На что похож юношеский роман в разгар становления новой страны? Как привыкнуть к тому, что твой отец то и дело находит тебе новую мачеху? Как поступать, когда на твою деревню нападает организованная группа вооружённых бандитов? Сигизмунд Дудкевич, чьи дневники продолжает публиковать самиздат, знал ответы на эти вопросы. Во всяком случае, со всем этим ему пришлось столкнуться, о чём и рассказывается в новой главе нашего сериала «Красный дневник».

(Стилистика автора сохранена)

Серия «Красный дневник»

Действие в этом отрывке происходит немного позже, чем в предыдущей. Сигизмунд Дудкевич успел сменить два детских дома. Первый расформировали, а из второго он ушёл сам, осознав, что прокормиться в нём невозможно. Дудкевич возвращается домой, к отцу, и устраивается в кузнечную мастерскую. Отец уже живёт с новой женщиной, которую зовут Марфуша.

В мастерской все были довольны привезённым мною багажом, так как в ящиках, кроме нарезного ручного инструмента, были два полных комплекта кузнечного инструмента. Я рассказал заведующему мастерской, почему не вернулся в тот день, упомянул и про украденные у меня продукты, и о блинцах, которые я видел, но попробовать не пришлось. Он разрешил мне после обеда идти домой отдыхать, хотя об этом я его не просил.

Дома Марфуша встретила меня приветливо, стала угощать обедом, но я отказался, так как не был не голоден. Между прочим, она оказалась замечательной женщиной. Была моложе отца всего на два года, среднего роста, лицо не очень красивое, но миловидное, а главное — она сразу начала относиться к нам, как мать, делая разные справедливые замечания. Но мне не нравилось, что Марфуша иногда жаловалась отцу на наше непослушание.

Однажды отец выехал в район после работы. Я, придя домой, беру винтовку и направляюсь в лес. Она увидела меня на дворе и приказала повесить винтовку на место. Я ей ответил, что пусть не беспокоится — стрелять я умею, и пошёл. Патронов у меня было десятка два — я их наменял за хлеб, стрелять тоже уже наловчился. Вернувшись, я повесил винтовку на место и спросил у Марфуши: «Когда приедет отец?» Она ничего не ответила, но в день его возвращения она тут же с обидой доложила ему, что я её ослушался и стрелял в лесу. Отец выговорил мне за непослушание, а за то, что стрелял — ничего не сказал, так как он уже давно об этом знал. Но я всё-таки не обиделся на Марфушу: считал, что она со своей стороны была права. А она тоже больше к этой теме не возвращалась.

Вспомнил такой случай. У отца был любимец кот Вася, как только отец приходит — тот сейчас же лезет к нему на колени. Вот этот Вася однажды поел у меня на чердаке голубят. Я за ним погнался, а он на дерево; я его камнями, а он залез на самую верхушку, и я ему ничего не могу сделать. Тогда беру винтовку, целюсь в голову, спускаю курок — и он падает с раздробленной головой. Быстро закапываю, оглядываюсь — никто ли не видел. Приходит отец, сел кушать — и сразу заметил, что Васьки нет, пошёл на двор, стал звать: «Вася, Вася!», а я молчу. Утром опять слышу, как отец на дворе зовёт Васю. Так и решили, что кот пропал без вести, зато голуби у меня больше не пропадали.

Голубей у нас с Демьяном было много: мы выдирали по кошарам диких голубят, выкармливали их — и они становились ручными. Бывало, расставишь руки, позовёшь «гулю-гулю», а они садятся на голову, на руки и лезут в рот кушать. Кроме голубей мы с Демьяном занимались ловлей рыбы, ловили удочками и кубырями, но вскоре я Демьяну изменил — ловил с одной девчонкой бреднем.

Вот как это получилось: близко около кузницы жил старик-сторож по фамилии Кашуба, жена его была лет на двенадцать моложе мужа, мимо себя мужчин не пропускала, как говорят — «бой-баба». Была у них приёмная дочь Катя, на полгода моложе меня. Она унаследовала бойкость от мачехи. Летом я обычно отдыхал на лужайке около их дома. Вот во время такого отдыха на лужайке я и познакомился с Катей. Часто мы с ней сидели и болтали, иногда я ей пересказывал прочитанные книги.

Однажды, когда я пришёл на лужайку, Катя чистила рыбу. Я поинтересовался, как она их наловила. Она рассказала, что у неё есть небольшой бредень и она иногда даёт его ребятам, а они расплачиваются за это рыбой.

Вообще я за девчонками ещё в то время не ухаживал, да и держался от них в стороне  — из-за своего косоглазия. А с Катей мы просто подружились, безо всяких задних мыслей.

