Почему героин обошёл стороной рэп

28 февраля 2019

Героин принято ассоциировать с рок-музыкой, гранжем и любым другим жанром, но только не с рэпом. В разные годы хип-хоп-исполнители читали о крэке, травке, МДМА и даже ксанаксе, но только не о героине, по поводу которого в этой индустрии будто бы закрепился консенсус. В рамках исследования о влиянии героина на культурную среду, богему и её представителей журналист Никита Смирнов изучил, как и, главное, почему этот наркотик и его потребители в глазах рэперов стали запретной темой.

«Лёгкая мишень»

Героин не имеет музыкальных предпочтений. Начиная с 1950-х, он убивал без разбору музыкантов самых разных жанров: исполнителей джаза и блюза, поп-певцов и угробил целый «зал славы» рокеров. Но за сорок лет истории хип-хопа трудно припомнить, чтобы у кого-либо из рэперов возникали проблемы с этим наркотиком.

Казалось бы, потребление и распространение — центральная тема в рэпе, и в ход идёт всё — от травы и крэка до сиропов против кашля и «ангельской пыли». Казалось бы, в 2018 году в США бьют тревогу из-за героиновой эпидемии — и её жертвами часто становятся афроамериканцы. Как вышло, что героин обошёл стороной рэп и его исполнителей?

Спрашивать следует у старших. Flavor Flav, участник культовой группы Public Enemy (на днях ему исполняется шестьдесят лет), в одном из интервью рассказывает о том, как повстречался с героиновыми наркоманами в детстве: «Скажу вам, ребята, я не из пугливых, но этот опыт реально оставил отпечаток на всю жизнь, врубаетесь? Мне было очень, очень страшно. Я понял, что не хочу иметь ничего общего с иглой».

Героиновая эпидемия среди чёрного населения США была отмечена в конце 1960-х и в 1970-е годы. В 1969 году 44 % тех, кто попадал в тюрьму в округе Колумбия, прошли тест на героин с положительным результатом. «Хотя в Нью-Йорке несомненно есть рэперы, употребляющие кокаин/крэк, я не сумел установить ни одного нью-йоркского рэпера, который самоопределился бы как потребитель героина. Это вполне разумно […] — среди афроамериканских мужчин, которые выросли в Нью-Йорке в 1980-е и 1990-е, вокруг потребления героина существовал ужасный образ. Многие из этих молодых людей имели близкий опыт с разнообразными проблемами, от которых в результате своей зависимости от героина страдали члены их семей и родственники. Учитывая эпидемию СПИДа и „войну с наркотиками“, молодёжь держалась подальше от этого вещества».

«Я видел героинщиков, они только и делают, что носом клюют, как зомби», — говорил 50 Cent. Jay Z рассматривал тех, кто употребляет героин, как «лёгкую мишень»: в детстве он и товарищи «сталкивали вырубающихся героинщиков со скамеек». Героин не стал предметом культа среди подрастающего чёрного населения — его не воспевали и к нему не стремились. Напротив, эффект этого наркотика вкупе с методом потребления наглядно демонстрировали: лучше не пробовать.

Совсем другое дело — крэк.

Эпидемия крэка

В 1970-е кокаин стал самым ходовым наркотиком в Голливуде, в звукозаписывающей и любой другой творческой отрасли. Кокаин одновременно был предметом статусного потребления, средством найти общий язык и, разумеется, мощным стимулятором. Но бедным слоям населения нужен был более дешёвый аналог. В начале 1980-х дилеры нашли способ предложить этой аудитории более доступный товар. Им стал крэк — кристаллическая форма кокаина, представляющая собой смесь солей кокаина с пищевой содой или другим химическим основанием и предназначенная для курения.

