Восемь из десяти россиянок, осуждённых за убийство, убили, защищаясь от домашнего насилия. Бесконечный цикл насилия, из которого почти невозможно выбраться, нарастает постепенно и заканчивается сначала воткнутым ножом, затем — колонией, дальше — социальным изгнанием, клеймом и нищетой. Во второй части трилогии изучаем приговоры пермским женщинам, которые больше не смогли сносить побои, избиения, унижения и изнасилования от близких. Баба Нюра случайно убивает мужа валенком после десятилетий избиений — но, по мнению российских судов, если муж бьёт годами, можно к этому привыкнуть, а значит, самозащита недопустима.
Исследование: Почему женщины убивают и кто им помогает
II.
Истории женщин, всадивших нож в своих мужей-тиранов
Среди тех, кто поздравлял Агнию Уракову с досрочным освобождением из колонии-поселения, была и 74-летняя осуждённая — баба Нюра. Она называла Уракову «внучкой» — видимо, по привычке, потому что внуков у бабы Нюры было много. Каждую неделю к ней на свидание приезжал кто-то из шестерых детей. Агния любила разговаривать с бабой Нюрой: она напоминала ей маму, которая поздно её родила. Когда они встретились первый раз, Уракова очень удивилась: «Я и не думала, что таких старых сажают». Агния знала, что баба Нюра отбывает наказание за убийство.
Однажды Уракова спросила её: «Баб Нюр, вы своего деда убили, что ли?» «Конечно. А сколько можно-то было?» — ответила она и рассказала свою историю.
А Анастасия случайно убивает сожителя,
который избивал своих родителей
Баба Нюра рано вышла замуж. Других мужчин в её жизни не было. После свадьбы муж начал пить и избивать её, но она терпела. Считала, что все так живут. Бьёт — значит, любит. Так что она терпела и рожала, терпела и рожала. А он пил и бил, пил и бил. Это продолжалось долгие годы. Дети выросли. Начались внуки. Как-то раз баба Нюра сказала мужу: «Ещё раз придёшь домой пьяным, поднимешь на меня руку — зарублю тебя». Он не поверил. Пришёл пьяный и уснул. Баба Нюра связала его и посадила на стул. Сама села напротив. Стала ждать, когда проснётся.
Он открыл глаза и начал скандалить. Требовал развязать. Баба Нюра не слушала. Надела наволочку ему на голову. Ткань была неплотная, просвечивала. Баба Нюра взяла валенок. Замахнулась. И он умер — от испуга. Сердце не выдержало. Бабу Нюру отправили в тюрьму на шесть лет. Не повлияли ни возраст, ни слова детей, которые подтверждали, что отец всегда был тираном. «Она всё переживала, говорила, что не надо было наволочку на него надевать, что лежит он сейчас в земельке, за могилкой никто не ухаживает, надо сказать, чтобы ему другой памятничек поставили, а то ей потом рядом ложиться. Вот о чём думает женщина, которую били всю жизнь», — рассказывает Агния.
Баба Нюра была одной из многих женщин, которые оказались в колонии, потому что устали терпеть насилие, но её история поразила Уракову больше всего. «Вы не представляете, сколько женщин через это проходит. Рассказывать — это одно, видеть — совсем другое», — говорит Агния.
Одна из её семейниц, Анастасия Стукова, тоже пострадала от домашнего насилия. В 29 лет она переехала к своему старому знакомому Алексею. Это были третьи серьёзные отношения в её жизни. От двух предыдущих остались сын и дочь, которые жили у бабушек. Первого мужчину Стукова бросила из-за его слабохарактерности, а второго отправили в тюрьму за грабёж, когда Анастасия была на восьмом месяце беременности. Алексей казался хорошим вариантом: «И на лицо симпатичный, и по характеру спокойный». К тому же он нравился ей с детства. Они жили в станице Новощербиновской, ходили в одну школу и вместе прогуливали уроки. Пара поселилась в квартире Алексея, которую он делил с матерью и отчимом. Мужчина признался Анастасии, что недавно освободился из тюрьмы, но не уточнил, за что получил срок и сколько лет провёл в колонии. «Я старалась не вспоминать прошлое, не спрашивать. Я считаю, что, если человек посчитает нужным, он расскажет сам», — говорит Стукова. Но Алексей так и не рассказал. В колонии у него начал разрушаться тазобедренный сустав, и теперь он жил на пенсию по инвалидности. Сумма составляла около 10 тысяч в месяц, но Стукова говорит, что им хватало.
