В России, по данным за 2019 год, — около 1300 детских домов и интернатов, где живут более 44 тысяч детей-сирот, и в эту статистику не попали проживающие в интернатах несовершеннолетние, которых нельзя усыновить. Во время пандемии сиротские учреждения столкнулись с нехваткой персонала, вынужденной изоляцией и непониманием, как жить в этой реальности. В каждом регионе режим работы интернатов определяло местное правительство, но часто и оно не давало чётких рекомендаций и не предлагало помощи. Самиздат узнал, как воспитанники и сотрудники детских домов справлялись с карантином в разных регионах России в разгар эпидемии COVID-19 и что происходит с ними сейчас.

1 июня. После пары гудков на экране смартфона появился мой собеседник Ваня. Из-за пандемии и расстояния в несколько тысяч километров мы общаемся с помощью видеосвязи. В глаза бросается контраст между внешностью Вани и комнатой, где он находится. У подростка искусственно высветленные волосы, татуировка, он одет в толстовку — в общем, выглядит как обычный старшеклассник, но сидит на фоне ярко-синей стены, на которой видны примитивные детские рисунки. Такие стены можно встретить в любом государственном учреждении для детей.

Ваня сирота. Два дня назад ему пришлось вернуться в детский дом, потому что истёк срок гостевого режима, во время которого ребёнка можно временно взять из детдома в семью без оформления опеки. Светлана, принявшая подростка в свою семью, планировала начать сбор медицинских справок для переоформления гостевого режима в апреле, но режим самоизоляции в регионе постоянно продлевали, поэтому пройти медосмотр было невозможно. Светлана смогла завершить все обследования только в конце мая. После этого ей нужно было дождаться результатов анализов, взять заключение у главврача и обратиться в органы опеки с просьбой передать Ваню на гостевой режим. 

«Когда мне его передавали, — вспоминает Светлана, — в детском доме была необходимость освободить места для бывших выпускников: их забирали из общежитий на период карантина. Когда им было нужно, они [администрация детдома] были рады, что я Ваню забрала, а когда закончилось разрешение [на гостевой режим], несмотря на карантин, всё равно было сказано вернуть ребёнка, и в опеке тоже не хотят пролонгировать договор». 

У Светланы есть ещё один приёмный ребёнок. Женщина узнала, что в том интернате, где он раньше жил, во время пандемии всех детей забрали к себе сотрудники или наставники, у которых также есть разрешение на временное проживание сирот. В детском доме, где сейчас живёт Ваня, наоборот, возвращают детей на территорию учреждения.

«Я не понимаю, — говорит Светлана, — почему им так принципиально было, чтобы я вернула Ваню. Казалось бы, он сейчас выпустился из школы и, в принципе, может там [в интернате] и не находиться. Я надеюсь, что мне его отдадут в этот карантинный период. Может быть, надо было понастаивать. В любом случае в детском доме бы отправили в опеку: они же передают туда данные, что ребёнок выбыл. Скорее всего, только бы нервы попортили». 

Светлана общается с Ваней по телефону. Ей кажется, что парню непросто в сложившейся ситуации. «Не сказать, что он прямо выражал недовольство, — говорит Светлана, — но видно было, что он не хотел уезжать. Вначале, когда мы строго сидели дома, он даже сам хотел поехать в детский дом: там хотя бы во двор выходить можно. Сейчас он уже воспринимает эту ситуацию без восторга. Те два месяца, которые он прожил у нас, на него так сильно повлияли, что тяга к детскому дому прошла».

«Я нормально, — смеётся Ваня, — я пока живой. Ну, подумаешь, не увижу семью целую неделю. Зато я сейчас с друзьями увижусь, я с ними целый месяц не общался. Ну, срок годности [разрешения на гостевой режим] закончился у Светланы — ну, поживу эту недельку в детском доме, мне как-то пофиг».

Ваня рассказывает, что, в целом, в интернате сейчас меньше развлечений, за территорию детского дома выходить нельзя. Исключения делают для курильщиков, если они перед выходом надевают маски. На территории можно поиграть в футбол или в волейбол. «У меня не было карантина, — говорит Ваня. — Я приехал и сразу поселился к ребятам. Пока я жил у Светланы, мне друг рассказывал, что на 14 дней все чисто сидели по группам, всем было скучно. Приезжают военные, всякие пшикалки там стреляли по первым, вторым этажам. В каждой группе стопка масок: когда выходишь на улицу, обязательно их носить, даже в футбол погонять без маски нельзя. Воспитатели видят [ребёнка без средств защиты], говорят: „Лучше надень маску, а то нас директриса убьёт“».

