Поверья, приметы и магия в русской истории

27 июня 2017

Историк Георгий Манаев в рамках исследования о паранормальных явлениях отправился в анналы истории России, чтобы узнать, как паранормальное, аномальное и запредельное столетиями вытёсывало облик российского общества. Как уживается язычество с христианством, как «Домострой» Грозного запрещал женщинам общаться с колдунами, какими запретами обеспечивалась защита царских особ от злых сил и как водяные спасали деревни от повального алкогольного вымирания.

Когда я был аспирантом Института российской истории РАН, на одном заседании кафедры я присутствовал при разговоре нескольких крупных российских историков. Обсуждали, как на всём протяжении нашей истории были несовершенны государственная власть, суды, правоохранительные органы, местное управление... Так на чём же, как вы думаете, всё держится? — спросил я, надеясь получить от лидеров науки взвешенный ответ. — Да никто понять этого не может! Чудом, чудом всё держится! — ответили мне великие.

Еллинские ереси

Степень участия магии в русской жизни страшно даже осознавать. Вполне устоявшимся считается термин «двоеверие», которым описывается система православных/языческих представлений русских о мире. С первых веков своего существования на Руси христианство боролось и сосуществовало с мощными языческими и шаманскими верованиями, рудименты которых живут до сих пор. Описать все случаи влияния, которые приметы и верования оказывали на русскую жизнь, просто невозможно — равно как и охватить все возможные случаи применения примет. Кроме того, в постперестрочное время, эксплуатируя исконную тягу простых русских людей ко всему таинственному и загадочному, вышло такое количество коммерческой и квазинаучной литературы на эту тему, что описать и проверить её — задача столь же трудоёмкая, сколь и бесполезная.  Поэтому в этом очерке я только постараюсь привести ряд примеров, способных показать, как вера в потусторонние явления влияла на повседневную жизнь русских.

Британский историк В. Ф. Райан в своей книге «Баня в полночь: Исторический обзор магии и гаданий в России» приводит ряд примеров упоминания магии и шаманизма из первых русских летописей. Как считает Райан, именно шаманизм был основным видом магии восточных славян до прихода христианства; после христианизации шаманские языческие традиции продолжили развиваться подспудно и в итоге срослись с православием. Да и сами летописи оценивали шаманизм по-разному.

Возьмем историю о князе Олеге и его коне. Впервые она встречается в «Повести временных лет» («Начальной летописи») под 912 годом: волхв предсказал князю смерть от его коня. Князь посмеялся над предсказанием, но, когда конь пал, князь погиб от укуса змеи, выползшей из конского черепа. Рассказ интересен тем, что летопись представляет предсказание волхва как достоверное. Отметим, что, разумеется, летопись создавалась уже после принятия христианства, вероятно, в XI-XII веках монахом Киево-Печерского монастыря Нестором.

Под 1024 годом в летописи описано, как волхвы учинили погром в городе Суздале, за что были казнены князем Ярославом; в 1071 году повествуется о волхвах, поклонявшихся Антихристу — все они были казнены князьями или по их приказу; а текст под 1064 годом содержит развёрнутые упоминания о дурных предзнаменованиях: появлении кометы, солнечном затмении, рождении детей-уродцев.

Параллельно с внедрением христианства и вместе с ним на Русь проникали византийские верования и приметы: использование амулетов, гадание по грому и молнии, заговоры, вера в добрые и злые дни. Занятно, что, как отмечает Райан, приметы проникали в народ через духовенство: «Известно, что восточнославянское и южнославянское духовенство практиковало гадания до весьма недавнего времени». И в самом деле, в русской деревне язычество преобладало над христианством, о чём говорят не только археологические находки амулетов, датируемых уже первыми двумя-тремя веками после принятия христианства, но и распространение на селе примет и верований, очень сильных до сегодняшнего дня.

О широком внедрении языческих верований в христианские практики свидетельствует «Стоглав» — сборник решений Стоглавого собора русского духовенства, созванного по решению Ивана IV Васильевича «Грозного» в 1551 году. Одной из целей собора была именно борьба с язычеством. Текст построен в форме вопросов царя по поводу суеверий, нечестивых обрядов и злоупотреблений в среде духовенства. Из текста мы узнаём о следующих распространённых практиках:

1.
Заговаривание просфор просвирнями (женщинами, продающими просфоры в церкви): вместо творения Иисусовой молитвы и крестного знамения над просфорой произносили заговоры «на счастье».
2.
Помещение «сорочки» (последа, или плаценты, в которой иногда рождается ребёнок) на алтарь в церкви сроком на шесть недель.
3.
Помещение мыла туда же на тот же срок. (Мылу приписывалась магическая сила отвращения чёрной магии, особенно мылу, которым мылись в бане перед венчанием или обмывали покойника).
4.
Гадание по магическим книгам.
5.
Деятельность скоморохов, в частности приглашение их на поминальные обряды в Родительскую субботу.
6.
Отмечания языческих праздников (Ивана Купалы и других).