Каждый день Анастасия виделась с сыном и дочерью. «Первое время у нас всё было хорошо», — вспоминает она. Спустя полгода отношения между Алексеем и его родителями испортились. Мужчина придирался к матери, давал ей поручения, как, например, сходить в магазин, и злился, если она их не выполняла. От крика он быстро перешёл к избиениям. Отчим пытался защищать жену, но не мог справиться с Алексеем, так как был физически слабее. Анастасия тоже не оставалась в стороне и заступалась за его родителей, что очень раздражало мужчину. Алексей требовал, чтобы Стукова не вмешивалась в их ссоры, но та слишком переживала за его мать и отчима. Они постоянно ходили с синяками. Друзья пары знали о ситуации и не раз требовали прекратить побои — ничего не менялось. Анастасия хотела уйти, но мать Алексея просила не оставлять их с ним. И она не оставила.
В тот день Анастасия вызвала полицию: Алексей снова избил мать и отчима. Полицейские опросили всю семью и договорились с родителями, чтобы на следующее утро они пришли на экспертизу. Сотрудники собирались отвезти Алексея в отделение, но это означало, что потом кто-то из родственников должен будет забрать его оттуда: ходить без посторонней помощи мужчина не мог. Полиция находилась в центре станицы, а семья жила на окраине, так что пришлось бы идти больше часа. Делать это никто не хотел. «Если вы потом привезёте его обратно — пожалуйста, забирайте», — сказала семья полицейским. В итоге они оставили Алексея дома.
Следующий день начался со скандала. Алексей возмущался, что Анастасия влезает в его конфликты с родителями, а она доказывала ему свою правоту. «Я отвечала, что заступалась и буду за них заступаться, потому что он не прав, что он на них кидается. Какая бы ни была мама, она твоя мама», — вспоминает Стукова. В какой-то момент разъярённый Алексей бросился на неё и вывернул ей руки. «Это была последняя капля», — говорит Стукова. Рядом, на столе, лежал нож. Она вырвалась, схватила его и ударила Алексея в грудь. Через секунду, осознав произошедшее, Стукова вытащила нож и позвонила в скорую помощь. Скоро в квартире появились медики и полицейские. Мать захлёбывалась в рыданиях. Анастасия так и стояла рядом с окровавленным ножом — не могла отойти от шока. Всё произошло очень быстро: её увезли в СИЗО, Алексея — в больницу. Он умер по пути в реанимацию. Удар задел оболочку сердца. Медики сказали, что мужчину, возможно, удалось бы спасти, если бы нож не вытащили из груди — это спровоцировало внутреннее кровоизлияние. «Всё получилось очень спонтанно. Я не хотела его убивать», — говорит Анастасия.
На время следствия её поместили в камеру, где содержались 20 женщин. Первые несколько дней Стукова принимала снотворное и беспробудно спала, пытаясь прийти в себя после сильного стресса. Но и потом Анастасия почти не общалась с сокамерницами. Она старалась абстрагироваться от внешнего мира и уйти в себя, чтобы выжить. Ей было очень тяжело. Стукова считала себя преступницей, которая заслужила самого строгого наказания. Кроме того, она скучала по детям. На хороший исход дела Анастасия даже не надеялась. Следствие продолжалось три месяца: экспертиза, допросы, допросы, допросы. Стукова рассказала следователям, что Алексей несколько месяцев избивал родителей. Документы, подтверждающие, что накануне трагедии семья вызывала полицию, изучили, несколько синяков на ноге Анастасии оценили как «лёгкий вред здоровью». Стукову осудили за умышленное убийство по 105-й статье УК РФ. Прокурор запрашивал двенадцать лет тюрьмы, но Анастасию приговорили к девяти. «Одно-единственное, что судья посчитала нужным сделать», — вздыхает Стукова. Она подала апелляцию, в которой доказывала, что защищалась от нападения, но решение суда осталось прежним.
