Ближний Восток — настоящий полигон Апокалипсиса. Религии и идеологии здесь трансформируются до неузнаваемости, провоцируя войны, протесты и смерть. Пока ИГИЛ пытается построить благословенную исламскую умму и уже вернуло Пальмиру под свой контроль, воюющие с ним курды создают идеальное государство, попутно занимаясь проблемами гендерного неравенства и гуманизацией исправительной системы. Антрополог Дмитрий Петров, кандидат исторических наук из МГУ, рассказывает самиздату «Батенька, да вы трансформер» о том, как проводил полевые исследования в Ираке и изучал доктрину Рабочей партии Курдистана, которая пылающей тропой ведёт к коммунизму.

Мы ехали через пол-Курдистана на коллективном такси вместе с двумя попутчиками. Здесь это оптимальный способ передвижения: брать отдельное такси дороговато, а автобусы идут медленно из-за долгих проверок документов и багажа на КПП.

Весь путь, особенно участок возле Киркука, усеян блокпостами. Иракский Курдистан де-факто разделён на две части: одна находится под контролем Патриотического союза Курдистана, другая — Демократической партии Курдистана, которой руководит президент автономии Масуд Барзани. Блокпосты ДПК вреднее и придирчивее, чем «патриотические». Почему, сказать сложно, но говорят, что «демократы» более коррумпированы и авторитарны.

Обе партии вели вооружённую борьбу с режимом Саддама Хуссейна и заявляли о социалистической ориентации, а потом решили повоевать друг с другом. В девяностые годы лидер Демократической партии Масуд Барзани переориентировался на Запад и Турцию. А «патриотический союз» до сих пор считается социал-демократическим, хотя некоторые эксперты и говорят о его ориентации на Иран. Мирное соглашение между двумя крупнейшими политическими силами Курдистана было подписано лишь в 1997 году.

Блокпост похож на пограничную заставу: трасса перекрыта шлагбаумами в несколько рядов. На обочине — подсобные помещения солдат и полицейских. К машине подошёл проверяющий и сквозь опущенное стекло взял паспорт. Если во время расспросов привлекли особое внимание — паспорт уносят на проверку, просят выйти и показать вещи.

В Эрбиле делаем пересадку — нас встретили знакомые. По дороге мы вперемешку с Александром Непомнящим и «Гражданской обороной» слушаем песни Рабочей партии Курдистана. В ней много этнических мотивов и чувствуется вольность духа. Радостно было слышать песни на курманджи — чуть более знакомом, чем сорани, на котором обычно говорят в Сулеймании, где мы провели первые десять дней своей поездки.

Есть в Иракском Курдистане и территории, контролируемые Рабочей партией Курдистана. В одно из этих мест, Махмур, мы и направили свой путь из Сулеймании — культурной столицы автономии. Махмуров в Курдистане целых два. Один — обычный небольшой городок со смешанным арабо-курдским населением, а второй — разместившийся в нескольких сотнях метров от него лагерь беженцев из Турецкого Курдистана.

Турецкие курды пришли сюда в 1998 году. За восемнадцать лет Махмур-2 превратился из лагеря в автономное поселение со своей коммунальной системой, самоуправлением и небольшим производством. Здесь живут двенадцать тысяч человек. Охраняют лагерь партизаны РПК и местное ополчение — власть Эрбиля, столицы Курдистана, на это место фактически не распространяется.

Миновав все блокпосты правительственных солдат — пешмерги — мы наконец подъехали к бетонным блокам, что перегораживают въезд в лагерь Махмур. Эти плиты необходимы, чтобы помешать смертникам, минуя пропускной пункт, въехать на полной скорости в жилую зону. Последний джихадист на заминированной машине был остановлен на этом пункте буквально за несколько дней до нашего приезда.

Махмур находится совсем рядом с линией фронта с ИГ. Как стемнеет, всё время слышен грохот, похожий на раскаты грома. От Махмура семьдесят километров до Мосула — одного из крупнейших городов Ирака, контролируемых ИГ. В мае, когда мы были в Курдистане, силы коалиции уже вели активную артподготовку. Судя по новостным хроникам паблика «Hevele: революция в Курдистане», в окрестностях жарко и сейчас.

