На крыльях любви: история ненужного советского террориста

26 сентября 2016

О терроризме в СССР говорить было не принято. Если что-то такое происходило, вся информация часто попадала на полку секретных материалов КГБ. Получалось, что терроризм — как секс: официально его не было, но он совершенно определённо был. Ровно сорок лет назад в Новосибирске ревнивый лётчик Владимир Серков направил самолёт Ан-2 в окно квартиры, принадлежавшей родителям его жены, но промахнулся. Пётр Маняхин реконструирует события утра 26 сентября 1976 года и выясняет, почему убийство из ревности превратилось в антитоталитарный теракт.

I

Голову лётчика отбросило взрывом на другую сторону дома. Двигатель упал на лестничную площадку третьего этажа. Хвост и фюзеляж сгорели около подъездной двери. Вспыхнула тонна бензина, пламя охватило несколько квартир, забрав с собой пятерых.

Воскресным утром 26 сентября 1976 года в Новосибирске лётчик Владимир Серков протаранил пятиэтажку по адресу улица Степная, дом 43/1. Самолёт Ан-2 врезался в первый подъезд, между третьим и четвёртым этажами. Серков целился в квартиру номер девять, где должны были ночевать его тесть, тёща, жена и сын, но промахнулся.

Панельная многоэтажка по адресу Степная, дом 43/1 до сих пор стоит на своём месте и ничем не отличается от всех других на левом берегу Оби. Нет ни мемориальной таблички, ни малейшего следа того, что произошло сорок лет назад. Стены не хранят в себе осколков и едва заметных пятен гари, среднеазиатский дворник в ужасе убегает от расспросов при слове «теракт».
— Что это вы тут делаете? — спрашивают из затянутого москитной сеткой приоткрытого окна на втором этаже.
— Это тот дом, в который самолёт в семьдесят шестом году попал?

— Да, тот. Но мы ничего говорить не будем.

Из соседнего подъезда выходит пожилая женщина с пышной причёской. Сорок лет назад в 8:20 утра Галина Николаевна проснулась от грохота и увидела в окне огромный столб чёрного дыма в квартале от своего дома. В больницу скорой помощи, где работал её отец, пострадавшие начали поступать примерно через полчаса.
— Папа рассказывал, что людей было много, в основном с ожогами. Двое погибли сразу, ещё трое — через день, потом насчитали ещё одиннадцать пострадавших, — вспоминает Галина. — Отец видел тело самого лётчика. Невысокий, щуплый, тридцать восьмой размер ноги — неказистый мужичок. Ещё говорил, что лица было не разглядеть — оторванная взрывом голова обгорела.

Вместе с несколькими десятками человек Галина побежала к месту крушения и увидела, как люди прыгают из окон горящего дома на растянутые внизу одеяла.
— Да я больше особо и не знаю ничего, в этот дом уже после всего переехала. Вы лучше с Олей поговорите, она в четвёртой квартире живёт, вон там, — показывает Галина на недружелюбное окно на втором этаже.
— Она говорит, что не хочет ничего рассказывать.
— Странно, ну я сейчас позвоню, — удивляется Галина и набирает на домофоне цифру «4». — Алло, Оля? Тут журналисты пришли, расскажи им про того лётчика-дурака. Не хочешь? Тяжело? Ну ладно.

По утрам Галина Николаевна, как и большинство её ровесников, ходит в городскую поликлинику №34. Перед тем как уехать с остановки, она ещё раз звонит Ольге Леонидовне и пытается уговорить её рассказать об авиакатастрофе:
— Оль, ну ты чего, поговори с ребятами. У нас с тобой внуки такого же возраста. Боишься, ну хоть по телефону поговори. Ну, всё, даю твой номер.

Ольга поднимает трубку, медленно подходит к окну и, глубоко вздыхая, облокачивается на подоконник. Сквозь москитную сетку проступает фигура полной пожилой женщины с короткими волосами:
— Ой, ёлки-моталки, надоели уже, — начинает она разговор.

В то утро вся семья Ольги проснулась от взрыва. Домочадцы выскочили на кухню и увидели, как из вентиляционной решётки валит чёрный дым, он же полностью закрывает привычный вид из окна. С улицы были слышны только крики «Прыгайте вниз! Сейчас всё рухнет!». В комнате оставалась бабушка Ольгиного мужа. Её хозяйка квартиры бросать вниз не разрешила, побоявшись, что та может «помереть с перепугу», и вся семья осталась в постепенно наполнявшейся дымом квартире.