Примерно оценить масштабы домашнего насилия в России помогает статистика. 13 августа 2021 года Консорциум женских неправительственных объединений опубликовал результаты своего исследования: 66 % россиянок, убитых с 2011 по 2019 год, подвергались домашнему насилию. В 81 % из таких случаев убийцами были их парни, сожители и мужья, в остальных 19 % — родственники. Пермский край занимает третье место по уровню домашнего насилия в России. Несмотря на всё это, в стране до сих пор нет закона, который мог бы защитить женщину в такой ситуации. В 2017 году побои в семье, совершённые впервые, перестали считаться уголовным преступлением. Сейчас это административное правонарушение. Наказывают за него штрафом от 5 до 30 тысяч рублей, арестом до 15 суток или обязательными работами на срок до 120 часов. В результате женщины остаются перед выбором — умереть или убить.
Согласно исследованию «Новой газеты» и «Медиазоны», 79 % россиянок, осуждённых за убийство, защищались от домашнего насилия. 97 % из них оборонялись с помощью кухонного ножа — первого, что оказалось под рукой в момент нападения. Чаще всего таким женщинам назначают тяжёлые уголовные статьи — 105-ю (убийство) и 111-ю (умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлёкшее по неосторожности смерть потерпевшего). В обоих случаях жертва домашнего насилия может попасть в тюрьму на срок до 15 лет. Реже применяют 108-ю (убийство, совершенное при превышении пределов необходимой обороны) и 109-ю (причинение смерти по неосторожности) статьи, которые предусматривают до двух лет заключения. Главным аргументом в судебной практике становится так называемый «фактор голых рук»: по закону, необходимой обороной считаются лишь те ситуации, когда угроза и ответ на неё равноценны. Мужчины обычно нападают с голыми руками, а женщины, которые часто физически слабее, вынуждены использовать нож и другие посторонние предметы, чтобы защитить себя. Такие действия расцениваются как убийство, поскольку жертва причинила агрессору больший вред, чем он ей. Правда, в законе уточняется, что человек может защищаться любым способом, если насилие представляет опасность для его жизни. Угрозы тоже дают такое право. Исключением являются и ситуации, когда жертва не может объективно оценить степень опасности из-за неожиданности нападения. Но всё это не работает в случае с домашним насилием. По мнению российских судов, ни побои, ни угрозы убийством не представляют реальной опасности для жизни женщины. Если муж бил её годами, значит, она должна была привыкнуть к насилию — в таком случае нападение нельзя считать неожиданным. Версия об убийстве в состоянии аффекта тоже не рассматривается. Кроме того, следователям выгодно квалифицировать самооборону как убийство, поскольку эффективность их работы напрямую зависит от количества раскрытых убийств.
По данным исследования «Новой газеты» и «Медиазоны», Пермский край входит в 20 российских регионов, где жертвы домашнего насилия чаще всего получают сроки за убийство. Вот как звучат такие приговоры.
Пермь. 2017 год. 105 УК РФ (убийство). Восемь лет колонии общего режима
«Сначала отношения были хорошими, потом он стал избивать её. Не давал обращаться в полицию. Она его боялась, т. к. он бил её, бросался на неё. Она была дома у З. Туда пришёл А., вытащил её из квартиры, стал её избивать руками, ногами, молотком… Она пришла домой, увидела разбитые стёкла в квартире, А. был неадекватным… Она вызывала полицию, однако сотрудники полиции сказали выяснять отношения самим. А. ушёл из дома. Через час пришёл, колотился в дверь. Она вызвала полицию, его забрали, но часа через 2 освободили. Он стал кричать под окном, что, когда она пойдёт на работу, он её зарежет.