В 2014 году во время стремительного наступления ИГИЛа Махмур был на два дня захвачен. Мирное население успело уйти, а местные отряды самообороны отошли на гору за лагерь. Пешмерга же просто оставила Махмур на произвол судьбы. Вскоре, однако, прибыли отряды РПК и вместе с местными выбили исламистов.

При этом Махмур в любое время дня производит мирное впечатление: вооружённых ополченцев и партизан мы видели на улицах лишь пару раз. Хотя в гостевой дом неоднократно заглядывали партийцы со своими «калашниковыми». Однажды даже довелось видеть трофейную винтовку М16, доставшуюся от джихадистов.

Сегодня самооборона Махмура состоит из трёх частей. Как нам рассказали, взрослые жители лагеря по желанию проходят военное обучение. Затем раз в двадцать дней, получив оружие у кадров РПК, они заступают на дежурство по периметру охраны лагеря, который окружён оборонительной траншеей и вышками. Есть и постоянная местная милиция — асайш (по-курдски «безопасность»). Асайш держат автоматы дома и в положенное им время патрулируют улицы лагеря или контролируют его границы. Третья линия защиты — бойцы РПК, чей лагерь находится неподалёку от Махмура.

В Асайш командиров выбирают. И в местной милиции, и в партизанских отрядах РПК регулярно проводят такмиль — встречу для критики и самокритики. Как нам рассказали, особенно жёстко критикуют на таких встречах именно командиров. Суть такмиля в том, чтобы каждый член отряда мог высказать критику собственного поведения и всё, что ему не нравится в товарищах. Пререкаться на такмиле не принято — вся критика спокойно принимается к сведению без личных разборок. Эти собрания призваны способствовать личностному росту бойцов и поддерживать в их рядах демократическую культуру.

Здесь и курдские патриоты-националисты, и революционеры старой закалки — настоящие марксисты-ленинцы. Молодёжь настроена особенно революционно и близка к анархизму — критикует институт государства как таковой.

По словам местных, в 1998 году на месте будущего лагеря была гиблая пустыня, где кишели змеи и скорпионы. За восемнадцать лет здесь выросло полноценное поселение — с парками, садами и огородами. Зелени, деревьев и цветов здесь намного больше, чем в Махмуре-1. Архитектура довольно неказиста, под стать тяжёлому быту беженцев: прямоугольные дома и общественные здания обычно сделаны из бетона или камня.

Мы жили в местном гостевом доме, где останавливаются многие странники, приезжающие в Махмур. Среди них иностранные журналисты, исследователи и активисты, однако ещё больше самих курдов — участников движения или родителей партизан РПК, которые надеются найти в махмурском гарнизоне своих чад.

В гостевом доме ранний лёгкий завтрак — в 7:00. Это обычно сыр, оливки, сладкая кунжутная паста и хлеб. В Махмуре небольшие батоны белого хлеба — свежего и хрустящего. Чай же в полном соответствии со слухами курды пьют литрами, щедро засыпая сахаром.

Затем — ранний обед в 14:00 и ранний ужин в 17:00, потом выносили арбуз и дыню. В гостевом доме была повар — товарищ София, дородная курдская женщина средних лет. Изысков особых не было, но и простая еда получалась у Софии очень вкусно: обычно был булгур, рис, макароны с соусом, зелень с огорода, вскопанного тут же во дворике гостевого дома и ещё что-нибудь. Особо запомнился джаджик, известный мне в греческом озвучивании как «цацики» — это тёртые огурцы и чеснок в натуральном йогурте. В Махмуре он был более жидким, чем в греческом варианте.

Лучше познакомиться с тем, как устроено местное сообщество, нам помогали школьные учителя английского языка. Наших скромных знаний курдского хватало только на бытовое общение в гостевом доме. В Махмуре люди часто обращаются друг к другу «хевал». Это слово значит нечто среднее между товарищем и другом. В последнее время оно стало прочно ассоциироваться со сторонниками РПК.

Идеология РПК в двухтысячные годы перешла от марксизма-ленинизма к демократическому конфедерализму, разработанному лидером партии Абдуллой Оджаланом. Новая парадигма требует создания институтов прямого народовластия. Об эволюции РПК хорошо рассказал историк Максим Лебский в книге «Курды. Потерянные на Ближнем Востоке».