На следующий день (как раз была суббота, а по субботам работу мы заканчивали на два часа раньше), подошла ко мне Катя и говорит: «Сенька, давай сегодня после работы пойдём с тобой бреднем ловить рыбу». Я машинально ответил: «Давай». «Как кончишь работу, заходи ко мне за бреднем», — сказала она и ушла. Зайдя в кузницу, я подумал: как же мы будем ловить рыбу — надо же раздеваться наголо. Тогда нам и в голову не приходило в трусах лезть в воду, да и трусов у нас не было, а если в штанах — то как же тогда мы домой в мокром пойдём? Ничего не придумал, но после работы отправился за бреднем. Катя вынесла его и сказала, чтобы я шёл в конец пруда, за камыши: там никто не ходит, а сама она пойдёт за мной с ведром. Я спросил, глубоко ли там, она ответила: «Мне по сиськи, но я буду ближе к берегу». Иду с бреднем и думаю: если у берега ей по сиськи, то дальше мне будет почти до головы – как мы будем одетые ловить?

Пришёл к указанному Катей месту, бросил бредень, оглянулся — она следует с ведром. Подходит и говорит: «Только чур не баловаться!». Зашла сзади и предупреждает: «Не оглядывайся — я буду раздеваться». Я стал как истукан, а затем слышу: «Можешь смотреть». Я оглянулся, а она стоит в чём мать родила. «Ну а чего же ты стоишь? Раздевайся, а я пока раскручу бредень», — говорит она и начинает раскручивать бредень. Я скинул с себя одежду и бегом в воду. Катя подала мне один конец бредня, другой взяла в свои руки — и мы полезли в воду. Я впервые в жизни ловил бреднем, поэтому слушал команды Кати, а она в этом деле была спец. Раз пять или шесть мы затягивали бредень и каждый раз, когда вылезали из воды, я чувствовал себя неловко, а Катя и внимания не обращала на нашу наготу. В результате мы наловили больше половины ведра рыбы и раков. Рыба была разная: окунь, пескарь, карась. Несколько черепах вытащили, но закинули их подальше от пруда. Оделись и пошли домой: я несу бредень, а Катя — рыбу. Дома она нашла старое ведро, в которое отложила мне половину рыбы, и предупредила: «Чур не говорить никому!». Принеся домой рыбу, я сказал, что ловил её с мальчишками.

В следующую субботу Катя опять меня пригласила ловить рыбу, на сей раз я был посмелей. Затем, чтобы нас не выследили, мы ходили в разные дни, но всё-таки нас разоблачили, и кто? — Демьян. Он сердился, что я его не беру ловить рыбу, выследил нас и разболтал, но Катя мало обращала на это внимания. Но однажды, когда мы вытащили бредень и сидели на берегу, я Катю схватил за грудь — так она мне, вроде шутя, такую оплеуху подарила, что в глазах потемнело, и предупредила: если продолжу баловаться, то она больше не будет ходить со мной на рыбалку. После этого я вольностей себе не позволял, находясь с нею, и отношения между нами были чисто товарищеские, о чем она через полтора или два года сама жалела, но было поздно.

Рабочий день клонился к концу — и вдруг звонок, тревога, и как молния разнеслось: бандиты на центральном! Все бросились по домам за винтовками. Я тоже прибежал домой, спрашиваю: «Где отец?». Марфуша отвечает, что он пошёл на центральный хутор, и Клара с ним. Я быстро надел пояс со штыком, схватил винтовку, патроны — и на центральный. Выбегаю из сада, на дороге догоняет меня бричка с нашими вооружёнными рабочими, но садиться некуда. Передаю винтовку, сам хватаюсь за бричку и бегу следом. Меня уговаривают вернуться, но разве можно? Столько времени ждал такого момента — и вдруг остаться? Да ни за что! Бежал так за ними километра два с половиной. Не доезжая метров триста до центрального хутора, слышим команду остановиться и цепью окружить его. А следующая бричка, которая тут же нас догнала, мчится прямо в хутор и у самых ворот останавливается. Я сразу лёг, направил винтовку на хутор — бежать дальше не мог. Лежу и думаю: как только бандиты станут выскакивать с хутора — тогда начну стрелять. Но — ни выстрелов, ни бандитов. Смотрю, рабочие наперевес с винтовками бегут к хутору. Еще немного полежал, а потом тоже пошёл туда, держа винтовку наготове. Захожу во двор — около конюшни все собрались. Мелькнула мысль: наверно, поймали бандитов. Протискиваюсь вперёд, захожу в конюшню, а там лежит наш тракторист с простреленной головой. Как же так: выстрелов не было, бандитов нет, а человека убили? Слышу, кто-то сзади у меня винтовку берёт, оглянулся — отец. За винтовку он мне ничего не сказал, только велел идти домой. Я повернулся, затерялся в толпе и домой отправился только тогда, когда узнал, как всё это случилось.