Светлана надеется, что ей удастся быстро решить проблему и забрать Ваню обратно. Она боится, что подросток может почувствовать себя лишним из-за того, что семья проводит время без него. «Лишний раз в инстаграм не выставишь ничего семейного, — поделилась Светлана, — чтобы он не приревновал. Будет думать ещё, что мы от него избавились. За него немножко переживаю, чтобы он не откатился в домашнем развитии. Раньше его, может быть, семейные обязанности напрягали, но изоляция нашим отношениям пошла на пользу. Он со своим внутренним миром поработал и успокоился сильно. И сейчас ни к чему эти разрывы.

Переживаю, чтобы он эту свободу не почувствовал детдомовскую, — добавляет Светлана. — Может быть, опять там вредные привычки у него попрут, потому что там их особо никто не напрягает: ну курят они и курят. Сейчас сотрудников мало в детском доме, присмотреть некому».

Весной три министерства — Минтруда, Минздрав, Минпросвещения — и Роспотребнадзор опубликовали рекомендации по передаче детей в семьи. В документе органам опеки и попечительства предлагается содействовать передаче детей родственникам или людям, с которыми у них сложились «устойчивые личные отношения».

Рекомендации органов власти необязательно исполнять. Александра (имя изменено), волонтёр проекта «Дети в семье», который в частности помогает потенциальным приёмным родителям, утверждает, что в каждом субъекте РФ руководство по-своему регулировало работу детских домов, интернатов и органов опеки в период пандемии. Из-за этого многие потенциальные опекуны не могли забрать ребёнка даже на время. Несмотря на то, что, по словам Александры, прямого запрета на контакт с детьми и передачу их в семью во время пандемии не было, устройству детей в семьи мешали не только распоряжения глав регионов, но и режим работы органов опеки, который тоже отличался от региона к региону. 

«Получается полный хаос, — заявляет женщина. — Кандидаты [в приёмные родители] могут направлять запросы, получать информацию. Но как только вопрос встаёт о том, чтобы им приехать лично и встать на учёт, каждый действует как удобно. Всё зависит от желания сотрудников опеки напрягаться. Где-то люди идут навстречу: ставят на учёт по электронной почте, даже звонят, рассказывают, что в скором времени, возможно, там ограничения [снимут], вы сможете приехать и познакомиться с ребёнком. Другие опеки вообще никакого содействия кандидатам не оказывают. То есть даже если снимаются какие-то ограничения типа работы промышленных предприятий, то как работать органам опеки, до конца непонятно». 

Александра заявляет, что многие семьи, у которых готовы все документы для усыновления, не могут забрать детей даже на гостевой режим. «Органы опеки не заинтересованы в этом, — уверена Александра. — Любое устройство ребёнка в семью — это большая нагрузка по документообороту. Часть сотрудников опеки на удалённой работе, кто-то в отпуске. У них тоже нагрузка возросла, и они, конечно, не бегут впереди паровоза, чтобы лишнюю работу делать».

У семей, которым Александра помогает как волонтёр, часто возникают сложности. «Органы опеки в Астрахани не очень дружелюбные, — рассказывает Александра. — Пользуясь ситуацией, они начинают [препятствовать передаче детей в семьи]. Кандидат говорит: „Сейчас и билеты недорогие, и я готова две недели посидеть в обсерваторе, я все тесты сдам. Хоть каждый день я буду на этот ковид сдавать [тест] — мне нужен ребёнок“. И начинается: „мы не имеем права“, „мы вас вообще не подпустим“, „у нас указ не пускать к детям“. Звоним в министерство здравоохранения региональное — [там говорят:] „Мы не знаем, у нас не было указаний“.

Никто ничего не знает, все чинят препятствия, дети сидят в детских домах. У кандидатов заканчивается медицина [справки о состоянии здоровья]. Справка с работы действительна месяц, медицина — полгода. Заканчиваются все документы, их приходится обновлять, и так далее. На это нужно время, это посещение городской поликлиники, у которой сейчас задача обследовать людей, выявлять заболевших — им не до кандидатов. Их тоже можно понять: у них сейчас повышенная нагрузка».