Примечательно, что все эти «ереси» назывались одновременно «дьявольскими» и «еллинскими» (то есть византийскими), что только подтверждает гипотезу о распространении суеверий через духовенство.

Полон упоминаний о колдунах и «Домострой» — руководство по ведению домашних и семейных дел, отредактированное Сильвестром — духовником (личным священником) Ивана Грозного. «Домострой» советует удерживать женщин от общения с колдунами; приводит список запретных «ведовских» текстов и обрядов, перечисляет разновидности колдунов: чародеи, кудесники, волхвы, мечетники, зелейники. В общем, из этого текста становится ясно: колдовство в Московской Руси XVI века процветало и конкурировало с православным христианством.

Примечательно, что цари и великие князья осуждали колдовские обряды среди своего народа, при этом сами пользуясь услугами заморских чародеев и справляя некоторые в большей степени языческие обряды.

Суеверия Ивана Грозного

Начиная с XV века московские князья призывали на службу врачей из Западной Европы. В конце XV века в России жил Николай Бюлов — врач, специалист в астрономии и астрологии (считавшейся колдовской наукой). При дворе Ивана III жил «мистр Леон, жидовин», казнённый за неудачное лечение наследника Ивана Ивановича: лекарь поил его зельями, отчего тот вскоре скончался.

Фактически все московские цари (включая и Петра I — Брюс) имели при дворе иноземных «чародеев» и проявляли интерес к магии, алхимии и астрологии. Так, Иван Грозный приглашал к своему двору известнейшего английского астронома, алхимика и астролога Джона Ди — впрочем, тот отказался от приглашения и баснословного жалованья; зато позже его сын Артур Ди работал при дворе первого из Романовых, Михаила Фёдоровича.

Вообще в царствование Ивана Васильевича мистики было хоть отбавляй. В 1547 году, вскоре после венчания Ивана на царство, в Москве произошёл страшный пожар, уничтоживший большую часть города. Вслед за пожаром последовало восстание — народная молва приписывала вину княгине Анне, бабке молодого царя по матери: «Княгиня Анна с детьми волхвовала, вынимала сердца человеческие, да клала их в воду, да тою водою, ездя по городу, кропила — оттого Москва и выгорела».

Вера в это была настолько сильна, что восставшие убили дядю царя Юрия Глинского и требовали выдачи другого дяди и самой княгини Анны (впрочем, Иван приказал казнить самых активных восставших, после чего страсти улеглись). Ну а сам Иван также верил в приметы настолько, что не останавливался перед убийством, если видел какие-то дурные предзнаменования. Слухи говорят о том, что Иван IV распоряжался казнить любого, кто преднамеренно или по незнанию переступал дорогу его выезду («пути не будет»), а во время своего пребывания в Вологде приказал заживо сжечь строителей, которые с голоду убили и приготовили телёнка: есть телят на Руси строго запрещалось, и причина этого запрета до сих пор не ясна.

Кстати, любовь к телятине сыграла злую шутку и со Лжедмитрием I: «В субботу десятого мая, на третий день свадьбы, царь приказал приготовить в кухне всё по-польски и среди других кушаний — варёную и жареную телятину. Когда русские повара увидели это и рассказали всем, в царе стали сильно сомневаться, и русские стали говорить, что он, верно, поляк, а не московит, ибо телятина считается у них нечистой и её не едят. Они это молча стерпели, выжидая удобного случая» (К. Буссов, «Московская хроника»). Как мы помним, Лжедмитрий был растерзан москвичами, труп его выставлен на трёхдневное поругание, в итоге тело самозванца сожгли и прахом выстрелили из пушки в сторону Польши. Конечно, не телятина одна была тому причиной.

Несмотря на жестокость и психотические припадки, Иван IV был весьма образованным человеком и понимал значение научной медицины: в 1557 году в Московию был приглашён доктор медицины, выпускник Кембриджа Ральф Стендиш в сопровождении аптекаря. И в то же время царь продолжал уделять внимание «соматическим» способам лечения. Как пишет в книге «Врачи двора его императорского величества» И. Зимин, Иван IV чтил святого Антипия, к которому обращались во время зубных болезней. Ещё в 1530-х годах близ Кремля была возведена деревянная церковь этому святому, в 1560-х заменённая каменной. «У Антипия» молились и цари, и вельможи, и простые горожане. Среди моленных святынь Ивана IV имелся «зуб св. Онтипия Великого», окованный серебром.