Новый наркотик сперва появился в Лос-Анджелесе, откуда и пошла «эпидемия крэка», которая оформилась к середине 1980-х. Крэк был дешевле в производстве, легко готовился и отлично расходился. В 1984 году цена за дозу стартовала от двух с половиной долларов — примерно 400 рублей в переводе на сегодняшние деньги. Средняя доза кокаина в эти же годы стоила в четыре раза дороже.

В бедных чёрных кварталах до героина не доходили руки: крэк стал закрывать потребность в кайфе даже раньше, чем для него придумали слово (впервые термин появится в печати в The New York Times в ноябре 1985-го). В 1996 году журналист Гарри Уэбб выпускает скандальную серию передач Dark Alliance, в которой делается предположение, что власти намеренно «подсаживали» бедные чёрные кварталы на новый наркотик. Эта точка зрения найдёт отражение в последующих песнях. В 2000-м Ghostface Killah из Wu-Tang Clan читает о том, что «кое-кто… снабдил нас крэком и оружием в начале 80-х» — в песне «I Can’t Go to Sleep»:

Somebody raped our women, murdered our babies
Hit us with the cracks and guns in the early 80's.

В 2005-м Канье Уэст в песне Crack Music говорит о том, что «Рональд Рейган сготовил решение», как остановить «чёрных пантер»:

How we stop the Black Panthers?
Ronald Reagan cooked up an answer.

Предположения Уэбба позднее были опровергнуты, но версия о целевой правительственной программе продолжает иметь сторонников и демонстрирует моральную панику вокруг эпидемии.

Уже в 1987 году Чарльз Бронсон будет бороться с крэком в «Жажде смерти 4». Крэк некому воспевать: в отличие от героина или ЛСД, это не романтический, а насущный наркотик. Закономерно, что о молодом и прагматичном наркотике расскажет самый молодой и прагматичный жанр.

Впрочем, ещё до того, как рэп стал трибуной для разговора о наркотиках, чёрные исполнители затрагивали эту тему на соул- и фанк-записях — как правило, пытаясь воззвать к разуму «братьев». В 1971 году Марвин Гэй выпускает пластинку What’s Going On, которая в 2003 займёт шестое место в рейтинге величайших альбомов Rolling Stone. Титульная песня посвящена бедности и наркомании. В 1972-м выходит и возглавляет чарты альбом Кертиса Мэйфилда Super Fly, саундтрек к одноимённому фильму, в котором музыкант критически говорит о торговле наркотиками.

В рэпе речь о наркотиках заходит практически сразу, с начала 1980-х. В песне о «белых дорожках» «White Lines» (Don’t Don’t Do It) рэпер Мелле Мел предупреждает об опасностях кокаина: «Слаще сахара, горше соли, и если ты подсел, винить некого».

Впервые борьбу с крэком описывает Тодди Ти в композиции 1985 года «Batterram». Сам крэк в ней не называется, зато описывается ситуация, когда двери домов выносит броневик B100, который использовался спецназом Лос-Анджелеса во время облав на наркопритоны. Рэпер Нипси Хассл ребёнком застал такую картину: «Можно было проехать по району и увидеть дом с нихеровой дырой в стене, потому что его только что накрыли. Его оклеивали лентами, забрасывали, и такое происходило регулярно».

Одно из первых упоминаний крэка — в песне Kool Moe Dee «Monster Crack» 1986 года. В ней рэпер говорит, что 1986 год — время хорроров, и главный из них не «Муха», «Чужие» или «Зубастики», а наркотик, который Кул Мо Ди называет «монстр крэк». Подсесть на него можно через «поцелуй».

It only takes one kiss and a deep, deep breath
Then you're hooked for life cause it's the kiss of death

Остросоциальная группа Public Enemy в 1988-м выпускают трек «Night of the Living Baseheads» — слово basehead обозначает «торчащего на крэке», base — одно из сленговых обозначений наркотика. Выход «Ночи живых торчков» сопровождает клип, и это первое музыкальное видео, посвящённое проблеме.