Сейчас в Махмуре созданы институты, сочетающие в себе элементы прямой и представительной демократии. Лагерь разделён на пять секторов (районов), в каждом из которых действует свой совет (меджлис). Совет призван участвовать в решении всех проблем и задач, касающихся района, — от неполадок с водоснабжением до улаживания конфликтов и сбора средств нуждающимся семьям. Если своими силами решить проблему невозможно, меджлис обращается за помощью к структурам, ответственным за весь Махмур — например, в муниципалитет, на плечах которого лежит всё коммунальное хозяйство.

Меджлис выбирает двух сопредседателей — мужчину и женщину, которых делегируют в общий совет лагеря. На протяжении всего срока полномочий совета каждый житель района может прийти сюда со своей проблемой, которую обязаны рассмотреть. Также члены совета сами обходят дома сектора и собирают обращения и предложения. Общий меджлис Махмура решает проблемы, касающиеся всего поселения. В него входят делегаты от комиссий и районных советов, а также часть членов избирается напрямую — всего около ста человек.

Мы посетили районный меджлис пятого сектора. В нём восемнадцать человек, в то время как население сектора – около полутора тысяч. Мы попросили сопредседателя совета привести нам пример какой-нибудь проблемы, которую решило местное самоуправление. Хевал Кадри рассказал нам, что не так давно к ним обратилась молодая влюблённая пара из другого сектора. Родственники были против их свадьбы. Совет разрешил им поселиться и построить дом в пятом секторе. Они поженились, и сейчас в их семье уже родились дети.

Помимо советов в Махмуре действует около тридцати комиссий, взявших на себя исполнительные функции по разным профильным сферам. Здесь есть комиссии по вопросам образования, здравоохранения, внешних связей, культуры, молодёжи, людей с инвалидностью и много других. Комиссии также работают на уровне районов и на уровне всего поселения. В комиссиях проводятся конференции, на которых может быть изменён их состав и выбраны новые члены от профильных групп. Например, автовладельцы могут выбрать новых членов комиссии по делам автовладельцев. Также комиссии направляют делегатов в общий меджлис Махмура.

Гендерное равенство — один из важнейших принципов современной идеологии РПК. О нём говорят едва ли не чаще, чем о прочих аспектах этого проекта — социальных, экономических, политических.

На практике это выражается в борьбе с домашним насилием и многожёнством, имеющими глубокие корни в ближневосточном обществе. Женский меджлис может обязать супругов посещать свои образовательные курсы. Кроме того, в Махмуре есть отдельные женские группы Асайш, связанные с «Иштар».

Главная задача фонда — курирование пяти махмурских детских садов и подготовка воспитателей. Кроме того, фонд учит неграмотных женщин читать и писать. Есть в Махмуре и женское образовательное учреждение другого плана — «Академия имени мученицы Жиян». Здесь упор сделан на идеологическое и политическое образование. Академия названа в честь видной активистки движения РПК, погибшей в 1995 году от рук солдат Иракского Курдистана.

В программе три основных предмета — курдский язык, социология и jineolojî. Название последнего можно перевести с курдского как «женское знание». Эта «наука» как особая идейная парадигма возникла внутри курдского движения. В рамках курса женского знания изучают «женскую историю», самооборону и философские основы гендерного равноправия.

Мы много говорили с местными жителями о том, как они обеспечивают своё существование. Нашими гидами по экономической системе стали члены рабочей и экономической комиссий, а также работники кооперативов. Большинство жителей Махмура не имеет постоянного источника заработка. Нормой считается, когда один человек из семьи зарабатывает деньги и содержит её, а ещё один участвует в местном самоуправлении. Впрочем, мы были в гостях у семьи, где в общественной жизни участвует несколько человек. Из тех, кому удаётся найти работу, большинство выезжает за пределы города: мужчины работают таксистами и на стройках по всему Иракскому Курдистану, а женщины — уборщицами в больницах Эрбиля. Количество вакансий ограничено, поэтому мужчины на стройках работают посменно.