Подобный случай произошёл с жительницей Санкт-Петербурга Ольгой. Она полгода назад посмотрела видеоанкету двух сестёр-близнецов и захотела оформить над ними опеку. Женщина хочет быстрее познакомиться с детьми: у неё готовы почти все документы, включая медицинские справки. Ольге осталось получить медицинское заключение, но поликлиники не проводят плановые обследования. Паспортный стол и органы опеки тоже не принимают. 

«Я планировала, что в конце апреля заберу детей, — говорит Ольга, — а сейчас уже июнь, и справок, которые, в принципе, можно за один день сделать, у меня нет. Дети на два месяца дольше остались в системе. Им по два с половиной года, в этом возрасте счёт идет на дни: чем раньше дети попадут в семью, тем раньше мы начнём им помогать и тем раньше они станут оттаивать. И вообще, я читала, что в семье ребёнок начинает быстрее развиваться, у него больше возможностей наверстать упущенное в психическом и речевом развитии. Два месяца — это, конечно, огромный срок».

Ольга, напомню, живёт в Санкт-Петербурге. А дети, которых она хочет забрать из интерната, — в Кемерово. Ольга не знает, когда сможет их увидеть: из-за того что в Ленинградской области много заболевших COVID-19, людей, приезжающих из этого региона в другие города, отправляют на двухнедельный карантин. Оформление документов на месте тоже занимает до двух недель.

«С учётом дорогого перелёта и необходимости таких [карантинных] мер, — переживает Ольга, — у меня просто не хватит средств, чтобы оплачивать столь длительное проживание и питание в чужом регионе. Причём лететь придётся не одной, а со старшей дочкой, потому что нужна будет помощь, чтобы увезти двойняшек домой. Я не имею возможности оставить свою семью с трёхлетним ребёнком на столь длительный срок. Ведь для него такая долгая разлука тоже может оказаться очень травматичной».

По мнению Александры, сейчас передаче детей из интернатов в семьи мешают не только органы опеки, но и отсутствие предписаний федерального правительства. «Если бы хоть один шаг сделали, — говорит Александра, — хоть какое-то было официальное объявление, рекомендация от вышестоящих структур органам опеки, что они обязаны устраивать детей в семьи, со всеми мерами предосторожности, — это бы, конечно, очень помогло».

Александра уверена, что сложившаяся ситуация вредит психике сирот. «Все хотят маму и папу, — утверждает Александра. — Они [дети] ждут, и когда что-то идёт не так, им очень сложно потом взрослым поверить заново. И когда приходили мама и папа, а потом перестали приходить, этот ребёнок сразу думает, что это он плохой, поэтому к нему не идут. Сложность ещё в том, что детки в системе привыкли, что показывать ничего нельзя. Малыши замыкаются, и потом, когда они попадают в семьи, знаете, сколько приходится это всё вытаскивать, прорабатывать годами. А подростки могут поверить, что это из-за них, и вести себя соответствующе: „Буду себя вести как плохой, всё равно я никому не нужен“».

Александра предполагает, что, когда органы опеки и попечительства начнут работать в прежнем режиме, они столкнутся с лавиной заявлений от людей, у которых были проблемы с опекой или усыновлением во время карантина в детских домах. «А когда сотрудники органов опеки не справляются с чем-то, — убеждена Александра, — они просто создают дополнительные преграды. Запросят ещё какую-то справку — пока кандидат пойдёт её готовить, они там делают своё дело». Женщина боится, что бюрократические сложности и затягивание сроков органами опеки отпугнёт потенциальных приёмных родителей, которых в любом случае станет меньше из-за финансового кризиса.

В других регионах, напротив, детей на время пандемии стараются передавать в семьи, в том числе персоналу сиротских организаций. Так, в карельском городе Олонце Центр помощи детям № 8 опустел: всех детей на время взяли домой работники учреждения. 

«Дай бог здоровья таким воспитателям, — говорит Александра, — которые готовы на такие действия [забрать детей к себе] и которых поддержат родственники. Это, конечно, лучше, чем детям сидеть в детском доме. Любой пример семейного быта для ребёнка любого возраста — это крайне важно. Это, конечно, огромная нагрузка на воспитателей и огромная ответственность: за время нахождения детей не в детском доме воспитатель становится временным опекуном, и с юридической точки зрения это огромный риск».