1988-й будет вспоминать Raekwon из Wu-Tang Clan. В культовой песне C.R.E.A.M. (1993) рэпер описывает подростковые годы, когда он сочетал траву и крэк — «от комбинации кровь шла из глаз».

No question I would speed for cracks and weed
The combination made my eyes bleed.

В том же 1988-м Айс-Ти, один из пионеров гангста-рэпа, предлагает более игривый подход. В треке «I’m Your Pusher» (слова отсылают к песне Pusherman Кертиса Мэйфилда) Айс-Ти строит аналогию между крэком и хорошим хип-хоп-треком и называет себя «толкачом» хорошей музыкальной дури, призывая поставить пластинку, если «хочешь кайфануть»:

You don't need it, just throw that stuff away
You wanna get high? Let the record play.

Вместе с гангста-рэпом возникает ключевая для рэпа двойственность: рэперы одновременно хотят выглядеть отпетыми продавцами — и описывать знакомые аудитории ужасы потребления. К этому времени содержание текстов начинает всерьёз волновать ответственных родителей.

Матери против

Система цензуры в американском кино сложилась в 1930-е годы, а в конце 1960-х её сменила известная нам рейтинговая система. А вот цензурировать музыку вплоть до начала 1980-х в Штатах никому и в голову не приходило. Но в 1984 году Типпер Гор, жена сенатора от штата Теннесси Эла Гора, застанет 11-летнюю дочь за прослушиванием песни «Darling Nikki» Принса. В тексте песни следующие слова: «Я встретил её в холле гостиницы, мастурбирующей с журналом». Через год Типпер Гор и три другие «вашингтонские жены» создадут общественную организацию Parents Music Resource Center (PMRC), которая выпустит список «пятнадцати грязных песен» (кстати, отличная идея для ретро-плейлиста). Под первым номером в списке — «Darling Nikki». В том же 1985 году Американская ассоциация звукозаписывающих компаний (RIAA) введёт знакомую каждому наклейку Parental Advisory, которая предупреждает о неприличном содержимом альбома. Этот шаг — превентивный, поскольку Гор и её коллеги пытались добиться введения полноценной рейтинговой системы. Как в кино.

Среди пятнадцати композиций, которые попали в тот самый «грязный» список, лишь две были посвящены наркотикам. Это песни хеви-метал групп Def Leppard и Black Sabbath. Сравните, как всего десять лет спустя хип-хоп-дуэт Luniz выпустит песню «I Got 5 on It» — о том, что у лирического героя есть пять баксов и он предлагает скинуться на 10-долларовый пакет марихуаны. Песня получит платиновый сертификат от той же самой ассоциации RIAA.

Разумеется, рок-музыка с 1960-х была неотделима от наркотиков, и это сказывалось на словах. Легендарный телеведущий Эд Салливан просил в 1967 году The Doors не петь строчку «girl we couldn’t get much higher», ведь «get high» значило «кайфовать». Они спели, и после выступления Салливан, вопреки традиции, не пожал руку Моррисону. В том же году BBC запрещает транслировать песню The Beatles «Lucy in the Sky with Diamonds» — ходят слухи, что её слова отсылают к опыту приёма ЛСД; не помогает и то, что аббревиатура существительных в названии выглядит как LSD. Десять лет спустя BBC отказывается брать в ротацию сингл Иэна Дьюри «Sex & Drugs & Rock & Roll». В 1985 году в США возникает не только родительская ассоциация PMRC, но и группа Jane’s Addiction — «зависимость Джейн».

Тем не менее именно хип-хоп, с его вербализацией социальных проблем, стал говорить о наркотиках не метафорами и аббревиатурами, а прямо и помногу. На каждую «зависимость Джейн» здесь найдётся «толкач Ти». В исследовании ProjectKnow 2013 года говорится о том, что одни только кокаин и производные упоминаются в рэп-композициях более 19 тысяч раз. По данным главной энциклопедии рэп-текстов Genius, в песнях 2000 года кокаин, крэк и их сленговые обозначения составляли 0,06 % от всего словоупотребления — с такой же частотой в Национальном корпусе русского языка встречается слово «отец».

