Исследование
«Рабство»
Защитники животных не первый год требуют запрета так называемых контактных зоопарков, в Госдуме планируют сделать это уже в 2018 году. Основная претензия зоозащитников к такого рода зоопаркам — практически полное отсутствие регулирования законом и жуткие условия содержания животных. Наш автор из Петербурга Элина Оруджева пообщалась с двумя бывшими сотрудницами одного из городских контактных зоопарков, из рассказа которых ясно, что рабами могут быть не только люди, но и животные. Хотя, как следует из рассказа героинь, не всегда понятно, кто в итоге находится в более рабских условиях — рядовые сотрудники или их четвероногие подопечные.
Контактные зоопарки от обычных отличаются тем, что в них можно вступать в контакт с животными. По запросу «контактный зоопарк» Google выдаёт почти полмиллиона ответов, множество таких зоопарков, как правило, расположены в торговых центрах, а никакого регламента их работы, по сути, не существует. В законах о том, кто и как может содержать такое предприятие, ничего не сказано, формально такие зоопарки приравниваются к музеям живой природы, поэтому подотчётны департаментам культуры.
Полина Пушкова и Аня Извекова проработали в одном из таких заведений в Петербурге чуть меньше года. «Я просто пришла в „трогательный“ зоопарк, спросила, можно ли к ним устроиться; никого не интересовал опыт работы с животными, — рассказывает Полина, приглаживая тёмную прядь волос. — Всё неофициально: не требовали ни санитарной книжки, ни трудовой, они налоги даже не платили. Давали на лапу всяким санэпидемстанциям, налоговым проверкам — и довольно удачно: мы ни разу за время работы не увидели „людей в чёрном“. Но наши начальники спустили нам инструкцию, что делать, если такие придут: говорить, что касса меньше. То есть заработали мы за день тысяч сто, а отвечать должны, что сорок. Как-то так».
Начальники — это брат, сестра и их супруги. У них есть также несколько контактных зоопарков в Санкт-Петербурге и Краснодаре, а ещё сад бабочек. Бизнес, видимо, хорошо развивается, только вширь, а не вглубь. Эти управляющие могли бы написать новый «Капитал» — так здорово у них получается экономить. Но ещё лучше они бы справились с трактатом о рабстве, ведь экономия на чужих жизнях — не самый классный способ ведения финансов.
«Процедура получения новых питомцев, — начинает свой рассказ Аня, бывшая коллега Полины, — проходила так: каждую неделю привозили животных, причём всегда неожиданно. Мы могли прийти однажды, а там коза в загоне стоит. И блеет. С какой-то фермы зверей брали, начальники не говорили конкретно, всегда расплывчато, пресекая любые вопросы. Учёта животных, естественно, не было, а хозяева не сильно переживали: цыплёнком больше, цыплёнком меньше — плевать». Иногда, рассказывает она, зоопарк сам сдавал животных в аренду. «Например, был у нас енот, его мужик забирал по Московской ходить, потом нам сдавал. Документация была только на страуса — и лишь потому, что его довольно сложно не заметить», — продолжает собеседница.
Обмен животных был неофициальный. Сотрудникам ничего не сообщалось, животные просто появлялись и исчезали. Когда привозили новых, их отправляли к уже имевшимся: «Просто кидали к остальным, не разбирая вид, род, болезни, прививки. На животных и карт-то медицинских не было. Во время нашей работы в зоопарке находились два страуса, пять кур, один петух, кроликов штук пятнадцать, три обычных свинки и не счесть сколько морских — они умирали-плодились только так. Перепёлки тоже постоянно умирали».
По регламенту каждый подопечный должен быть обеспечен чипом и паспортом, что на практике не соблюдалось. Полина рассказывает, что это стало ясно в тот момент, когда стали размножаться морские свинки, чьей чипизацией никто не планировал заниматься. Как оказалось, так происходит не только с ними.
«Страшно было, я каждый день плакала, но это только первый месяц, — признается Полина. — Потом, как и животные, привыкаешь. Первое, с чем я столкнулась, — искренняя уверенность в действиях начальников, они считали что все ок. Когда у кролика был запор и я спросила у старших, что делать, они сказали только: „Google в помощь“. Это стало нашим девизом на всё время работы».
Иногда управляющие поступали более радикально.
«Помню, день такой загруженный был, — бесцветным голосом, будто было не с ней, говорит Аня, — я одна на весь зоопарк и смотрю вечером: бегает перепёлка, а у неё что-то торчит из заднего прохода. Приехал зоолог, посмотрел — оказалось, птичке выдавили кишки. Я спросила у директора: „Что теперь делать?“ А он так отстранённо, листая что-то в телефоне: „Да ничего, шею сверну и всё“. Так и сделал».
Особых «везунчиков» отдавали соседям. Так было с крысой. Мексиканская змея ничего не ела три дня, и начальник втолкнул маленького грызуна в клетку к змее: «Крыса пятится, семенит — и змея достать её не может. Директор видит это, бьёт крысу о кафельный пол — и назад в клетку. У этого человека двое детей».
Условия, где жили «контактные» животные, непригодны ни по официальным стандартам, ни по человеческим, рассказывают собеседницы самиздата.
«Животных держали в страшной тесноте, — дополняя одна другую, Аня и Полина словно проводят экскурсию по непригодному помещению. — Для страусов был узкий загон, а они же здоровые, им активность нужна. От недостатка места птицы становились агрессивными,один раз самка клюнула самца в глаз. И мы без офтальмологического образования забирались на эту громадину и лечили его вычитанными из Google каплями».