...А. стал беспричинно её оскорблять. Дома стал говорить, что убьёт её, начал толкать её. Она упала на диван. Ударов А. ей не наносил, только кричал, что убьёт её. Затем А. пошёл на кухню и стал открывать ящик, в котором лежали ножи. Она препятствовала ему, но А. удалось достать из ящика кухонный нож с рукояткой чёрного цвета. С ножом А. прошёл в комнату, а она проследовала за ним. При этом А. просто размахивал ножом, выпадов в её сторону не делал. Она отошла к дивану и уговорила А. прекратить скандал. Он успокоился, положил нож на журнальный столик. Когда она расправляла диван, А. вновь закричал «убью». Она испугалась, что он снова может схватить нож, и сама схватила со столика нож, который А. принёс в комнату. А. в это время стоял ближе к двери в комнату. Удерживая нож в правой руке, снизу вверх нанесла А. два удара в область живота. Она помнит два удара, других ударов не помнит. От ударов А. тут же упал на пол. На его рубашке она увидела кровь. Она тут же прижала к его ране полотенце. После этого вымыла нож и положила его в ящик с ножами. Затем позвонила Д. и сообщила, что зарезала А.
...Шилова Т. И. действовала умышленно, то есть осознавала общественную опасность своих действий, предвидела возможность или неизбежность наступления общественно опасных последствий и желала их наступления».
Пермь. 2017 год. 108 УК РФ (убийство при превышении пределов необходимой обороны). 1 год 8 месяцев ограничения свободы.
«Между ней и Д. произошла ссора из-за того, что она не могла успокоить плачущего ребёнка. Д., сидя на кровати, повалил её спиной на свои ноги и, схватив двумя руками её за шею, стал душить в течение нескольких секунд. Она, задыхаясь, заплакала. Д. перестал давить пальцами на шею, но стал тянуть обеими руками за голову, при этом говорил, что оторвёт ей голову. Это продолжалось несколько секунд, она плакала и кричала от боли. Д. отпустил её лишь после того, как она неоднократно просила его об этом. Ребёнок всё это время сидел на кровати и плакал. Она встала с кровати, взяла ребёнка на руки. Д. встал перед ней, перегородив выход с кухни, и стал наносить ей удары кулаками. Ребёнок находился у неё в левой руке, она повернулась к Д. правым боком, чтобы Д. случайно не ударил ребёнка. Д. нанёс ей не менее пяти ударов кулаками по правому плечу, шее, голове, спине, причиняя боль, при этом он кричал, чтобы она успокоила плачущего ребёнка. Желая защититься от Д. и прекратить его действия, чтобы он перестал её избивать, она правой рукой схватила нож, лежащий на столешнице кухонного шкафа, стоящего рядом с ней, и нанесла ножом один удар Д. в область груди. Д. сел на кровать, затем лёг и попросил вызвать скорую помощь. Она испугалась, прошла в общую комнату, где положила нож на стол и, разбудив Д2, отдала ему ребёнка, сама побежала к соседу Д3, которого попросила вызвать скорую помощь. Д. умер ещё до приезда скорой помощи.
...Посягательство со стороны Д. не было сопряжено с насилием, опасным для жизни Чермяниной В. В., но последняя в целях обороны от его неправомерных действий умышленно нанесла ему один удар ножом».
Пермь. 2019 год. 108 УК РФ (убийство, совершённое при превышении пределов необходимой обороны). 1 год 10 месяцев ограничения свободы.
«У. увидел, что на столе ничего нет, стал возмущаться, говорить, почему всё убрали со стола, начал поднимать руки, замахиваться, потребовал принести водку, накрыть на стол. Она не стала с ним связываться, разговаривать, пошла на кухню, взяла нож со стола, начала нарезать фрукты. Он зашёл на кухню, подлетел к ней и начал наносить удары по голове, по лицу, пинать её в живот. При этом он обзывал её, ругался грубой нецензурной бранью. Она пыталась от него оградиться. В момент нападения она сильно сжимала нож в руке, чтобы У. его не отобрал. В это время она находилась около подоконника, справа сбоку стоял стол, место было ограничено. У. её зажал в углу своим телом и наносил ей многочисленные удары. Она потеряла равновесие, начала падать в угол окна. У. начал держать её за голову и наклонять в угол. Она закрыла глаза, так как в них стало темно от ударов. Её правая рука, в которой был нож, поднималась кверху. Этой рукой она закрылась от удара. Она даже не почувствовала, что У. соприкоснулся с ножом, наткнулся на него. У. перестал её бить, стал падать на колени, и она увидела, что нож в крови. ...Ранее он уже один раз нападал на неё с ножом, поэтому решила, что в этот раз У. может воткнуть в неё нож.
