последнего столетия. Именно благодаря саморекламе мы узнали о нём. Литераторы задолго до интернета умели себя раскручивать.
Впрочем, сетевые поэты давно вышли за рамки интернет-маркетинга. У некоторых из них появились концертные директора, которые знают слово «райдер» и активно используют его в переговорах с организаторами поэтических вечеров. Большинство поэтов уже издали свои книжки — в основном это самиздат, но иногда за дело берутся крупные издательства, например, «АСТ» напечатало аж две книги Стефании Даниловой, и обе заканчивались в магазинах через месяц после издания. Книжки вместе с фирменной продукцией типа футболок и кружек с цитатами прекрасно продаются на концертах.
Выпускница режиссёрского факультета ВГИКа Сола Монова (387 000 подписчиков) в самом известном своём стихотворении «Мудакомер» написала: «И если есть во мне талант, / Он должен быть монетизирован». Теперь у неё три менеджера.
III
Эти авторы уже давно стали лицом популярной сетевой поэзии, и каждый, кто хоть немного интересуется этим явлением, составил о них какое-то мнение. Они объездили с гастролями всю Россию и близлежащие страны, например, украинец Ес Соя был с концертом в Бухаресте. Во время тура у поэтов обычный рабочий график — пять городов в неделю с перерывом на выходные. Видя успехи своих кумиров, читатели тоже хотят забраться на литературный Олимп, и большинство сетевых поэтов стремятся контролировать поток вдохновлённых их творчеством текстов, а заодно извлечь из этого какие-то дивиденды — деньги от рекламы коллег по цеху или трафик в свои паблики. На страничках почти всех популярных авторов есть раздел «Ваше творчество», куда попадают вирши читателей. Милена Райт, например, зашла дальше — создала группу «Миленарайтизм», где пятнадцать тысяч человек публикую короткие тексты, написанные в её собственном стиле. Ей же принадлежит достаточно крупный паблик «Лёгкие люди project», в котором выкладывают стихи подписчиков из предложенных новостей, а на одноимённом радио устраивают конкурсы, призом в которых обычно бывает прочитанный в эфире профессиональным актёром стишок победителя конкурса. По похожему принципу устроены сообщества типа «Все поэты ВКонтакте» и «MY Стихи», а также самый популярный подобный ресурс — «чай со вкусом коммунальной квартиры» (400 000 подписчиков), который обязан своим названием стихотворению Ес Сои:
придорожные отели
чай со вкусом коммунальной квартиры
все, как мы хотели
мы бродячие шекспиры.
джин с видом на небо
на террасе
не впадая в страха краску
а потом по трассе
прямиком до небраски
мы верим в сказку.
Этот паблик появился в далёком 2011 году, сейчас многие из его администраторов, в том числе Серафима Ананасова и Пряша, — довольно известные поэты. Основной контент группы — присылаемые читателями стихи. Редакторы постоянно напоминают подписчикам, что они набрали популярность, благодаря публикациям на «чае», стимулируя начинающих поэтов и поэтесс публиковать свои стихи. Но попасть на «чай» не так-то просто. Изнывающие от потока графомании редакторы даже составили подробный гайд на Ask.fm по тому, каким должно быть стихотворение, чтобы его опубликовали. Итак, чтобы попасть в самый популярный стихопаблик ВКонтакте, нужно, чтобы в стихотворении не было глагольных и грамматических рифм, присутствовал ритм, текст был не очень длинным, а также чтобы произведение соответствовало тематике группы и было понятно целевой аудитории. Администратор «чая» Мария Кевлина пишет (орфография и пунктуация сохранены): «Мы ориентированы на подписчиков. из них процентов 80% - девочки. еще 80% из них жаждут добить себя грустным текстом».
В этот же аккаунт на Ask.fm постоянно поступают вопросы типа «Моё стихотворение не опубликовали, потому что там есть большие буквы?», на которые редакторы отвечают довольно резко. А раз в год, первого апреля, они публикуют подборку не попавших в ленту «чая» стихов, давая понять некоторым авторам, что они вне тусовки. Единообразие соблюдается не только в отношении текстов — музыка и фотографии, прикреплённые к постам, тоже должны быть в стилистике «чая».
— Первое, что стоит отметить, — это огромное количество рук, ног и других конечностей, — анализирует визуальное наполнение подобных пабликов фотограф Владислав Некрасов. — Все фотографии должны выглядеть так, будто они сделаны на плёнку, даже если сняты на мамину сковороду. Нужно наложить тысячу лоуфайных фильтров на одну фотографию, и тогда любое говно превращается в концепт. А вообще все карточки воруют из тамблеров зарубежных фотографов типа Тео Госселина.