Яна Леонова, директор фонда «Измени одну жизнь», предполагает, что в некоторых регионах сирот передали воспитателям, чтобы не закрывать интернаты на карантин. «При наличии альтернативы, — объясняет Яна, — либо находиться всем в одном помещении с детьми без возможности выйти, либо разойтись по семьям и спокойно вместе жить — сотрудники были не против того, чтобы временно взять подопечных к себе. Но я не знаю, чья это была инициатива и как всё это решалось».

По наблюдениям Ирины Ивкиной, директора центра «Старт в будущее», в трёх детских домах Калужской области, с которыми она сотрудничает, около трети детей перешли в семьи. Ирина объясняет, что сотрудникам приютов, как правило, юридически проще всего забрать детей. По закону о временной передаче детей-сирот, люди, у которых сложились близкие отношения с ребёнком, могут получить от органов опеки разрешение на то, чтобы на время забрать его к себе.

«Вот у меня есть такое разрешение, — рассказывает Ирина, — есть разрешение у моего мужа, и мы забрали четверых ребят. Конечно, в семьях им легче живётся. Там не такие жёсткие условия: во сколько проснулся, пообедал. Нет такого режима, который существует в детском доме». 

С другой стороны, по словам Ирины, для детей, которые привыкли жить в большом коллективе, временный переезд в семью стал испытанием. «У нас бывает, — продолжает она, — что мы ушли на работу, и дома там детям тяжко, плохо. Это тоже стресс определённый для ребёнка».

С пандемией по-разному справлялись не только органы опеки, но и сиротские учреждения, которые тоже остались без единых федеральных указаний. В некоторых регионах к безопасности в приютах подошли радикально. Так, в Санкт-Петербурге детей, лишившихся родителей во время пандемии коронавируса, отказывались принимать в интернаты около месяца. Лада Уварова, председатель регионального общественного движения «Петербургские родители», рассказала, что главный санитарный врач Санкт-Петербурга для профилактики коронавируса издал распоряжение, согласно которому прекратился приём новых клиентов в учреждения социальной защиты. «Это не только детские дома, — поясняет Лада, — все учреждения соцзащиты: дома престарелых, психоневрологические интернаты, ДДИ (детский дом-интернат) и прочее. На тот момент уже было известно — ну это ещё тогда заметалось под ковер, сейчас это уже открытая информация, — что у нас началась вспышка COVID-19 в ПНИ-10. Cанитарный врач решил, видимо, что лучшее средство от перхоти — это гильотина, и просто приказом запретил приём».

Организация «Петербургские родители» и фонд «Дети ждут», который тоже возглавляет Уварова, сделали запрос региональному уполномоченному по правам ребёнка и петербургскому комитету по социальной политике. «Уполномоченный новый нам до сих пор ничего не ответила, — рассказывает Лада, — я даже не знаю, насколько она у нас есть вообще. Комитет по социальной политике ответил, но уже после того как отменили запрет на приём новых детей в соцучреждения».

Начиная с мая в Санкт-Петербурге дети могут размещаться в социальных учреждениях после прохождения 14-дневного карантина. Лада Уварова отмечает, что в городе не сложились доверительные отношения между региональными властями и НКО, которые занимаются проблемами сирот, поэтому представителей некоммерческих организаций не привлекли к обсуждению сложившейся ситуации.

По её словам, пока действовало распоряжение главного санитарного врача Санкт-Петербурга, несовершеннолетних отвозили в городские больницы на карантин — это было нормальной практикой до пандемии, но из-за изоляции интернатов сироты застревали в медицинских учреждениях. «Что там происходило — никому не ясно, — утверждает Лада. — Здоровые дети находились в больничном отделении, росла нагрузка на медицинский персонал, которому и так сейчас тяжело. По имеющейся у меня информации, творилась полная неразбериха».

Лада рассказывает, что, когда в больнице сомневаются, здоров ли ребёнок-сирота, его изолируют в боксе — отдельной палате. В таких ситуациях сотрудники медицинского учреждения не могут обеспечить детям должный уход, поэтому те предоставлены самим себе. «Ребёнку там просто нечего делать, — заявляет Уварова. — Это, честно говоря, просто ужасно: дети получают психологическую травму. Не говоря уже о том, что часто персонал считает неправильным проявлять какое-то внимание к ребёнку, брать его на руки. Они понимают, что он обнадёжится и будет потом снова этого внимания просить. Если к нему вообще не подходить, он потеряет надежду, зато будет спокойно. В итоге ребёнок мучается тихо, сам с собой». 