...Шистерова прибегнула к защите от посягательства… такими способами и средствами, применение которых явно не вызывалось характером и опасностью посягательства, и без необходимости умышленно причинила посягавшему на неё У. смерть».
Четыре фазы домашнего насилия: нарастание напряжения, насилие, примирение, «медовый месяц», повторить
Когда правозащитница Анна Каргапольцева начала ездить по женским колониям, все эти истории ее потрясли. Она не могла поверить, что двадцать лет боролась с несправедливым отношением к осуждённым мужчинам, не замечая, в каком положении находятся женщины. «У меня произошло смещение сознания», — рассказывает Каргапольцева. Большинство женщин, которых она встретила, попали в тюрьму после пережитого насилия — психологического, экономического, физического. Многие, как и Агния, получили сроки за наркотики. Мужья и сожители заставляли их покупать и продавать — иногда вещества, иногда самих себя. Значительную часть вовлекли в проституцию, чтобы заработать деньги на их теле. Других просто отдавали друзьям в обмен на вещества. По словам Каргапольцевой, «очень большой процент» осуждённых приняли на себя чужую вину: мужчины убеждали их, что для женщины наказание будет более мягким, обещали ждать, а потом заводили новые отношения и исчезали.
Одни заключённые годами не могли простить тех, кто их использовал. Вторые не могли простить себя — за то, что защищались. «Такие женщины приходили и говорили: „Но я же человека убила“. Чтобы принять это, они все как одна твердили: „Да, он меня бил. Да, он меня изнасиловал. Но я-то человека убила“. Я всё время это слышала. Может быть, во время следствия им это объяснили», — рассказывает Каргапольцева. Жертвы насилия жили с огромным чувством вины — именно это поразило её больше всего. В мужских колониях ситуация была прямо противоположной: там все считали себя невиновными, какой бы срок они ни получили. Мужчин поддерживали матери, жёны, дети и сожительницы, которые постоянно ездили к ним на свидания. Женщин почти никто не навещал. По закону, супруг может расторгнуть брак без их согласия, если срок заключения составляет более трёх лет. Как правило, спустя месяц женщины, которых встретила Каргапольцева, получали уведомление о разводе и больше никогда не слышали о своих мужьях. Матери ездили первое время, а потом и они прекращали. Женщины сами просили их об этом: не хотели, чтобы они проводили дни в дороге, носили тяжёлые сумки и подвергались обыскам. Жалели. Дети в лучшем случае росли вдалеке. В худшем их забирали в детские дома. Или осуждённые выходили на свободу в таком возрасте, когда заводить своих детей было уже рискованно, а взять приёмных невозможно.
Общаясь с этими женщинами, Каргапольцева заметила, что никто из них давно не мечтал о будущем. За годы в тюрьме они утратили практически все связи с внешним миром. В мужских колониях настроение было иным: там люди жили своими иллюзиями. Большинство мужчин верили, что на свободе их встретит компания друзей, которая найдёт для них и жильё, и работу, и машину. Осуждённые женщины рассчитывали только на себя. Они понимали, что едва ли заработают даже на комнату в коммунальной квартире. Заниматься тяжёлым низкоквалифицированным трудом они не смогут, а на другую работу их не примут. «Когда человек освобождается, он остаётся навсегда с клеймом „зэк“ или „зэчка“. Навсегда. Из его жизни не уходит справка о наличии судимостей, которую требуют при поступлении на работу. Неважно, двадцать лет прошло или тридцать. Ты уголовница — и это навсегда, — объясняет Каргапольцева. — Женщина не должна быть наказана трижды. Первый раз, пережив страшное состояние совершённого над ней насилия. Второй раз, отсидев за это 6, 8, 10 лет. И третий раз, оставшись навсегда с клеймом „зэчка“».