Для юного поколения наклейка Parental Advisory становится знаком качества. Обратите внимание на футболку Вуди Харрельсона в фильме 1992 года «Белые люди не умеют прыгать»:

Другой разговор

Если в 1984 году Типпер Гор пугалась слова «мастурбировать» в песне Принса, к концу 1980-х она уже открыла для себя гангста-рэп. И попробовала его закрыть — для всех. Так, в 1989 году в хит-парады рвётся песня «Mind of a Lunatic» группы Geto Boys. Она представляет ранний пример хорроркора, поджанра, который строится на чрезмерном описании актов насилия. В одном из куплетов лирический герой говорит о том, что убил свою девушку из-за её пристрастия к кокаину. Из-за этой песни группа оказалась объектом преследования Типпер Гор и PMRC. Участник команды Уилли Ди вспоминал: «PMRC и Типпер Гор преследовали нас. Им не понравилась песня, об этом много писали в прессе, и как только на концерте объявляли: „А теперь из Хьюстона, штат Техас, группа The Geto Boys“ — раздавалось „БУУУУУ, убирайтесь со сцены!“ И это „бу“ продолжалось так долго, будто нас освистывали посменно. Наверняка упражнялись, пили много воды и не курили перед этим пару недель».

Но уже тогда стало понятно, что Типпер Гор одна, а их много. Недавно Кендрик Ламар взял интервью у бывших участников группы N.W.A., первопроходцев гангста-рэпа. Айс Кьюб рассказал, как давление со стороны Гор, её организации и её мужа сделало группу сильнее — словно к голосу района подключили громкоговоритель.

С конца 1980-х к середине 1990-х тон в разговоре про наркотики претерпевает существенные изменения.

1987

У N.W.A. выходит песня «Dopeman» (сленговое обозначение наркоторговца). В ней о ситуации с наркотиками рассказывается с обратного ракурса — от лица продавца, а не потребителя. И хотя в конце песни Крэйзи Ди (наименее известный участник группы) говорит о том, что из-за «мистера dopeman’а» заболела его сестра и быть торговцем вовсе не круто, остальная часть песни трактуется не так однозначно и демонстрирует слушателям быстрый и верный путь к процветанию. Более того, в своём куплете Айс Кьюб и вовсе даёт советы дилеру — например, предостерегает пробовать собственный товар.

1993

На экранах США — ставший культовым фильм «Угроза обществу» о жизни «на районе». Главный герой Кейн вырос в семье бабушки с дедушкой — его отца-наркоторговца убили, а мать скончалась от героина. В какой-то момент Кейн и сам решает заняться сбытом крэка. Саундтрек к фильму возглавил чарт R&B-альбомов. Среди ключевых треков — «Pocket Full of Stones» дуэта UGK. В рэпе с его районным мышлением всегда была важна география, и UGK открывает новую точку: это дуэт из Порт-Артура, штат Техас, города с населением в 60 тысяч человек. Оказывается, эпидемия крэка добралась и туда. Песня, просвещающая слушателя насчет жизни ловкого дилера, звучала вполне знакомо для жителя бедных кварталов мегаполиса. Но главное — музыка UGK звучала не только из машин и бумбоксов, но и в кинозалах по всей стране.

1995

Тупак Шакур выпускает трек «Dear Mama», в котором описывает зависимость мамы от крэка: оказывается, личное несчастье не мешает юному Тупаку приторговывать крэком, ведь вырученные деньги он «кладёт в почтовый ящик» мамы.

2010

Библиотека Конгресса США включает песню «Dear Mama» в национальный реестр аудиозаписей за её культурное значение.