Для тех, кто недавно остался без родителей, это двойная травма. «Любая неопределённость, — говорит Лада Уварова, — это повышенный стресс. В таком случае ребёнку нужен собственный сочувствующий взрослый, который понимает его состояние и может объяснить, что сейчас происходит. Так детям проще адаптироваться. Помещение осиротевших ребят в больницы почти на месяц, без должного ухода, — это совершенно ужасная, недопустимая ситуация, это может для ребёнка повлечь за собой психологические последствия на всю жизнь».

В отсутствие общих предписаний каждому региону пришлось решать вопрос с режимом работы детдомов самостоятельно. В 29 субъектах РФ на карантин перевели все учреждения социальной защиты, в том числе детские дома. Сотрудники интернатов в таких регионах работали сменами по 14 дней: в течение этого времени они не могли покинуть территорию приюта.

«Не все смогли перейти на такой режим работы, — объясняет Олег (имя изменено), сотрудник одного из интернатов Рязанской области. — У кого-то свои дети, дистанционное образование и всё остальное. Кому-то из тех, кто у нас работает, больше 65 лет, и им нужно сидеть дома. Поэтому руководство решило выяснить, кто может заменить воспитателей».

Олег не воспитатель, но, когда учреждение перешло на карантин, из-за нехватки персонала он взял их обязанности на себя. Поначалу жить в детском доме было непривычно. Кроме повышенной нагрузки, психологически сложно было сутками оставаться на рабочем месте. Такая ситуация лишает возможности полноценно отдохнуть. «Ты 14 дней подряд в одной социальной роли, — вспоминает Олег. — Для меня, например, было непривычно ночевать в интернате. Я вставал по утрам в своём кабинете и первые дня три никак не мог свыкнуться с реальностью, в которой я просыпаюсь на работе».

Для детей эта ситуация тоже оказалась дискомфортной и непривычной: некоторые воспитанники детдома восприняли ситуацию как посягательство на их личное пространство. 

«Они мне честно сказали, — объясняет Олег, — что мы пришли на их территорию и живём у них дома. До этого мы как бы приходили к ним в гости».

По мнению Олега, в таких экстренных условиях необходимо создать максимально комфортную для детей атмосферу. В противном случае после пандемии придётся долго работать с последствиями, как психологическими, так и физическими.

«Эти дети, — рассуждает Олег, — находятся в зоне риска. Они внутренне истощены, а в такой ситуации иммунитет ослаблен. Мы не знаем, как именно эта категория детей может ответить на коронавирус. Поэтому жёсткие воспитательные методы сложно применять. У нас пока нет задачи реабилитировать, социализировать ребёнка. Нам нужно сохранять его ресурс на то, чтобы в дальнейшем преобразовать себя — социализироваться, научиться отстаивать свои границы и так далее. Это не то, что взрослые садились на планёрке с утра и решали: „Что будем делать сегодня?“ Не пишем всё это в график, как обычно бывает. В такой ситуации мы исключительно отталкивались от детей, спрашивали, чего они хотят».

Олег вспоминает, как они с коллегами боялись, что подростки будут тайком выходить за территорию: механизм действий на этот случай не был отработан. «Его же [ребёнка, который выходил за пределы учреждения] нельзя принять назад, — объясняет Олег, — мало ли — вдруг он там заразился. Дети — молодцы, отнеслись с пониманием. Мы им объясняли, что мы тоже можем заразиться от ребят, а у нас свои семьи и нам тоже нужно [беречься]. Не сказать, что дети серьёзно относятся к коронавирусу, но о мерах предосторожности мы с ними договорились. В мою смену, по крайней мере, это чувствовалось».

Жизнь в интернате пришлось перестраивать с учётом того, что выход за территорию учреждения оказался под запретом. Отменились групповые походы в театр и выезды на волонтёрские мероприятия, поэтому нужно было искать альтернативу, доступную онлайн. Обучение перешло в онлайн-формат.