Насилие — это длительный процесс, говорит психолог Марина Селезнёва, коллега Каргапольцевой, которая уже много лет работает с заключёнными. С насилием может столкнуться любая женщина, но не каждая способна распознать его на ранних этапах. Во многом это зависит от предыдущего опыта. «Чтобы понять, что происходит насилие, нужно знать что-то другое», — говорит Селезнёва. При низком уровне жизни такие отношения могут восприниматься как норма. Согласно теории Ленор Уолкер, цикл домашнего насилия состоит из четырёх фаз: нарастание напряжения, эпизод насилия, примирение партнёров и так называемый «медовый месяц». Потом всё повторяется сначала. Со временем фазы становятся короче, а частота и жестокость насилия возрастают. По словам Селезнёвой, многие женщины осознают проблему, только когда эпизоды насилия происходят непрерывным потоком. Самые распространённые причины, которые заставляют жертв оставаться в таких отношениях, — низкая самооценка и экономическая зависимость от партнёра. На российских женщин влияют и традиционные установки, призывающие терпеть до последнего. Порой насилие в семьях длится годами, но привыкнуть к нему невозможно, утверждает Селезнёва. «Болевой порог, конечно, меняется, но не обязательно притупляется. Никто не может сказать, ударили по старой ране или нет. Порог реагирования также может измениться: если вас обозвали двадцать раз, то вы уже не так болезненно это воспринимаете. Но ассоциативные изменения никуда не уходят. Одно и то же поведение может трансформироваться во что-то новое — тогда на это действие будет совершенно другой ответ. Пока человек жив, у него могут быть непредсказуемые реакции», — говорит психолог. В ситуации нападения любой может взять в руки нож. Так работает физиология — болевой синдром и гормональный выброс. Если женщина, защищаясь, убила агрессора, то произошедшее не делает её преступницей, уверена Селезнёва. «Это лотерея», — говорит психолог.
Селезнёвой уже доводилось работать с такими женщинами в тюрьме. Одной из первых была 35-летняя азербайджанка, которую психолог встретила в 2008 году. Её звали Гулорам, что в переводе на русский означает «цветок». Сразу после института Гулорам вышла замуж за любимого человека, несмотря на то, что её родители были против этого брака. Вскоре у пары родилось двое сыновей. Уже тогда муж избивал Гулорам — за то, что она не всегда выполняла его требования. После распада СССР семья переехала в Россию. Прежде Гулорам занималась только бытом и детьми, а теперь начала зарабатывать деньги — больше, чем муж. Побои участились и стали более жестокими. Последний раз муж напал на Гулорам в сарае, где она колола дрова топором. Этим топором она и нанесла ему несколько ударов в голову, которые оказались смертельными. Когда Гулорам поняла, что произошло, то испугалась и попыталась спрятать тело. Позже это стало отягчающим обстоятельством, которое позволило осудить её за умышленное убийство по 105-й статье УК РФ. Гулорам никогда не думала, что её судьба может так сложиться. Она вспоминала, что в её родном ауле жила женщина, с которой никто не разговаривал. Маленькой Гулорам запрещали даже играть с её детьми. Однажды бабушка рассказала ей почему: эта женщина убила своего мужа — ударила камнем. Все знали, что он много лет издевался над ней, но с тех пор она стала изгоем. «Одним из её самых ужасных воспоминаний была эта женщина-чудовище. И теперь она в собственных глазах тоже стала чудовищем», — рассказывает Селезнёва.
После произошедшего от Гулорам отвернулась вся семья: двое сыновей, мать, отец, родственники в Азербайджане. Тюрьма навсегда отрезала женщину от родины: «Страшно было представить, что она выйдет и встретит пустырь. У этого человека не было совершенно никаких путей». Селезнёва не знает, что произошло с Гулорам после освобождения. У них было всего несколько занятий. Последний раз Селезнёва видела Гулорам ещё в колонии. «Я не могла ей ничего предложить. Ей некуда было идти. Я даже не представляю, как она выжила», — говорит психолог.
По словам Селезнёвой, такая женщина может восстановиться, но для этого требуется время. Психолог бессилен, если работает в одиночку. Осуждённая женщина нуждается в поддержке семьи и близкого окружения. Помочь может только безопасная среда, где её принимают и не осуждают, других путей нет.
Поэтому Анна Каргапольцева, окунувшаяся в мир женщин, которые убивают, решила создать для них такую среду.
В заключительной части трилогии — как «Нечужие», первый в России центр помощи осуждённым женщинам, пытаются помочь тем, кто убил своих тиранов, после отсидки и с какими препятствиями сталкиваются на этом пути.
