Бывший журналист старой «Ленты.ру», а ныне главный редактор издания «Спектр» Антон Лысенков по просьбе редакции «Батеньки» рассказал о захвате заложников в театральном центре на Дубровке в 2002 году, непосредственным свидетелем которого он стал. В связи с терактом, произошедшим в Ницце в День взятия Бастилии, мы продолжаем наполнять рубрику о мировой террористической угрозе, из которой становится понятно, что терроризм — это будни нашего мира. Сегодня мы запускаем серию текстов о терактах в современной России. Если вы или ваши родные и близкие стали жертвами террористической атаки или её свидетелями, напиши нам об этом, мы будем собирать ваши свидетельства, это важно и нужно делать. Мы ждём ваши письма.
Я не являюсь «жертвой Норд-Оста», хотя некоторые меня с тех пор так называют. Я отправился к театральному центру по заданию редакции (старой) «Ленты.ру», и так случилось, что добрался туда немного раньше других. Когда я подъехал, оцепления как такового ещё не было, но все уже говорили про террористов и захват заложников. Рассказывали про выстрелы.
Я прошёл через небольшой дворик и огороженный заборчиком склад то ли стройматериалов, то ли каких-то конструкций и пролез прямо к самому зданию. Внутри было тихо, и несколько минут я размышлял, не забраться ли внутрь — окно первого этажа недалеко от меня было раскрыто. Тогда я ещё не знал, что из здания удалось через окно (может быть, через то самое) выбраться нескольким заложникам, в том числе кому-то из актёров постановки. Но тогда было ещё не понятно, что всё так серьёзно, и было как-то не страшно — можно было и полезть. Но я не полез.
Я заглянул в штаб. Вот где было страшно. Там были собраны родственники. Они сидели по стеночке на приставленных стульях, низкой лавочке из школьного спортзала, на столе, где стояли пластиковый электрический чайник и пластиковая одноразовая тарелка с бутербродами с сыром. Там было тихо. При этом какой-то стон стоял фоном, но не было понятно, кто плачет — смотреть на них было просто невозможно. И всё равно тишины было больше, и находиться там было невыносимо, как будто в той комнате было другое атмосферное давление. Я никого не стал там ни о чём спрашивать и вышел, глядя в пол.
Уже под утро мы услышали несколько выстрелов в здании, а потом мне рассказали, что туда пришла девушка из этого района, с Дубровки, которая как-то просто вошла внутрь, пришла прямо в зал и по-дворовому накинулась на боевиков со словами:
Ночью с 25 на 26 октября я как-то почувствовал, что штурм будет обязательно сегодня, и снова поехал к «Норд-Осту». Меня пустили к себе жители квартиры на первом этаже в доме, окна которого выходили прямо на театральный центр. У окна я и устроился. В детской. Стекло было пробито пулями в нескольких местах. Напротив окна стояла кровать, на смятом одеяле со львёнком из мультфильма поблескивали мелкие осколки оконного стекла. Спавшего в ней мальчишку лет восьми не задело чудом.
В здании раздались взрывы, огромный плакат «Норд-Оста» на фасаде разорвался, открыв чёрный зияющий пролом. Прямо перед моим окном, укрываясь за стволами деревьев перед домом и улицей, отделявшей жилые дома от театрального центра, сидели и лежали на земле солдаты в шинелях и зелёных касках — молодые ребята, которых я видел в оцеплении. Я прятался за толстой стеной дома и выглядывал только в уголок окна, а им надо было идти вперёд через улицу и площадь. Было дико.
Когда выстрелы стихли и все они убежали вперёд, скрылись в здании, а к центральному входу стали подъезжать машины МЧС и скорой помощи, я решил, что всё кончилось, операция завершена.
Тогда я просто раскрыл это окно — ведь я был на первом этаже — и выпрыгнул на улицу. Подходя к зданию через площадь, я видел, как на улицу стали выходить первые освобождённые заложники — кого-то выводили под руки, кого-то выносили. Сами они двигались как-то заторможено, буквально вываливаясь из центрального входа. Кто-то был без сознания. Очень бледные. Кто-то лежал на ступеньках. Кого-то выносили парни из МЧС. Начали быстро подъезжать скорые и одна за другой увозить их.
***
Больше я увидеть ничего не сумел. Как выяснилось, выходить на площадь было ещё нельзя, и меня задержали. Но достаточно скоро, когда я показал журналистское удостоверение, безо всяких разбирательств препроводили за оцепление, где находились все журналисты и телекамеры. Тут, как ни печально это прозвучит, начинается комическая часть:
И мне пришлось, пугая прохожих, снова и снова объяснять по телефону, что я не террорист, не сбежал, что меня не били, что я на свободе и всё в порядке.
В 2016 году расследование всё ещё продолжается, 18 июля Мосгорсуд продлил арест одному из фигурантов дела. До сих пор нет точного количества жертв, а родственники погибших пытаются понять, чем и, главное, зачем отравили их родных, и почему нельзя было поступить по-другому.