Олег признаёт, что дистанционное образование помогло занять подопечных хотя бы на полдня. С другой стороны, ответственность за обучение детей тоже легла на сотрудников интернатов. «У нас разговоры между воспитателями, как в любом школьном чате у мамочек, сводились к школе, — рассказывает Олег. — Мол, „задали химию, ребёнок просит объяснить, а я уже химии никакой не знаю“ — там действительно многие люди в возрасте. „Я сказала: возьми в этом телефоне посмотри, спиши“». 

Общение с родственниками и наставниками тоже пришлось налаживать заново. По словам Олега, тем, у кого были готовы все документы для оформления опеки или усыновления, постарались отдать детей. Кто-то остался в детдоме до конца мая, чтобы закончить учебный год, и затем перешёл в семью. Но организация не может отпустить несовершеннолетних к тем, у кого было разрешение на посещение детей, даже если это родственники. «Переходим на какие-то онлайн-форматы, — говорит Олег, — кто-то [из родственников или наставников] выпал. У директора очередь стоит, чтобы позвонить. Они же маленькие: им телефоны покупают — они их разбивают. Кровные родственники, надо им отдать должное, покупали телефоны и вешали в пакетах на заборе, мы передавали детям. Для тех, у кого нет такой возможности, мы у себя в кабинете организовали видеозвонки».

Александра, волонтёр фонда «Дети в семье», убеждена, что организация общения по скайпу — решение самих сотрудников детдомов. «Это огромная поддержка, — увлечённо рассказывает женщина, — и дети понимают, что происходит, и родители. И ребёнок знает, что его не бросили, что это временно. Но это уже практика для детей постарше. Малыши же не приучены [к гаджетам], как наши дети домашние. Начинают плакать, что родители где-то там в компьютере».

Персонал интерната предупредили об изменениях в последний момент. Олег признаётся, что сотрудники детского дома, которые выходили на работу в первую после объявления карантина смену, не понимали, на каких условиях им придётся работать. 

«Мы подписали [документы], что согласны, — говорит Олег, — но не знали подробностей. Многие не соглашались — просто не понимали, за какие деньги они берут на себя такую нагрузку. Сейчас, конечно, озвучили, что будут надбавки, ждём. Как уж это всё считается, не знаю, это к бухгалтерии вопрос».

Олег убеждён, что пандемия коронавируса показала: система сиротских учреждений не готова к непредвиденным ситуациям. «Должна вся эта история пройти, — говорит он, — а потом мы должны все вместе сесть и подумать, как сделать так, чтобы права ребёнка здесь тоже как-то учитывались. Если сейчас посмотреть через призму его прав, действительно, всё нарушается: [право на] общение, право жить и воспитываться в семье и так далее. Было очень здорово, что каждый взрослый прочувствовал на себе [ситуацию], и очень здорово нам потом как психологам донести до взрослых: а теперь представьте, что происходит с ребёнком. Если взрослых, сильных и стабильных, всё это выбивает из колеи, то каково беззащитному дитю, не имеющему никакого фундамента».

Вместе с тем Олег заметил, что, кроме отмены выездных мероприятий, жизнь детей в сиротских учреждениях мало изменилась. «Мы пожили месяц, грубо говоря, в изоляции, — объясняет он, — и нам уже было сложно: как это — нельзя выйти, нельзя общаться? А они как жили, так и живут. У них изоляция продолжается, пока мы не устроим их в приёмную семью или пока они не вырастут и не начнут самостоятельную жизнь».

В Калужской области, в отличие от Рязанской, детские дома не закрыли на карантин. Воспитателям на входе в интернат измеряют температуру. Педагоги или медицинский персонал проверяют температуру у детей. 

«Лишний раз теперь, конечно, моют, убирают, проводят беседы, — рассказывает Ирина Ивкина, директор центра „Старт в будущее“. — В начале [пандемии] везде был ажиотаж, маски пропали, а в детдоме есть своя швейная мастерская, там шили повязки вместе с ребятами. Потом появились министерство и спонсоры, дали средства защиты. Мы [центр „Старт в будущее“] тоже помогли». 

НКО, где работает Ирина, находится на территории Азаровского детского дома в Калуге, поэтому она видит, как интернат справляется с пандемией. Женщина беспокоится за сотрудников учреждения, потому что именно воспитателям приходится справляться с последствиями изоляции детских домов. 

