Выживут только упёртые: россияне спасают бизнес от коронакризиса

«Древне́е, чем я, розничного продавца игрушек в стране просто нет», — гордо говорит дагестанец Арсен Хабибов. Ему 49 лет, 30 из которых он в бизнесе. Арсена знает вся Махачкала: каждый житель города хотя бы раз покупал что-то в «Планете детства» — четырёхэтажном торговом доме в центре города, который Хабибов открыл в 2000 году вместе с тремя младшими братьями. «Тогда ещё не было моллов, и любой мог прийти в „Планету“, погулять по этажам, посмотреть на всю эту красоту — игрушки, батуты — и уйти в хорошем настроении, хоть даже ничего и не купив, — рассказывает бизнесмен. — Потому меня люди и полюбили: я тут что-то типа местного Деда Мороза».

В начале 1990-х Арсен отслужил в воздушно-десантных войсках, вернулся на родину и стал торговать сникерсами и прочей мелочовкой в палатке на пересечении улицы Ярагского и проспекта Гамзатова — главных махачкалинских улиц. Однажды знакомый отдал ему на реализацию партию игрушек. Всё раскупили за пару часов: помогли обаяние Арсена и удачное расположение торговой точки. «Я вообще клиентоориентированный, — хвастается Хабибов. — Бесплатных пакетов в девяностые ни у кого не было, а я ввёл. Продавцов своих учил: дурак, больной, пьяный — ни одного грубого слова клиенту! Скидку просит? Дайте! Не понравилась игрушка? Заберите и верните деньги. Чтобы слова „нет“ в моём магазине не было!» Спустя несколько лет на месте той палатки вырос сначала небольшой торговый павильон, а потом «Планета детства». 

Последние два месяца торговый центр не работает из-за карантина. Как и многие в Дагестане, одном из лидирующих регионов по числу заразившихся, Арсен считает проблему коронавируса преувеличенной. «Болеют из-за экологии и плохого питания. А у меня вся семья закалялась, и ни чипсов, ни „Чокопая“ в холодильнике никогда не было. Кто закаляется, тот переболеет в лёгкой форме», — уверен Хабибов. Из-за простоя «Планеты» бизнесмен не переживает: уже несколько лет его больше занимают — и обеспечивают — производство, а также оптовая и онлайн-торговля. Ну и вообще после дефолта 1998-го Арсена невозможно выбить из колеи. «Рубль тогда упал в три с половиной раза, а у меня был валютный кредит 200 тысяч долларов. Поэтому сейчас это всё цветочки».

В первые же годы торговли игрушками Арсен усвоил несколько важных вещей. Во-первых, товары больших зарубежных брендов по карману далеко не каждому. Во-вторых, фирменные домики для Барби — это не только дорого, но и непрактично: куча мелких пластмассовых деталей, один раз собрал — и уже не разберёшь. В-третьих, если делать игрушки самому, их можно продавать дешевле и зарабатывать больше. Особенно если это кукольные домики. Ведь каждому ребёнку нужен кукольный домик.

Всё началось в 1992-м, когда Арсен по бартеру раздобыл паркет из красного дерева. Платить укладчикам нереальные «50 баксов за квадрат» Хабибов не хотел, поэтому решил делать ремонт сам. С тех пор предприниматель обожает работать с деревом. Первой игрушкой производства Хабибова стали деревянные кубики с алфавитом. Их Арсен мастерил на станках своих друзей: «Тут точил, там пилил». Затем пошли заказы покрупнее: детские стульчики, качели и целые игровые площадки. А потом Арсен вспомнил про дорогущие домики Mattel и решил выпускать свои, только больше, прочнее, красивее и из берёзовой фанеры. А мальчикам — многоэтажные гаражи для игрушечных машинок, которые, в общем, тоже домики. Так появился бренд world4kids. 

«Я придумал универсальную конструкцию: мои домики трансформируются и в этажерку, и в шкафчик с полочками, и в мольберт, и в рабочий стол. Столько всего для развития ребёнка загнал в одну игрушку! — восхищается своей изобретательностью Хабибов. — Конечно, если бы я был крупным брендом, я бы каждую функцию отдельно выпускал, чтобы стимулировать продажи. Но у меня другая стратегия. Домики — это локомотив. Вот родилась девочка. Ей нужна кукла, кукле — домик, а потом ещё один, побольше. А потом у меня и другие игрушки закажут».