Среди махмурских комиссий есть и та, что занимается поиском рабочих мест и защитой интересов работающих жителей. Один из её членов, Хасан, жаловался, что работодатели часто нарушают свои обещания и не выплачивают зарплату. У комиссии почти нет возможности оказать на них давление; всё, что остаётся — убеждать и взывать к совести.

Важным подспорьем является и гуманитарная помощь Управления ООН по делам беженцев, которое время от времени предоставляет местным жителям муку. Однако многие жители Махмура сетуют, что эта помощь поступает всё реже и реже по политическим причинам — из-за тесной связи поселения с РПК. Сами себя местные жители, выходцы из турецкого Курдистана, предпочитают называть политическими беженцами. Когда появился лагерь, эту территорию ещё контролировал режим Саддама Хуссейна. Разыгрывая карту гуманиста, тот согласился принять мигрантов, хотя десятью годами ранее в результате химической атаки под его управлением погибло свыше ста восьмидесяти тысяч курдов.

В лагере постепенно развивается и своя экономическая система — здесь десятки мелких магазинов и несколько закусочных. Большинство из них — семейный бизнес, хотя в некоторых нанимают одного-двух работников. Согласно идеям РПК, наиболее справедливая форма экономической организации — кооператив. В Махмуре есть кооперативные теплицы, в которых работают члены экономической комиссии. Их создали два года назад при финансовой поддержке ООН и благотворительного фонда «Кандил», однако поддерживают их работу исключительно своими силами: выращивают огурцы, помидоры и перец. В мае, когда мы были в поселении, можно было уже вовсю наслаждаться сладковатым вкусом местных огурцов. Кооператив продаёт их по цене на 50 % ниже рыночной — всего пятьсот динаров за килограмм. Выручка идёт на развитие проекта и на покрытие основных нужд участников кооператива.

На улицах Махмура иногда можно увидеть коз и овец. Некоторые из них — в личных хозяйствах. Пятнадцать овец предоставила ООН — их отдали в совместное пользование пяти неимущим семьям. Дела в этом коллективном животноводстве идут неплохо, и поголовье растёт.

Одна из комиссий Махмура отвечает за правосудие. В неё избирают одиннадцать человек, которым местное население готово доверить судейские функции. Сейчас среди них пять женщин и три человека с профессиональным юридическим образованием. Зейнап Кара, сопредседательница комиссии, рассказала, что в своей работе они опираются, в первую очередь, на обычное право, а не на писанный закон. Впрочем, по её словам, у Союза общин Курдистана (это зонтичная организация, включающая в себя все близкие к РПК организации) есть определённый свод юридических норм, рекомендуемых к использованию в судопроизводстве.

Кара отметила: «Мы не действуем как государственный суд. В случае серьёзных нарушений мы зовём родственников нарушителя, членов самоуправления его района, людей из комиссий — и стараемся решить проблему через диалог; мы хотим, чтобы провинившийся человек осознал свою ошибку и исправился».

В каждом махмурском секторе при местном совете действует свой Комитет мира и согласия. Небольшие конфликты — драки подростков или семейные скандалы — стараются решить полюбовно на местном уровне. Судебную комиссию привлекают только в самых серьёзных ситуациях, а если нарушителей не удаётся утихомирить — зовут Асайш.

По словам Кары, преступлений в Махмуре немного, благодаря политической сознательности жителей. Главная проблема — насилие против женщин в семье со стороны мужа. В ситуации развода суд старается убедить супругов остаться вместе, особенно если у них уже есть дети — часто это удаётся. Ещё один правовой нюанс: в Махмуре полностью запрещены алкоголь и наркотики. Кара сказала, что это «вне курдской культуры». Употребление алкоголя жёстко осуждает идеология РПК — вероятно, именно поэтому в Махмуре было введено такое ограничение.

Для любителей выпивки и наркотиков есть отдельное здание, где их держат для того, чтобы они не употребляли запрещённые вещества. По словам судей, обычно людей арестовывают на день или два. В особых случаях человек может провести в заключении до трёх месяцев. Изредка бывает семь-восемь месяцев. Однако посетить нам не позволили ни одно из исправительных учреждений. «Это не тюрьма, — горячо уверял член судебной комиссии Юсуф Сидар, — это место, где мы можем вынудить человека выслушать нас. Мы беседуем с ним до тех пор, пока он не поймёт свою оплошность».