На богомолье «к Антипию» хаживал в следующем веке и Алексей Михайлович Романов; документально зафиксировано, что однажды он положил к образу святого «два зубка серебряных». И это делал один из самых богобоязненных царей, носивший даже прозвание «Тишайшего», то есть «благочестивого»! И при этом монархе в царских покоях дипломированные медики продолжали соседствовать со знахарями и колдунами, а дворцовый быт нёс на себе следы внимания к традиционным верованиям. Особо опасались сглаза и порчи.

Теремной затвор

На российский престол Романовы вступили после тяжелейшего династического кризиса. Поэтому для них вопрос здоровья наследников — соответственно, здоровья их потенциальной матери — стоял особо остро. Избранную на «смотре невест» потенциальную царицу помещали для житья на женскую половину дворца. И её жизнь там была поистине «царской» — в понимании XVII столетия.

«Теремной затвор» — это натуральное заключение царицы и царевен в царских покоях. Предназначено оно для того, чтобы никто не мог навести порчу на царскую супругу ни по воздуху, ни более изощрёнными методами — например, насыпав заговорённого пепла в царицын след. В реальности это означало, что женщины, принадлежавшие к царской семье, не могли свободно перемещаться: им дозволено было гулять только по внутренним территориям царских резиденций, причём во время их прогулок там не должно было быть посторонних. О том, чтобы погулять в лесу, искупаться в речке, сходить на базар, не могло быть и речи. В случае выездов царица перемещалась в закрытой карете. Для того, чтобы она могла выйти из экипажа и войти в церковь, слуги поднимали суконные занавеси по обеим сторонам от царицы, а в домОвые церкви из дворцов делались деревянные крытые переходы. По голой земле царица также не ступала: везде на её пути расстилались ковровые дорожки. Такие же правила соблюдались и в отношении царских дочерей. Заметим, что мужчины в царской семье сглаза не боялись и соблюдали значительно меньшие предосторожности.

Золотой век «теремного затвора» — именно царствование Алексея Михайловича, и при нём же начались послабления: вторая жена царя и мать Петра I, Наталья Нарышкина, была воспитана в европейском духе — она потребовала права присутствия на дворцовых церемониях, появлялась в открытом экипаже и даже вместе с мужем смотрела специально организованные театральные представления. Ну Пётр Алексеевич с правилами «теремного затвора» поступил по обыкновению жёстко — отменил их полностью, введя европейский «дресс-код» и начав проводить ассамблеи, на которых женщины — невероятно! — пировали вместе с мужчинами. Всё это, однако, относится только к высшему обществу. Что же с крестьянами, составлявшими большую часть населения страны?

Приметы на страже крестьянского здоровья

Все, у кого есть родственники из деревни, знакомы с бесчисленным множеством традиционных русских примет и суеверий. Раньше их было много больше — и они подробно описаны этнографами и антропологами. Смысл существования примет — на самом деле чисто утилитарный.

Четыре значительных паранормальных существа сопутствовали русскому крестьянину в его жизни — домовой, леший, водяной и банник. И у каждого из них была система запретов, которые, как мы увидим, служили для того, чтобы сберечь крестьян от идиотских поступков.

Основные правила лешего: не кричи в лесу, не беспокой дедушку лешего. Не ходи ночью в лес, там дедушка свои владенья обходит. Если необходимо переночевать в лесу, веди себя тихо и не укладывайся на тропках, по которым ходит дедушка. И так далее — понятно, что эти приметы оберегают незадачливого гостя от встречи с дикими зверями. Есть у примет о лешем и забавные черты: считается, что он очень любит курить, а при встрече с лешим можно прогнать его, ругаясь матом — и тут опять напоминание о диких зверях: ведь, например, медведя действительно можно испугать громкой руганью.

Самый влиятельный из русской нечисти — домовой, живущий под печкой, в самом нечистом и тайном месте избы (его, кстати, тоже часто звали «дедушка» — ведь изначально домовой символизировал дух первопредка семьи). Его действиям приписывается любой неясный шум в доме, нездоровье членов семьи, болезни скота, пожары и прочие несчастья.

