После нападения на ведущую «Эха Москвы» появился серьёзный повод обсудить проблему сталкинга — нежелательного навязчивого преследования. В России человек, который подвергается преследованию, не защищён: сталкера нельзя привлечь к ответственности до тех пор, пока он не нанёс физический вред. Автор самиздата Анна Боброва изучила проблему, и у неё тревожные сведения — оказывается, у любого человека может завестись сталкер.
Жизнь со сталкером
«Ю-у-уленька, я люблю тебя», — эта фраза каждый день раздавалась за её спиной: когда она выходила из университета, когда шла на работу, когда возвращалась в общежитие. Олег узнал номера юлиных родственников, поздравлял их с праздниками. Как-то раз съездил в её родной город. Потом прислал фотографию дома, где она жила до переезда в Москву. Юля удаляла аккаунты в соцсетях, меняла сим-карты, даже квартиры. Он находил её снова и снова. И почти каждый день на протяжении восьми лет караулил у подъезда.
Это началось в 2009 году. Отмечая окончание первого курса, Юля гуляла по центру с подругой. Они остановились послушать уличных музыкантов и заметили, что симпатичный молодой человек не сводит с них глаз. Познакомились, разговорились и пошли втроём гулять по ночной Москве. Олег был на десять лет старше Юли, сказал, что работает в сфере недвижимости. Он показался ей скромным, безобидным и глупым. После этой прогулки Юля встретилась с Олегом ещё один раз и решила, что эта их встреча — последняя.
Но Олег с ней не согласился. Он начал звонить каждый день. Юля пыталась объяснить, что не хочет с ним отношений и ей не нравится такая навязчивость, но мужчина не унимался. Вскоре у Юли появился друг, и Олег пропал. Два с половиной года он не объявлялся. И снова возник, когда Юля рассталась с парнем: Олег ждал её около университета, словно и не прошло двух лет. И затем появлялся снова и снова.
Чего только Юля ни делала, чтобы избавиться от Олега! Сначала она пожаловалась в полицию, но ничего кроме насмешек от оперативников не добилась. Затем она отвела своего преследователя к психологу — Олег охотно согласился сходить к специалисту вдвоём. Он вообще был готов делать всё, что скажет Юля. Выполнить он не мог лишь одну Юлину просьбу — оставить её в покое. Психолог, пообщавшись с клиентом, пришла к выводу, что человек находится на грани патологии. Но что с этим знанием делать — было не ясно, потому что лечиться Олег не хотел.
Тогда Юля разыскала маму Олега и попыталась объяснить, что её сын болен.
«На встрече я поняла, что она тоже не совсем здорова, — вспоминает Юля. — Мне было очень сложно с ней говорить. Она подняла руки и сказала: «Вот представьте, что это мой сын, а это вы. Между вами энергетическая нить, и вы эту ниточку всё разрываете и разрываете...». В итоге она мне сказала, что попробует с сыном поговорить».
Но и разговор с мамой ничего не дал. Олег продолжал преследовать. Не нападал, не причинял физического вреда — просто таскался повсюду тенью. С ним много раз пытались «поговорить» друзья Юли, но и такие беседы не помогали. Ни крики, ни ругань, ни мольбы — ничто не работало. Олег был уверен, что они с Юлей созданы друг для друга, и был готов ходить за ней вечно. Со временем Юля заметила, что он почти не меняет одежду. Казалось, что работы у него нет, хотя он утверждал, что занимается риелторством, и даже планировал купить машину.
«Спустя время я настолько привыкла к его присутствию в моей жизни, что у меня появился какой-то стокгольмский синдром, — вспоминает Юля. — Мне казалось, что этим преследованием он будто делает мою жизнь немного ярче».
Олег прекратил свои преследования в 2015 году, после того как Юля вышла замуж. Но предупредил, что будет ждать, пока она разведётся.
Кто становится сталкером
Как объясняет психиатр-нарколог доктор медицинских наук Алексей Егоров, сталкеры условно делятся на два типа: психические больные и любовные аддикты. В обоих случаях преследование имеет цикличность — есть подъёмы и спады. Если человек болен, то активность сталкера совпадает с сезонными обострениями. А вот жизнь сталкеров-аддиктов скорее похожа на жизнь алкоголиков или других людей с зависимостями: они бывают в запое или в завязке. Беда в том, что даже когда алкоголик в завязке, пить ему всё равно хочется. То же самое и со сталкерами. Но «в завязке» они всё-таки способны жить обычной жизнью и контролировать себя.
У психических больных самоконтроль отсутствует. Если они кого-то убьют, то попадут не в колонию, а в сумасшедший дом. Аддикты же отвечают за свои действия. Они не совсем здоровы, но у них нет бредовых состояний. Они пытаются добиться взаимности от объекта своей страсти и в принципе могут проявлять агрессию, но чаще всего бывают просто навязчивы. Самое страшное, к чему может привести любовная аддикция, — это самоубийство или убийство объекта любви. При этом с точки зрения судебной психиатрии аддикты в целом являются здоровыми и вменяемыми.