А было так. В хуторе находились только нетрудоспособные, остальные занимались уборкой пшеницы. В хутор заехали четыре вооружённых человека. Лошадей привязали к бричке, стоящей около конюшни. Трое пошли по квартирам, а четвёртый остался на дворе наблюдать. Те трое стали сгонять всех в коровник, в том числе и маленьких детей, не оставляя в домах никого. Одна из старух узнала среди бандитов сына хозяина. Когда последний толкнул беременную женщину в коровник, та упала и закричала. Она обращалась к нему по имени-отчеству, прося пожалеть детей и беременных женщин. Бандит подошёл к ней и с усмешкой произнёс: «Теперь я вам Пётр Васильевич? Узнали, сволочи!» — и давай её плетью бить. Все — в крик, а в это время другой бандит пригнал следующую партию людей. Видя, что шум к добру не приведёт, остановил избиение и сказал: «Что патроны портить? Мы вас живых поджарим». Когда согнали всех, стали допрашивать, кто коммунист: «Не признаетесь — всех уничтожим». Из толпы выделился старик: «Ваше благородие, пожалейте нас: коммунист один в вашем доме находится».

Один из бандитов, обращаясь к сыну хозяина, говорит, что там нет никого: несколько комнат закрыто. «Пошли проверим», — предложил хозяин. Закрыли коровник на замок и вышли во двор. В это время мой отец находился с Кларой на огороде в километре от хутора. Клара вздумала проведать в хуторе свою подружку. Только зашла во двор — её встречает бандит, спрашивает, куда она идёт. Сестра не успела ничего ответить, как бандит увидел, что в хутор едет трактор. Он выхватил наган — и кричит Кларе: «Становись к стенке — и ни с места!». Сам стал за угол, и как только трактор въехал во двор, заорал: «Стой!» Тракторист хотел развернуться и тикать, но в это время от коровника подбежали остальные бандиты, окружили трактор. Тракторист остановился, они его обыскали, нашли в кармане партбилет — и повели мужика в конюшню. Клара, поняв, в чём дело, шмыгнула за стенку сарая и по бурьяну побежала к отцу и всё ему рассказала. Отец послал человека на молотилку, которая работала в полутора километрах, за огородами.

Бандиты тракториста застрелили, трое направились в большой дом, а один остался во дворе, но, увидев, что Клары нет, стал зорко кругом смотреть. В большом доме одна из комнат была оборудована под лазарет. В это время там находились женщина и очень больной мужчина. Услышав шум во дворе, мужчина через окно увидел бандитов и закрыл дверь на ключ. Когда во второй раз бандиты пришли и стали колотить в дверь, женщина закричала и собралась отворять. У мужчины была с собой винтовка и только пять штук патронов. Он крикнул женщине: «Ложись, а то застрелю!». Она легла, а мужчина стал выжидать, чтобы зря не тратить патронов. Когда бандиты выбили доску с дверей, мужчина выстрелил в живот одному из них. Тот рухнул на пол. Бандиты потащили его на двор, а сами подбежали под окно и кричат: «Выходи, а то бросим бомбу!». Но не бросили: наверно, пожалели тратить её на одного человека. Оставшийся во дворе бандит заметил, что от молотилки несколько человек с винтовками побежали к хутору. Он сообщил своим товарищам, те запалили соломенную крышу коровника, а затем в одном из кабинетов конторы подожгли бумаги, взвалили на лошадь застреленного и ускакали.

Человек двенадцать прибежали от молотилки, но только у четверых были винтовки, а остальные — с вилами. Бандитов они не обнаружили и стали тушить коровник. Двери разбили, людей выпустили, потушили ещё не занявшийся пожар в коровнике и в доме. Оставленный трактор работал: оказывается, тракторист ехал сюда заправить его керосином. Стали искать тракториста — и нашли его в конюшне убитым. Вот в это время, то есть, как говорится, к шапочному разбору, и мы подоспели.

На другой день приехали чекисты, учинили допрос, но бандитов не нашли, а старика, который сообщил, что в доме находится коммунист, увезли с собой. Через несколько дней после этого случая у отца потребовали сдать винтовку. Чем это было вызвано — не знаю: может, тем, что отец отказался от членства в партии, или потому, что я бегал с винтовкой. Надо мной в мастерской долго подтрунивали, напоминая, как я пытался «воевать» с бандитами.