Когда я ещё тешил себя надеждами стать великим поэтом, я тоже работал в похожем паблике. Он назывался «Тепло между строк», там было примерно десять тысяч человек и команда администраторов, состоявшая из пяти девушек и трёх юношей, включая меня и создателя проекта. Все писали стихи. Мы прошли серьёзное пятиминутное собеседование и, естественно, работали не за просто так: раз в неделю редактор, выполнивший план публикации материалов, получал почётное право выложить своё стихотворение, а особо отличившиеся — сделать репост из собственного паблика.
Каждый из нас должен был выкладывать по два текста в день, прикреплять фотографию из специальных альбомов и — при желании — музыку. Создатель паблика, который менял имена ВКонтакте примерно каждую неделю, ругался, когда в ленту и альбомы с картинками попадало что-то отличающееся по стилистике от «чая со вкусом коммунальной квартиры». Мы ориентировались на него во всём, это был эталон. И администраторы «чая», видя наше рвение быть похожими на них, предложили размещать у них рекламные посты с 50% скидкой! Мы стали выкладывать посты с удвоенной скоростью, ведь тогда можно было пропихнуть два своих стишка за неделю и вдвое увеличить вероятность попадания своего текста на «чай». Тогда наш начальник предложил следующую схему: мы платим половину стоимости рекламного поста, и наш стишок гарантированно попадает на «чай». Моей радости не было предела! Я потратил на это около 1000 рублей. Под моими стихами на «чае» было всегда в два-три раза меньше лайков, чем обычно.
Вся работа «Тепла между строк» строилась на групповом чате ВКонтакте. Здесь редактор-десятиклассник яростно отстаивал необходимость рубрики, в которой он бы критиковал Толстого, создатель паблика спрашивал: «Где публикации?», а уже «уволившиеся» администраторы говорили: «Он вас использует, валите отсюда» и удалялись из беседы. Я ушёл оттуда через пару месяцев, потому что отвращение к тому, чем я пичкаю аудиторию, возобладало над призрачной надеждой стать хоть немного более известным. Ещё через месяц паблик впал в глубокую кому.
Поэтические паблики — это только чистилище. В них есть какой-то отсев, хоть сито и продырявилось давно. Настоящий ад — это Стихи.ру. На сайте опубликовано более тридцати трёх миллионов произведений шестисот восьмидесяти пяти тысяч авторов, и было бы больше, если бы не рейтинговая система, которая снимает баллы за каждую публикацию и прибавляет за читателей и рецензии. Чтобы стихотворение не утонуло в общем потоке, можно заплатить 1000 рублей, и тогда оно попадёт на главную страницу. Ещё Стихи.ру ежегодно вручают премии в Центральном доме литератора: «Поэт года» (с несколькими подкатегориями), «Наследие» (при поддержке дома Романовых) и «Народный поэт». В отборочном этапе могут участвовать все авторы, а непосредственно в конкурсе — те, кто опубликовал свои стихи в специальном сборнике для жюри. Публикация, естественно, платная — около 500 рублей за страницу.
Стихи.ру — братская могила поэзии. Здесь писать стихи престижно, и чем больше они похожи на считалочку Винни-Пуха, тем лучше. Здесь поэты в рецензиях на творчество коллег желают им счастья-здоровья и поздравляют с праздниками, чтобы получить бонусные баллы и опубликовать ещё одно стихотворение. Здесь вы, будучи никому не известным автором, можете стать «поэтом года» и остаться неизвестным. Здесь здорово.
Поэзия — огромная червоточина, которая засасывает в себя наше бытие. Жизнь и страдание, любовь и смерть, безвестность и толпы поклонников — всё это можно найти между строк. Никогда не замечали, что ваш друг всюду таскает с собой маленький блокнот или пишет странные заметки в телефоне? А может, вы сами, листая ленту, ненароком поставили лайк какому-то стихотворению? Русская поэзия неистребима. Даже в свете ядерного взрыва это последнее, что умрёт на Земле.
— … Хороши ваши стихи, скажите сами?
— Чудовищны! — вдруг смело и откровенно произнёс Иван.
— Не пишите больше! — попросил пришедший умоляюще.
— Обещаю и клянусь! — торжественно произнёс Иван.