Существует определённый тип людей, которые больше склонны к любой аддикции. Это люди с генетической предрасположенностью (например, родители с наркотической или алкогольной зависимостью), с лёгким органическим поражением мозга, с опредёленными чертами характера (импульсивность, жажда новизны). Бывают и аддикты, на которых повлияли внешние обстоятельства, например утрата объекта любви или насилие в детстве (в том числе сексуальное). По словам Егорова, всего в молодежной популяции два-три процента любовных аддиктов, но не во всех случаях присутствует сталкерство.
Сталкинг — довольно распространённое явление. В России соответствующей статистики нет, потому что нет и соответствующей статьи — ни уголовной, ни административной. Но если вы спросите у знакомых, подвергались ли они навязчивым преследованиям, то, вероятно, услышите гораздо больше историй про сталкинг, чем ожидали. В странах, где есть наказание за сталкинг, есть и статистика: например, в Великобритании, согласно опросу 2015 года, за двенадцатимесячный период преследованиям подверглись 1,1 миллиона человек в возрасте от шестнадцати до пятидесяти девяти лет, а в США, по данным за 2012 год, в том же возрастном промежутке 3,3 миллиона человек стали жертвами сталкеров. Согласно статистике, большинство сталкеров — мужчины. Женщины реже преследуют людей, но среди женщин-сталкеров чаще встречаются именно психически нездоровые люди.
Кто становится жертвой
Человек может оказаться жертвой сталкера вне зависимости от своего поведения в соцсетях и личных качеств. Здесь нет универсальных правил и мер предосторожности. Можно вести себя отстраненно, не выходить на контакт с преследователем, но не факт, что это как-то отразится на его активности.
Анна Ведута ни разу не общалась с киберсталкером, который преследовал её полтора года: она просто методично блокировала его аккаунты в социальных сетях, а он методично заводил новые, чтобы писать ей письма. Впервые она увидела его сообщения в июле 2016 года: открыла папку «Другое» на Фейсбуке и обнаружила, что с мая ей каждый день писал какой-то человек. Его сообщения не содержали никаких просьб и не подразумевали ответа. Автор просто вёл с ней какой-то свой диалог. Потом он стал следить за каждым её движением в сети, каждым комментарием, постом, за всеми её знакомыми и друзьями. В письмах он давал понять, что знает всё, о чём пишет Анна и её друзья в соцсетях.
Последние полгода он каждый день отправляет письма в ответ на англоязычную рассылку издания «Медуза», в котором работает Анна. По сообщениям ясно, что сталкер живет в вымышленной вселенной, где Анна — его жена, они состоят в сексуальной связи, а издание «Медуза» общается лично с ним через заголовки своих материалов. Несколько раз сталкер писал знакомым Анны, чтобы выведать про неё какую-нибудь информацию.
«Мне не было страшно, пока я не увидела антисемитское сообщение с ужасными призывами к действиям, — говорит Анна. — До этого я не знала, опасен ли этот человек, а теперь поняла, что да. При этом он активно следит за повесткой дня, у него есть какие-то любимые персонажи, например, он повернут на Навальном и Оксимироне, то есть на людях, которые сейчас на слуху. Мне кажется, он воспринимает виртуальный мир как реальный, как будто проживает то, о чём пишут в СМИ, или то, что он видит в сериалах и фильмах».
Сейчас Анна живет в США: там преследования, в том числе виртуальные, рассматриваются как административные правонарушения. Она может в любой момент обратиться в полицию, но смысла в этом не видит, потому что преследователь, судя по всему, живет в Латвии. Но Анна не исключает, что рано или поздно всё-таки обратится за помощью в правоохранительные органы: «Он много раз выдавал своё место жительства, знакомые пробили его точный адрес по IP, и если он достанет меня окончательно, я сообщу в латвийскую полицию».
Как наказывают за сталкинг
Как объясняет юрист Мари Давтян, в законодательстве почти всех европейских стран, США, Канады и Австралии преследования прописаны в отдельной статье. В большинстве европейских стран за сталкинг можно получить реальный срок. В Германии, например, по такой статье предусмотрено наказание до трёх лет лишения свободы, в Италии посадить могут даже за звонки с молчанием, а в Великобритании уже после двух звонков можно обращаться в полицию с просьбой принять меры.
«В России сталкеры юридически не совершают ничего противозаконного до тех пор, пока их действия не начинают соответствовать статье «покушение на убийство», — рассказывает Давтян. — Как бы ни вели себя преследователи, жертва не может оградить себя от них. Она может только обратиться в правоохранительные органы, чтобы поставить полицию в известность. Но в девяноста процентах случаев полицейские не делают ничего, то есть не проводят никаких профилактических бесед, никуда не вызывают преследователей».