«Zoom, интернет-обучение, конкурсы рисунков, флешмоб к 9 Мая, ко Дню пионерии. Всё это легло на плечи воспитателей, — перечисляет Ирина. — Им надо столько развлекать [детей], столько всего проводить в семьях (так в Азаровском детдоме называют группы), объяснять. Детям всё уже надоело до чёртиков. Это такой эмоциональный всплеск — как бы выгорания не получилось».

По наблюдениям Ирины, около сорока процентов занятий, к которым привыкли воспитанники детского дома, оказались недоступны, когда учреждения социальной защиты закрыли на карантин. Воспитателям пришлось придумывать, как развлечь детей, потому что от скуки они начинали нарушать правила детдома, портить территорию и провоцировать конфликты. 

«Здесь есть и плюсы, — размышляет Ирина. — Мы забрали из кулинарной студии кофе-машину, и у нас в детдоме пятеро ребят обучались навыкам бариста. У нас появились новые партнёры, мы смогли купить для нашей швейной мастерской новое оборудование. Вместо игр мы проводили тренинги, встречи со специалистами, которые лично никогда бы к нам не приехали, а сейчас доступны онлайн».

В отличие от развлечений, которые удалось частично перенести в онлайн-формат, дистанционное образование вызвало много проблем. Воспитатели не привыкли к онлайн-форматам, у некоторых мало навыков работы с техникой. В интернате не хватает оборудования. Из-за того что нагрузка на Zoom увеличилась, во время уроков прерывалось соединение. Для соцучреждений это критично: по словам Ирины, ни в одном детском доме нет хорошей связи. Некоторые интернаты Калужской области собирали пожертвования на ноутбуки для онлайн-образования.

Яна Леонова, директор фонда «Измени одну жизнь», предполагает, что возросшая на воспитателей нагрузка может негативно сказаться как на них самих, так и на детях. «Где-то возросла нагрузка на интернатских психологов, — говорит Яна, — дети стали чаще говорить о родственниках, о том, как их раздражают педагоги. Все находятся в стрессе, все устали от неопределённости, и сложности с досугом и онлайн-обучением вносят свой вклад в эту психологическую разбалансировку. В этом случае забыли поработать с обычными людьми, особенно с теми, кто находится в закрытых учреждениях».

20 июля Роспотребнадзор заявил, что родители, волонтёры и опекуны могут посещать детские дома. О кандидатах в приёмные родители в заявлении не сказано. В некоторых регионах в интернаты по-прежнему не пускают волонтёров — так происходит из-за нечётких формулировок в разъяснениях Роспотребнадзора и из-за того, что сиротские учреждения не подчиняются этому ведомству напрямую.

Дети до сих пор не могут покинуть территорию детского дома. Ирина Ивкина отмечает, что летом и дети, и воспитатели стали свободнее. Тем не менее развлечения вне детдома всё ещё под запретом. Досуг детям организуют сотрудники интерната и волонтёры, у которых есть доступ на территорию учреждения.

В интернате в Рязанской области, где работает Олег, сняли карантин, и наставники начали общаться с детьми. Сейчас подопечные Олега отправились в летний лагерь. 

«На мой взгляд, — рассказывает Олег, — данная ситуация обозначила проблемные места сложившейся системы. Нужно предупреждать выгорание у персонала. Вместе с тем воспитателям нужно повышать уровень своей компетентности, приобретать новые навыки, выстраивать работу, исходя из потребностей детей. Внутри интерната нужно более активно искать значимых взрослых для каждого воспитанника».

Обещанные надбавки, по словам Олега, выплатили, но урезали бонусы, объяснив это нехваткой денег на зарплаты. «С сентября обещали вернуть», — говорит Олег.

О стимулирующих выплатах для сотрудников детских домов речь зашла неделю назад. Минфину, Минэкономразвития, Минпросвещения и Минтруду поручено рассмотреть вопрос о выделении дополнительных трансфертов на такие выплаты. Правительство отдельно рассматривает возможность перерасчёта премий для сотрудников сиротских учреждений, закрытых на карантин. 

Ваня вернулся в семью к Светлане после трёх с половиной недель в интернате. Сейчас он считает себя домашним ребёнком. Ольга решает проблемы с органами опеки: она переживает, что дети провели несколько лишних месяцев в системе.

Режим изоляции в сиротских учреждениях продлён до 2021 года.