Уборка в зоопарке толком не проводилась. Точнее, по документам животных вывозили каждую ночь в более просторные помещения, но на самом деле они ночевали там же, в тесных и неубранных вольерах. Некоторых переводили в карантин: это подвал без окон рядом с туалетом, с жёлтой треснувшей лампочкой. На карантин отправлялись беременные и больные животные. Про кого-то из них, рассказывает Аня, сотрудники просто забывали: «Так, в карантине умерла овца — в собственных фекалиях и на грязном сене. Начальник, кажется, даже не знал до этого, что она у нас была».
«Вообще, у нас числился ветеринар, — продолжает Аня. — Причём она серьёзная тётка, получала нехилые бабки. Премии ей начисляли точно не за посещения: пришла она всего раз пять, наверное, за год. Обходила владения, спрашивала, на что мы жалуемся, потом забирала зверька, который ей понравился. Как в детском доме, знаешь. А мы больше никогда не видели „счастливчика“».
Животные нечасто возвращались от врача. Белка со сломанной лапой, которую выхаживали девушки, например, тоже не вернулась: «Через пару дней врач позвонила и сказала, что белочка умерла. От перелома лапки».
На препаратах, рассказывает Аня, руководство тоже экономило: «Произошла у нас эпидемия блох у морских свинок. Начальство закупилось самым дешёвым спреем за 200 рублей. Опрыскивать сказали всех свинок. У новорожденных малышей шёрстки ещё нет, а кожа нежная. Так этот чёртов спрей сжёг заживо кожу деткам-свинкам. Они визжали, судороги были, извивались… тогда погибли почти все малыши. Трупы, какашки, опилки — всё собиралось в одно ведро и ставилось в подсобку два на два метра. Места, кроме этой подсобки, для наших личных нужд не было. Мы там обедали».
Корм для животных покупали в Ашане. Для уток с индюками — кукуруза, пшено, которое сваливалось тюками к страусам, оставляя им ещё меньше места. Если кончался комбикорм, кроликам и свиньям приносили сено. Змей кормили живыми мышами, которых вместе со сверчками привозили с Полюстровского рынка. Некоторым животным удавалось питаться капустой, но только в часы посещений — за отдельную плату посетители могли это сделать. «Мы уже потом узнали, что каждому животному можно не больше определённого количества этого овощного полдника, поэтому многие у нас умирали от воспалений желудка и кишечника», — вспоминает Полина.
«У нас постоянно были ссоры с детьми и их родителями, — произносит Полина и краснеет. — Некоторые юные посетители дёргали ежей за иголки, мамы — меняли памперсы детям прямо в зале и швыряли их в ответ на замечания в сотрудников: „Вы не мать, вы не понимаете!“ Там комната матери и ребёнка была в пяти метрах от зоопарка. Черепах поднимали из корыта, они самые беззащитные ведь, и били панцирями друг о друга. Дети трёх-шести лет. Был случай, когда приходила семья, ну гопники. Я думала, что всё — взорвусь. Они оказались адекватнейшими. Спрашивали, как кого зовут, всех гладили, интересовались. Мы защищали не людей от животных, а животных от людей».
«Мы устраивались на график 2/2, в итоге работали пятницу, субботу, воскресенье, понедельник выходной, вторник и среда работаешь, четверг выходной. 1600 рублей смена — с 9:30 до 23:00. Медстраховки не имели. Мы все были покусаны, изрезаны, в синяках. Была аптечка — и всё. Ходили, как мумии, — перемотанные бинтами», — рассказывает Даша.
О том, чем болеют животные, сотрудников не предупреждали. «Как-то раз сбежала дикая белка, я её поймала. Приходит начальник и говорит: „Полин, тебя не покусали? Нет? Хорошо, а то бы шину накладывали, белка вроде бешеная“», — вспоминает Аня.
Правила пожарной безопасности тоже не соблюдались: огнетушителя не было, а пожарный выход заставлен клеткой с белкой. Зато имелся конкретный план действий на случай, если посетители начнут задавать вопросы.
«Лгали насчёт всего: что животные привиты, здоровы, официально устроены, документы на руках, что у нас ветеринарное образование. Махали ручками и улыбались. Однажды кролики набросились на своего собрата, не поделили они что-то. Этот чёрный кроль умер, но хозяева запретили нам выносить его из домика. Так и пролежал труп грызуна целый день, дети подходят спрашивают: „Почему кролик не бегает?“ А ты глотаешь слёзы и радостно так: „Ты чего, просто кролик устал и прилёг отдохнуть“».
Аня ушла через восемь месяцев. «В зоопарке жили три вьетнамские свинки. Им надо было обрезать копыта, но все забили, мы сделать этого не могли — там нужна мужская сила. Отросли копыта так, что хрюшки уже ходить не могли. Приехали два директора. Они давай резать когти, а свинки этого не любят, им вкололи какое-то успокоительное. Одной свинке перекололи. Розочка её звали. В итоге у неё отказали задние лапы. Она лежала три месяца с отказавшими задними лапами. Прихожу на смену и вижу: стоит директор со своими друзьями, они хохочут и снимают на телефон, как соседи Розочки подначивают и кусают её. Я не вынесла, написала увольнение по собственному желанию. Выгнали меня в тот же день, зарплату перевели через месяц».
«Для нас рабство, — говорит Аня, — это отношение к животным как к товару. Купил ты чайник, сломался — выбросил. Когда к животному относятся как к бездушной вещи, которая не имеет ни прав, ни чувств, ни голоса. Его можно эксплуатировать 24 часа в сутки. Нас поражает, что раз животные не могут говорить на человеческом языке, значит, они никто».