Ещё один пример производства, владельцы которого идут к своей мечте, не замечая коронакризиса, — Rachel Wow. Это бренд ростовчанок Екатерины Павлюшиной и Юлии Фёдоровой. Они придумали и сконструировали лежанки, автогамаки и автокресла для собак всех пород и размеров. А началось всё с дворняги Рейчел, которую девушки взяли из приюта, когда вместе снимали квартиру. Чтобы вырастить счастливого и адекватного пса, они стали изучать зоопсихологию и узнали, что залог здоровой психики животного — собственное место в доме. Так появилась первая лежанка. С тех пор мечта Кати и Юли — чтобы своё место было у каждой собаки. 

У владелиц Rachel Wow работы в кризис тоже стало только больше: «Мы первый раз в жизни настроили таргетинговую рекламу и Яндекс.Директ, доработали сайт, улучшили условия доставки и взяли нового человека в штат. Продажи на данный момент даже немного выросли. Видимо, людей посадили дома, лишив привычных простых радостей, — и они стали покупать онлайн то, что давно хотели», — рассказывает Юлия.

Несмотря на мрачные прогнозы Торгово-промышленной палаты, по которым каждый третий малый бизнес в России может не пережить пандемию, в апреле 2020 года в стране прекратили работу всего 36,5 тысячи индивидуальных предпринимателей и 33 тысячи юрлиц. «Всего» — потому что в 2019-м апрельские показатели были 70,2 тысячи и 44,4 тысячи. Экономисты объясняли ситуацию комплексом факторов: потребительский спрос падает уже несколько лет, деловой климат в стране неблагоприятный, налоговое бремя предпринимателей планомерно растёт, а рентабельность в большинстве отраслей стремится к минимуму. Коронакризис способен усугубить каждый фактор. Но если ты уверен, что бизнес — твоя судьба, это не так уж и важно. 

Когда уроженцу маленького бурятского села Арсентию Хашитову было 28, он жил в Москве, работал педагогом в центре реабилитации трудных подростков «Дети улиц», получал 28 тысяч рублей в месяц, ждал рождения второго ребёнка и шабашил курьером, чтобы семья могла свести концы с концами. Осознав, что в его жизни что-то идёт не так, он стал изучать веб-дизайн и SEO-продвижение сайтов по урокам на Ютубе. В результате в начале 2010-х Арсентий создал 28 сайтов и стал продавать на них косметику и биодобавки. «Это были продукты сетевого маркетинга. Я знаю, как люди к этому относятся, но считаю, что, если у вас нет капитала, — это идеальный вариант начать бизнес, — рассказывает Хашитов. — Я не строил сеть, зато сразу получил маржинальный раскрученный продукт, а сам мог просто играть на разнице цен. Тогда в России был переходный период: интернет-продажи уже активно развивались, но большая часть торговых представителей всё ещё работали офлайн. В результате моими клиентами были те, кто стеснялся заказывать косметику „Сибирское здоровье“ или биодобавки NNPCTO у соседок. Они искали продукцию в интернете и натыкались на мои оптимизированные сайты».

Когда Владимир Путин в прямом эфире объявлял о каникулах, генеральный директор компании Printbar Иван Виноградов проводил совещание на производстве. «Получил от коллеги сообщение: „Путин сказал не работать“. Совещание решил не прерывать», — вспоминает Иван. 

Printbar — производство и магазин одежды с принтами в диапазоне от герба России c медведем и хохломой до католической монашки с пальцами-пистолетами. В компании, офисы которой расположены в Ногинске и Саратове, работают 300 человек: швеи, сотрудники кол-центра, дизайнеры, менеджеры по продажам и руководство. За два месяца карантина фирме удалось обойтись без внеплановых сокращений. 

«Мы — производство непрерывного цикла, нашу компанию простой бы убил, — объясняет Иван. — Поэтому, когда ввели режим изоляции, нам нужно было очень быстро придумать, как сохранить сотрудникам доступ к производству. Мы нашли заказ на медицинские маски и халаты и моментально запустили новую стерильную линию. В итоге Минпромторг внёс нас в список предприятий, которые могут не останавливать деятельность во время карантина. Заказ тот мы отшиваем по себестоимости и ничего не зарабатываем, зато параллельно можем делать свою продукцию». Сейчас Printbar запускает ещё и пошив защитных комбинезонов.