Анатолий Горин (имя изменено по просьбе героя) больше 15 лет работает в правоохранительных органах. По его мнению, хоть в законодательстве по этой части есть прореха, многое зависит от профессионализма сотрудников полиции. По его словам, они в любом случае обязаны принять заявление в порядке 144 и 145 статей УПК РФ и начать рассмотрение. В таких случаях заявление пишется на угрозу жизни. На первом этапе полицейские должны определить степень угрозы, узнать, есть ли у этого человека подобные истории в прошлом. Дальше, в зависимости от ситуации, может проводиться профилактическая беседа, если же из свидетельских показания выясняется, что есть угроза жизни, то человека задерживают.
«Бывают случаи, когда люди подают заявления, просто чтобы кому-то насолить, — говорит Горин. — А вот жертвы сталкеров обычно, наоборот, настолько запуганы, что этого не делают. Я знаю, что многие решают разбираться с этим другими способами: через какие-то частные охранные фирмы, через знакомых, чтобы не ждать, пока полиция будет рассматривать дело. Это хоть и быстрее, но менее эффективно: такой человек [сталкер] может перестать лезть лично к вам, но найдет новую жертву, особенно если у него психическое заболевание».
До двенадцати лет Ангелина ни разу не общалась с биологическим отцом. Мама с бабушкой никогда не говорили про него, а вопросы об отце они воспринимали болезненно. Единственное, что она знала, — он сидит в тюрьме. Когда отец Ангелины вышел на свободу, он отыскал дочь в «Одноклассниках» и написал. Какое-то время они общались по переписке, Ангелина интересовалась подробностями его жизни, рассказывала про школу, но потом общение прекратилось — им обоим перестало быть интересно. Через два года он начал её преследовать.
«Когда мне было лет четырнадцать, на него что-то нашло и он стал следить за мной и писать всё время, — рассказывает Ангелина. — Я думаю, что это был повод добраться до моей мамы. Поначалу, первые полгода, было страшно, потом только злило».
Каждый вечер отец, которого Ангелина никогда не видела, писал ей сообщения, в которых рассказывал, куда и с кем она сегодня ходила, во что была одета. За три года преследований она так и не увидела своего сталкера, ему удавалось следить за ней незаметно, и это пугало ещё сильнее. Страх чередовался с раздражением, девушку выводили из себя эти сообщения и чувство бессилия. Казалось, что рассказать маме — невозможно, ведь это тяжёлая тема для неё. Иногда отец напивался и писал ей угрозы, говорил, что завтра она не дойдет до дома, или что он заберёт её — и она никогда больше не увидит маму.
«Я не знала, в каком состоянии он меня преследует и что ему может взбрести в голову. В это время я просто никуда не ходила одна, даже в публичных местах появлялась с кем-то, дома — строгий комендантский час, — вспоминает Ангелина. — Был такой день сурка с ежедневными сообщениями и угрозами, без какого-либо выхлопа. Когда долго ждёшь чего-то, ждёшь, а ничего не происходит, ты начинаешь раздражаться. С одной стороны, понимаешь, что скорее всего это только слова, но в душе — страх: «А вдруг?» Я думаю, что отчасти у него это происходило из-за нездоровой психики. Он отсидел два срока, и второй был достаточно большим — десять лет».
Периодически отец Ангелины прекращал преследования на несколько месяцев, просто пропадал и ничего не писал. Опять появлялся он каждый раз именно тогда, когда девушка расслаблялась: казалось, будто он чувствовал эти моменты. В конце концов Ангелина всё рассказала родственникам. Семья решила не обращаться в полицию и разобраться своими силами.
«Мама поговорила с каким-то друзьями, они нашли его жену, рассказали ей всё. Дальше нашли его самого и поговорили с ним — не знаю, был ли этот разговор только вербальным или каким-то ещё, но преследования прекратились. Я до сих пор не знаю, как именно с ним разобрались и почему он пропал», — говорит Ангелина.
Как объясняет юрист Мари Давтян, подобные случаи — самые распространённые. Чаще всего становятся сталкерами бывшие мужья, жёны или партнёры.
«Большинство этих людей абсолютно здоровы с психиатрической точки зрения, — говорит Давтян. — Ими движет желание сохранить власть и контроль. Когда в полицию обращаются из-за сталкинга, то обычно речь идет об угрозах от бывших мужей, и обычно в прошлом там есть домашнее насилие. Из десяти таких разведённых пар в семи случаях будут преследования».
Если вас преследуют
Юристы советуют обращаться в полицию в любом случае, чтобы поставить правоохранительные органы в известность. Лучше всего делать это сразу, чтобы показать сталкеру серьёзность своих намерений. Для любовных аддиктов такой шаг поможет вернуться к реальности, именно на них действуют профилактические беседы, им не нужны такие проблемы. Если же у сталкера есть подозрение на психическое заболевание, то обращение в полицию станет первым шагом для отправки человека на принудительное лечение. Самая сложная ситуация возникает у людей, которых преследует бывший партнёр-абьюзер, особенно если они ещё состоят в браке со сталкером. В таких случаях жертве преследования необходимо максимально обезопасить себя — от видеокамер у двери и постоянного сопровождения до обращения к юристам и в фонды помощи жертвам домашнего насилия.