Именно с домовым связана популярная и сейчас примета «присесть на дорожку»: если хозяева уходят из дома, домовой беспокоится, не бросают ли его, поэтому нужно обмануть деда — сделать вид, будто все передумали уходить, молча присесть и ничего не делать, а затем быстро покинуть дом. Как полезна эта примета бывает, если забыл документы, деньги или закрыть окна в доме. При домовом нельзя ссориться, материться и ругаться — это, конечно, правила, поддерживающие в доме здоровую атмосферу; не следует оставлять на столе еду или острые предметы — «домовой их не любит». Но главный способ интеракции домового и домашних — это когда домовой начинает «давить» во сне. Чтобы избавиться от него, надо встать и открыть окна и двери, говорит предание, помогавшее крестьянам не угореть в своих избах. Напомню, что до начала XIX века большинство изб топились «по-чёрному» — то есть дымоходов не было, и весь угар из печи шёл прямо в избу, которую периодически надо было проветривать и мыть. Так домовой «спасал» крестьян от самого опасного вида смерти — отравления угарным газом.

Верой крестьян в домового, конечно, пользовались. Например, если мужик не хотел достойно оплачивать строителям избы их труд, строители могли сделать так, чтобы в избе всё время «выл домовой», предвещая несчастья. Для этого под основной балкой крыши привязывали берестяной короб с щепой внутри — и в ветреные дни он издавал вой, создавая в избе гнетущую атмосферу.

Приметы, связанные с водяным, в свою очередь, спасали крестьян от гибели на воде. Царь водной стихии не любит купающихся, рыбачащих и выходящих на лодках ночью (в темноте легко напороться на корягу или уйти в стремнину), не разрешает заходить в воду пьяным (без комментариев), и ни в коем случае не стоит хвалиться тем, как ты хорошо умеешь плавать и сейчас переплывёшь реку туда и обратно в один присест.

Ещё один монстр русского фольклора — банник. Баня для русских была местом, где не только мылись, но и принимали роды, местом, в котором никогда не находились иконы и потому считавшимся «нечистым». Отсюда — запрет на ношение в бане нательного креста (каждому, бывавшему в бане, этот запрет очевиден: при высокой температуре металлический крестик оставит на теле тяжёлые ожоги). Запрещалось посещать баню в ночное время (за исключением гадательных практик) и в пьяном виде — тут причины те же самые, что и с водяным.

Дворянские приметы

За счёт того, что дворянское сословие за XVII-XIX века оставило потомкам гигантский объём писем и мемуаристики, изучение их примет не требует этнографических путешествий и записей бесед с пожилыми хранителями древних традиций. Желающих изучить приметы и суеверия дворян смело отсылаю к энциклопедической в этом смысле книге Елены Лаврентьевой «Дворянство пушкинской поры. Приметы и суеверия», легко доступной для чтения в сети.

Конечно, рождение ребёнка — событие высокой мистической важности, это переход существа из иного мира в наш мир. Серьёзности этому придавала и высокая детская смертность, поэтому «существует поверье, что если все дети в семье умирают, то, чтобы новорождённый остался жить, надо, чтобы его окрестили первые люди, которые попадутся отцу ребёнка навстречу».

Суевериями были осенены и такие события, как переезд на новое жильё и перестройка старого — «Многие богатые помещики опасались ремонтировать свои дома по предрассудку, что, обновивши дом, скоро умрёшь…» Интересная перекличка здесь с китайской древней традицией намеренно не достраивать жилище, оставляя недоложенным одно бревно или камень: то, что не закончено, не может начать стареть.

Приметы окружали женитьбу и венчание — в том числе сохранившаяся поныне примета с замками: «Во время венца кто первый из новобрачных ступит на подножие, тот будет властвовать; у кого свеча длиннее остаётся или у чьих дружек, тот долее проживёт; если венец, для облегчения, не надевают на голову невесты, то народ считает такой брак недействительным, незаконным и предсказывает беду; если же над головою уронят венец, то и подавно… В иных местах кладут под порог замок в то время, когда молодые идут к венцу, и лишь только они перешагнут порог, как вещие старухи берут замок, запирают его и хранят, а ключ закидывают в реку; от этого молодые будут жить хорошо».

Картам, главному развлечению дворянства обоих полов, также сопутствовало множество странных примет, от простых (нельзя было садиться играть спиной к месяцу — проиграешь) до очень странных: «Существовало поверье: дом, в котором живёт палач, приносит удачу в карточной игре. Петербургские шулера облюбовали два притона в доходных домах на углу Тюремного переулка и Офицерской улицы. Там было всё: и красивые женщины, и дорогие вина, и блестящая обстановка. Но главное достоинство, по мнению картёжников, заключалось в том, что из окон притонов был виден Литовский замок — тюрьма, в которой жил палач».