На следующем этапе нужно было придумать, как минимизировать падение выручки. Решение было на поверхности: по словам Ивана, компания и раньше продавала маски с принтами, которые пользовались популярностью у спортсменов-экстремалов и во время эпидемий гриппа. Поэтому перестроились легко, и в апреле, с учётом масок, выпустили 75 тысяч изделий против мартовских 30 с лишним тысяч. Правда, маски дешевле, чем самые ходовые товары Printbar — футболки и свитшоты, так что по выручке апрель пока проигрывает марту на 20 процентов, но Иван считает, что заказы товаров с символикой 9 Мая и возвращение спроса на футболки улучшат ситуацию, и прогнозирует рост в мае. 

О цифрах и антикризисных мерах гендир говорит максимально оживлённо: «Все в компании были заинтересованы в том, чтобы бизнес не остановился. Недавно я даже получил сообщение от одной из швей: „Спасибо, что сохранили нам работу“. Коронавирус для нас стал драйвером: появился заряд мотивации, никаких упаднических настроений. Все начали ставить рекорды, как во время какой-то войны. Вот я сейчас это вам говорю — и у меня мурашки по коже». Самыми популярными масками Printbar за карантин стали просто чёрная и с политической надписью «öбнулись со своим вирусом».

Взять заказ на медицинские маски, чтобы обеспечить работу швейного цеха, и начать выпускать собственные маски — путь, по которому также пошли владельцы петербургского бренда «Кофтёныши». Кофтёныш — это кофта-трансформер из флиса или утеплённого хлопка, которая превращается в игрушку: единорога Оскара, кошку Альбу, летучую мышь Винки и других зверей. Авторы идеи — Александр и Серафима Блохины. 

«Кофтёныши» так же, как и Printbar, ничего не зарабатывают на медицинском заказе, а со своих масок с вышивкой «нетрогательно» имеют минимальный доход. «Средняя цена наших масок, учитывая промокоды и скидки за объём, — 164 рубля. При этом привлечение каждого клиента обходится нам в 120 рублей. В итоге получается, что в 44 рубля нам нужно уместить и зарплату швеи, и стоимость ткани, и прибыль, — объясняет Александр. — Зачем же мы делаем их? Чтобы продолжать платить людям деньги. Сейчас у нас склад заполнен кофтёнышами на два месяца продаж, и благодаря маскам мы можем дать работу всему персоналу: швеям, мастерам, раскройщикам, упаковщицам. Выгода не всегда в деньгах».

Тем не менее Серафима и Александр смогли не только сохранить, но и увеличить прибыль во время коронакризиса: отменили ночную смену на производстве, стали шить более дешёвые флисовые кофтёныши, разместили товары на маркетплейсах вроде AliExpress, продолжили вкладывать деньги в онлайн-рекламу. «Что касается льгот и отсрочек по кредитам, которые государство предоставляет бизнесу, мы решили ими не пользоваться. Вдруг потом это как-то отразится на кредитной истории. А доказывать, что правительство разрешило, — себе дороже», — объясняет Александр.

В начале апреля правительство России утвердило список отраслей экономики, сильнее всего пострадавших от коронавируса. После нескольких дополнений в него вошли авиаперевозки, торговля машинами и мотоциклами, гостиничный бизнес, парикмахерские, общепит, СМИ и ещё с десяток сфер деятельности. Предпринимателям из этих отраслей обещают самую мощную поддержку: субсидии на зарплаты сотрудникам, льготные и беспроцентные кредиты, отсрочки по аренде. Но даже они считают меры недостаточными, что уж говорить о владельцах малых производств, которых в списке нет (кроме — почему-то — производства изделий народных и художественных промыслов).