Ольга перешагнула через выбитую взрывом входную дверь и вышла на лестничную площадку. Вместо пролёта там лежал догоравший цельнометаллический фюзеляж, преграждавший выход из подъезда. Отчаявшись, Ольга вернулась в квартиру и увидела, что с балкона квартиры, расположенной на третьем этаже, спускается незнакомая женщина в одной рубашке. Хозяйка дала гостье своё демисезонное пальто и сапоги, вместе они снова вышли из квартиры и стали по очереди прыгать через горящий самолёт.
— На мне были туфли с каблуком сантиметров в шесть — нормальную обувь-то я отдала, — вспоминает Ольга. — Если б нога подвернулась, я бы поджарилась.

Больше всего погибших оказалось на четвёртом этаже — горящие пары бензина поднимались наверх, охватывая пламенем несколько квартир. В одной из них жила молодая семья с пятилетним сыном и полугодовалой дочкой. Утром 26 сентября 1976 года они собирались ехать копать картошку. Отец усадил детей на диван и пошёл в туалет. Прогремел взрыв, и жену на кухне моментально завалило обломками стены, через несколько секунд пламя перекинулось на диван. Мужчина успел схватить только дочку. По словам Ольги, он не мог понять, почему спас только девочку, и всю жизнь винил себя в смерти сына. В соседней квартире ночевали тётя с двумя маленькими племянниками. Погибли все, от женщины остался обгорелый труп с впаянными в череп бигуди.

— Меньше всего досталось той квартире, в которую он целился, — говорит Ольга. — Жены и ребёнка там вообще не было — она у подруги в соседнем доме ночевала, тёща, увидев самолёт, вышла на улицу. Остался тесть, но у него, говорят, только лысина подгорела.

Наконец Ольга соглашается открыть подъездную дверь. Внутри поразительно тихо и пахнет пылью. На ручку того самого окна, в которое врезался Владимир Серков, намотана упаковка из-под Bounty. Дом восстановили быстро — власти боялись огласки; часть денег дал аэродром «Северный», с которого 26 сентября вылетел Ан-2 Серкова. Теперь здесь ничего не напоминает о катастрофе. Подозрения вызывает только небольшая выщербина на одной из ступенек между третьим и четвёртым этажами. Хотя возможно, что кто-то просто уронил топор.

Из квартиры на третьем этаже выходит молодая пара. Они купили жильё недавно, сделали ремонт и собираются пожениться.
— Ну да, мы знаем, что тут какой-то идиот врезался в дом из-за ревности, — говорит мужчина с хипстерской бородой. — Правда, когда покупали квартиру, нам никто об этом не говорил. Ну и ладно, зато жильё относительно дешёвое.
— Но у нас-то ничего подобного не случится, конечно, — продолжает девушка.

Она на секунду останавливается, смотрит на своего молодого человека и спрашивает:
— Правда ведь?

II

Лётчик Владимир Серков прибыл на аэродром «Северный» в 07:15, за два часа сорок пять минут до назначенного вылета. По некоторым данным, он должен был распылять химикаты над полями в районе села Кочки. Серков беспрепятственно прошёл медицинское освидетельствование, предъявив фельдшеру оперативное задание без времени вылета. Минуя предполётную подготовку, за два часа тридцать четыре минуты до назначенного вылета в штурманской комнате он получил необходимые документы. Спустя двадцать четыре минуты он взял ключи у дежурного, с которым был хорошо знаком, и подошёл к своему самолёту.

Сельскохозяйственный поршневой однодвигательный биплан Ан-2 в народе прозвали «Аннушкой» и «Кукурузником» и использовали не только в поле, но и на войне, в спорте и в пассажирских перевозках. Это простая и верная машина, успевшая попасть в Книгу рекордов Гиннеса как единственный в мире самолёт, который выпускается больше шестидесяти лет. Корейская и третья индо-пакистанская войны, венгерской восстание 1956 года, война за независимость Эритреи и за Огаден, вторжение на Гренаду, конфликт в дельте Нигера и война на Юго-Востоке Украины — «Кукурузник» со своим неубирающимся шасси облетел всю планету. Он и сегодня продолжает воевать, и Ан-2 можно увидеть на торжественных боевых смотринах лидера Северной Кореи Ким Чен Ына. «Аннушке» нужно всего двести тридцать пять метров, чтобы разбежаться и взлететь.