Конечно, множество примет было связано с дорогой и путешествиями. Не только не полагалось возвращаться после выезда, но и выезжать в дорогу по понедельникам: «Государь Николай Павлович считал понедельник днём тяжёлым и никогда не выезжал в дорогу по понедельникам». Также считалось недобрым предзнаменованием встретить в дороге священника: есть предание о том, что А. С. Пушкин в 1825 году собирался выехать в Петербург из Михайловского, но по дороге встретил попа и вернулся назад — таким образом, по легенде, поэт избежал ареста по делу декабристов.

Встретить попа было дурной приметой и по дороге на охоту (как и женщину, особенно замужнюю). Не предвещала успеха охотнику встреченная пустая телега, крик филина или совы. «Удачные» приметы тоже были: считалось, что охота удастся, если первый же выстрел — на убой; ружьё считалось смертоносным, если в его ствол заползала змея; вынутыми из тела убитой дичи дробинками или пулями заряжали ружьё снова, считая, что такие пули точно снова попадут в цель. Страшное поверье, связанное с мистическим числом сорок, было у охотников на медведей: «Роковым на Руси прозвали сорокового медведя. Можно убить тридцать девять, не получив ни одной царапины, но сороковой отомстит за всех остальных. Это поверье настолько распространено в России, что самый смелый, самый искушённый и ловкий охотник, который и глазом не моргнув шёл на тех тридцать девять медведей, с трепетом пойдёт на сорокового».

«Государь Николай Павлович считал понедельник днём тяжёлым и никогда не выезжал в дорогу по понедельникам»

Последний колдун российских императоров

Как мы видели ранее, первым лицам российской империи вовсе не были чужды приметы, суеверия и вера в колдовство. По сей день самым животрепещущим вопросом в этом отношении остаётся такой: обладал ли паранормальными способностями (в частности способностью останавливать кровотечения у страдавшего гемофилией наследника престола царевича Алексея Николаевича) Г. Е. Распутин (мы о нём подробно писали), или ему удавалось обманывать Николая II и его семью? Спойлер: по-видимому, да, обладал.

Исчерпывающую информацию по этому поводу приводит в своей книге И. Зимин. Главными источниками являются воспоминания современников — в первую очередь членов императорской фамилии, которым лгать об обстоятельствах, связанных с жизнью и здоровьем единственного престолонаследника, было бы по меньшей мере неэтично. Сестра Николая II, великая княгиня Ксения Александровна, вспоминала: «В Крыму… после нашего отъезда у Алексея было кровотечение в почках… и послали за Григорием. Всё прекратилось с его приездом». Великий князь Кирилл Владимирович писал: «Тем не менее, факт остаётся фактом, что, когда Распутина привозили к постели моего больного племянника, он сумел остановить внутреннее кровотечение и избавить ребёнка от ужасных болей». Помимо членов императорской фамилии гипнотические способности Распутина признавали председатель Государственной думы Михаил Родзянко и Пётр Столыпин. А товарищ (заместитель) министра внутренних дел С. П. Белецкий сообщал, что в его руках были письма от одного петербургского гипнотизёра его даме сердца, в которых гипнотизёр сообщал о выдающихся способностях к гипнозу у бравшего у него уроки Григория Распутина. Кстати, за «старца» Распутин себя выдавал только «клиентам» — в данном случае членам царской семьи: напомню, когда в 1905 году Распутин познакомился с Николаем II и его семьёй, Григорию Ефимовичу было всего тридцать шесть лет.

Примечателен и тот факт, что профессиональные врачи, пользовавшие царскую семью в тот же период, были вынуждены работать бок о бок с Распутиным, поскольку сами видели, как «старец» излечивает Алексея от кровотечений. Как вспоминал В. Н. Коковцев, председатель Совета министров в 1911-1914 годах, «одна из светских фрейлин, известная своим враждебным отношением к Распутину и утратившая по этой причине своё положение при дворе, рассказала мне, что она присутствовала однажды при разговоре врачей, во время одного из наиболее сильных припадков гемофилии, когда они были бессильны остановить кровотечение. Пришёл Распутин, пробыл некоторое время у постели больного, и кровь остановилась. Врачам не оставалось ничего иного, как констатировать этот факт».

***

В одной статье было бы сложно перечислить все русские приметы или указать все случаи, когда они влияли на ход истории и определяли поступки наших предков. Наверное, любые явления русской жизни должны быть осенены суевериями и приметами: вспомним, сколько «своих» примет существует у спортсменов, таксистов и автомобилистов, военных... Пожалуй, только работники цифрового мира, который сам по себе достаточно потусторонен, не испорчены суевериями — нет, погодите, как я мог забыть про бубен, главное оружие системного администратора.

Текст
Москва
Иллюстрации
Санкт-Петербург