«Кризис в который раз подтвердил, что предприниматели в России могут рассчитывать лишь на себя, свои силы и сбережения», — говорит основательница бренда «Краснополянская косметика» Кристина Судеревская. Зимой 2019 года она с мужем арендовала участок земли в Краснодарском крае, чтобы выращивать собственные ингредиенты для мыла, кремов и гидролатов: лаванду, лавр, фейхоа, гранат, сливы, кумкват и множество других; на ферме есть даже маленькая авокадовая роща. В 2020-м предпринимательница хотела перевезти производство в цех рядом с фермой, но началась пандемия: «Нам оставалось только провести вентиляцию в новом цехе, но теперь производство пришлось заморозить, переезд отложить на неопределённый срок, а все силы бросить на сохранение команды и зарплат сотрудников». Прибыли всех офлайн-магазинов сократились до нуля, оптовые заказы упали, выручку обеспечивает только онлайн-торговля. «Мы быстро сориентировались: запустили сертификацию антисептика и сделали бесплатную доставку. В апреле доходы упали почти на 70 процентов, но к маю мы отыграли 20», — говорит Кристина.

«С самого начала, когда я только затевала бизнес, я понимала, что не буду рассчитывать на поддержку государства», — соглашается с Кристиной Гузель Санжапова, основательница бренда «Малый Турыш», выпускающего крем-мёд с ягодами, чаи и натуральную косметику. Её производство находится в крохотной татарской деревне Малый Турыш в 200 километрах от Екатеринбурга — там родилась бабушка Гузель, а дед основал пасеку, которая по наследству перешла её отцу. Семь лет назад Санжапова увидела, что отец без неё не справляется, и уволилась из московской IT-фирмы, чтобы посвятить себя семейному бизнесу. Сегодня годовой оборот «Малого Турыша» 20 миллионов рублей, в деревне круглый год работают два цеха, где местные делают крем-мёд и бальзамы для тела, а летом зарабатывают сбором ягод и трав. Гузель не планирует переносить производство в более удобное с точки зрения логистики место, потому что цель её бизнеса — не столько прибыль, сколько возвращение жизни в отдельно взятую деревню. Санжапова уже построила там детскую площадку, а сейчас рабочие кладут кровлю на крышу будущего общественного центра — там будут пекарня, пространство для мастер-классов, туристический центр и библиотека. Всего этого ей удалось достичь с помощью нескольких краудфандинговых кампаний и поддержки местных.

Про Гузель и «Малый Турыш» регулярно пишут и снимают сюжеты российские и зарубежные СМИ. За семь лет предпринимательнице удалось не только наладить бизнес на родине предков без помощи государства, но и сформулировать концепцию, как за четыре шага спасти любую умирающую деревню. Первый шаг — дать людям работу. Второй — развивать инфраструктуру вместе с жителями, чтобы они видели, что предприниматель не эксплуатирует их, а заинтересован в процветании их родины. Третий — помочь наладить связи с рынками сбыта и вообще с внешним миром. «В российских деревнях существует какое-то чувство потерянности и ненужности: „до царя далеко, до Бога высоко“, — рассуждает Гузель. — В рамках одного из краудфандингов мы устроили в Малом Турыше концерт группы „Чайф“, на который приехали гости со всей России и даже из-за границы. И вот, когда стоишь рядышком с человеком с другой части света и вы подпеваете одним и тем же песням, приходит осознание, что ты — часть большого мира». Четвёртый шаг — научить людей основам предпринимательства. Эту задачу должен решить общественный центр: там будут организованы курсы для местных. По словам Гузель, когда все четыре шага в Малом Турыше будут пройдены, она отправится искать следующую деревню. 

Производство в Малом Турыше коронавирус не остановил. «Отдалённое понимание того, что происходит что-то странное, у людей есть, но, мне кажется, чем дальше в регионы — тем меньше понимания, что это серьёзная проблема», — говорит Гузель. В деревнях люди в принципе не носят масок, потому что жизнь в собственном доме и так напоминает изоляцию. Сама Санжапова большую часть времени живёт в Москве — там её и застал карантин. Гузель рассказывает, что ещё в начале марта, когда была в отпуске в Европе, поняла, что Россию ждёт такой же режим изоляции, и стала готовиться. «Было очевидно, что стандартные каналы продаж вроде торговых сетей и корпоративных подарков остановятся. Поэтому мы сделали акцент на онлайне: бросили все силы на развитие и раскрутку сайта, а ещё стали работать с маркетплейсами». В итоге апрель для компании по выручке стал удачнее марта — и это с учётом восьмимартовских подарков.