Серков запросил разрешение перегнать самолёт на стоянку сто шестнадцатого лётного отряда.

Диспетчер дал добро, Серков подъехал к стоянке, вырулил на взлётную полосу и в 08:06 взмыл в небо.
04:08 Диспетчерский пункт: «Где вы находитесь»
Борт 79868 КВС Серков: «Над затоном нахожусь»
Диспетчерский пункт: «А вы куда пошли?» 
Борт 79868 КВС Серков: ………..

04:11 Борт 79868 КВС Серков: «Ищите меня по улице Степная дом сорок три дробь один, прощайте, моя фамилия Серков» 
Диспетчерский пункт: «Повторите»

Борт 79868 КВС Серков: «Ищите меня по улице Степная дом сорок три дробь один, прощайте, моя фамилия Серков»

В последний день перед тараном жильцы дома видели, как Владимир шагами мерил расстояние от окон квартиры тестя до большого тополя, растущего рядом. Именно из-за этого дерева лётчик промахнулся мимо квартиры, где находились родители его жены. Подлетая к дому, Серков понял, что рискует врезаться в дерево, и зашёл на второй круг, сбив по пути несколько телевизионных антенн на крышах соседних домов. Последняя попытка была более удачной, но самоубийце пришлось отклониться от курса и направить самолёт в подъезд.

Тополь два года назад спилил на дрова и увёз на дачу Борис, друг Николая, нынешнего хозяина квартиры номер девять. Он въехал сюда после капитального ремонта по приглашению своего начальника, тестя Серкова Самуила Котова.

Семья лётчика сразу после происшествия переехала в центр города. Татьяна вышла замуж за милиционера Солнинова, родила дочь и через год развелась с ним. На этом следы семьи Серковых затерялись. В квартире, указанной в адресной книге Новосибирска, сын лётчика Роман, которому на момент катастрофы было два года, не живёт. Об этом сообщила проживающая в этом доме пожилая женщина, держа в руках ворона, завёрнутого в полотенце. Нет оснований ей не верить.

Николай постоянно посмеивается, обнажая железные зубы, когда рассказывает о произошедшем. Сам он в тот день был на рыбалке и не видел, как старушка с третьего этажа, стоя на балконе, отчаянно махала руками и кричала Серкову: «Отворачивай!». Зато Николай, несмотря на то, что не был очевидцем авиакатастрофы, любит разговаривать с журналистами.

До 2001 года разговаривать ему было не с кем — отечественная пресса не писала о происшествии, дом обтянули огромным куском брезента, людей расселили до окончания ремонта, а за расследование взялось КГБ, поставив на папку с делом гриф секретности. Единственные кадры происшествия — оперативная съёмка органов госбезопасности. Областная газета «Советская Сибирь» от 27 сентября 1976 рапортовала об очередном заседании Политбюро, новых научных разработках и увеличении урожая зерновых на полях — тех самых, которые должен был опылять Серков. Пользуясь методом дадаистов, из заголовков этого номера «Совсибири» легко сложить вдохновенные стихи об ударном социалистическом труде:

Помощник пахаря на колхозной пашне
Мощные «кировцы» все работы ведут в комплексе
Чтобы зимовка была удачной
Годовой план — досрочно.


Если не считать радио «Голос Америки», сообщившего о таране дома через час после происшествия, первой про лётчика Серкова написала газета «Комсомольская правда» в 2001 году. Журналисты пришли, когда Николай ждал товарища, высунувшись из окна. Его попросили показать, куда попал самолёт, и фотография вышла с подписью «Каждый житель дома точно знает, куда врезался лётчик-ревнивец».

— Вот та статья в «Комсомолке» — самая первая, до этого всё засекречено было, — говорит Николай. — Потом Такменёв прислал двух корреспондентов. У меня даже в телефоне его номер есть. Вот, смотри, написано «Москва»! А недавно к нам НГС какие-то приходили. Писали про то, какие крепкие хрущёвки были в советское время. Ну, с этим не поспоришь. Если б он в окно попал, насквозь бы вылетел. А так только пробил и развалился.

«Комсомольская правда» с текстом «25 лет назад лётчик-камикадзе протаранил дом на Степной» вышла спустя две недели после терактов 11 сентября во Всемирном торговом центре. На первой полосе красуется заголовок «Анекдоты о терроризме», а расследование номера посвящено тому, что Бен Ладен пьёт «Виагру». Понятно, что журналисты «Комсомолки» связывали Серкова и исламских террористов исключительно по внешним критериям — и тот, и другие протаранили здания самолётами. Однако тут есть и более глубокая параллель.

III

Пожарные приехали на место происшествия спустя примерно полчаса после первого звонка. В части считали, что их разыгрывают, и не хотели посылать бригаду. Когда в диспетчерскую поступило уже десять звонков, машину всё же отправили, но с пустыми баками. Советская система не была готова к совершённому Серковым преступлению. Лётчики, да ещё и такие активные комсомольцы, как Владимир, считались лучшими образцами советского человека и точно не могли выкинуть чего-то подобного.

Но власти Новосибирска уже имели дело с похожим инцидентом, который произошёл за двадцать два года до тарана дома на Степной, и удачно справились с ним. Тогда бортмеханик Владимир Поляков угнал Ил-12, чтобы направить его в окно собственного дома во время предполагаемого совокупления жены с любовником-грузином. Он кричал диспетчеру:

«Я эту суку вместе с её кобелём Борькой всё равно припечатаю!».
В результате жильцы дома были эвакуированы, а с военного аэродрома вызваны два истребителя, перед которыми ставилась задача отогнать Ил-12 в нежилой район и сбить. Поляков не поддавался на уговоры пилотов и, покружив четыре часа в воздухе, приземлился, когда у него кончилось горючее. Лётчика арестовали, во время суда он сидел в камере смертников, а от расстрела его спас конструктор Ил-12, легендарный Сергей Ильюшин. Он заявил, что за такие манёвры на этом самолёте Полякова нужно наградить. Ревнивый пилот вышел из колонии через три года.

Серков вряд ли осознавал, что его последний полёт — теракт, причём не только по внешним признакам, но и по сути. Это был очевидный выпад против тоталитарного общества, в котором не было ни секса, ни терроризма. Направив самолёт в жилой дом (да ещё и из ревности), Серков посягнул на одного из важнейших богов советского пантеона — отважного широкоплечего летчика, который ещё недавно пачками отправлял нацистов на тот свет, а теперь готовился к полёту в космос. Серков показал, что у советского лётчика-комсорга тоже есть чувства. Он невольно деконструировал образ хладнокровной машины, не имеющей права на непрофессионализм, панику и любое проявление чувств в критической ситуации. Неудивительно, что жрецы советского интеграла засекретили этот позорный случай.

Психолог Дмитрий Ольшанский в книге «Психология терроризма» пишет, что одна из причин формирования личности террориста — фрустрация, вызванная невозможностью достичь определённых целей. У Владимира Серкова таких целей было две — сохранить разваливающиеся отношения с женой и пойти на повышение по службе. Во время последней встречи с Татьяной, за день до катастрофы, Владимир просил её повременить с разводом, потому что его должны были перевести на ТУ-134, а неженатых лётчиков в Советском Союзе до таких машин не допускали, считая их менее эмоционально стабильными.

По словам жены Серкова, лётчик скрывал своё психологическое состояние от коллег, боясь, что его уволят. Владимир не раз резал вены на руках, симулируя самоубийство, а в 1971 году у него случился первый эпилептический припадок. Женщина рассказала следствию, что за два года до самоубийства у лётчика начала болеть голова, и он постоянно пил таблетки. Сразу после последнего полёта Серкова во всех лётных училищах Союза было введено психологическое тестирование поступающих.

Любой терроризм — это в первую очередь попытка решения внутренних проблем самого террориста. Взрывать метро или аэропорт идут не за какие-то абстрактные идеи, а потому что у деформированной личности террориста нет другого выхода. Потом получившуюся лужу крови красят в нужные цвета совсем другие люди.

История Владимира Серкова остаётся почти неизвестной, потому что он просто никому не был нужен.

Текст
Новосибирск
Иллюстрация
Фотографии
Новосибирск
Редактор
Москва