Braggadocio

По мере того как рэп становится всё более коммерчески привлекательным, исполнители чаще концентрируются на теме богатства и успеха. В их композициях попадание в чарты становится естественным продолжением уличного успеха — и гангста-рэперы придумывают себе биографии всё завиральнее. Это особое качество рэп-музыки часто обозначают словом braggadocio («хвастовство», «фанфаронство»). Чарт пользователя Reddit от 2018 года показывает, что самое популярное слово в рэп-музыке — «я», а следом за ним — «как» (похожие данные публикует издание The Pudding). Рэп соткан из сравнений, принижающих безымянного оппонента и возвышающих самого исполнителя.

В «Moment of Clarity» уже сверхпопулярный Джей Зи говорит о периоде, когда «отец торговал героином, а я — крэком», — и кажется, что без этой династийности он никогда бы не стал успешным предпринимателем. Pusha T построил карьеру на том факте, что в пятнадцать лет продавал наркотики; сейчас популярному рэперу уже за сорок. Медийный образ 50 Cent — дилер, словивший девять пуль; по какой-то причине мелкий торговец, едва не погибший из-за несущественной сделки, становится коммерчески выгодной маской. Рэпер Жирный Джо в песне «Crackhouse» утверждает, что ему нужна лопата для кокаина, и говорит о себе: «Жирный, потому что такой богатый; богатый, потому что с района». Браво, Жирный Джо.

Хвастовство приводит рэперов к непрестанным описаниям демонстративного потребления. В рэпе звучат бренды автомобилей, одежды, оружия и выпивки. Песня Басты Раймса «Pass the Courvoisier» 2001 года увеличивает продажи одноимённого коньяка. Джей Зи проделывает путь от описания пистолетов к разговору о моде («на мне белые мокасины от Луи [Vuitton]» — в песне «On to the Next One») и предметах искусства (в «Picasso Baby»). Разумеется, упоминание наркотиков, дорогих или «уличных», непременно остаётся частью этого разговора.

Политики бьют тревогу

Сейчас уже едва ли можно установить, кто напал раньше: политики или рэперы, но первая половина 1990-х стала временем непрестанных взаимных выпадов — уличные поэты против лучших спичрайтеров из Вашингтона. (Стоит ли говорить, кто победил в этом баттле?)

В 1988 году группа N.W.A., пионеры гангста-рэпа — в их составе, среди прочих, Доктор Дре и Айс Кьюб, — получают письмо от агента ФБР Милта Алерича о том, что их песня «Fuck tha Police» поощряет насилие по отношению к представителям закона. Полицейские срывают концерты группы в городах Техаса, Милуоки и Мичигана — заметка в Times связывает это с тем, что «во внеурочное время офицеры полиции часто подрабатывают в службе безопасности на концертах».

Когда группа распалась (письмо здесь ни при чём), Айс Кьюб выпустил несколько сверхпопулярных альбомов с острыми текстами. В 1991 году выходит пластинка Death Certificate. В песне «A Bird in the Hand» Айс Кьюб описывает, как социальные конструкции толкают афроамериканцев к торговле наркотиками. «Птичка», она же «кило», оказывается единственным выходом из тяжёлой ситуации. Песня завершается словами «птица в руке стоит больше, чем Буш». Злости рэпера хватает и на знаменитого чёрного активиста Джесси Джексона, программа которого Operation PUSH, по мнению певца, практически бесполезна.

В том же году Public Enemy выпускает песню «By the Time I Get to Arizona». Она становится радикальным ответом на ситуацию в Аризоне, где, как в начале песни объясняет активистка и рэперша Sister Souljah, губернатор Эван Мекам отменил празднование дня Мартина Лютера Кинга. Первый куплет Чак Ди заканчивает игрой слов в адрес Мекама — «or he’s a goner by the time I get to Arizona», которую можно трактовать как «он не жилец к тому времени, как я доберусь до Аризоны».

В 1992 году всё та же рэперша Sister Souljah в интервью Washington Post заявляет: «Если чёрные люди убивают чёрных людей каждый день, почему бы не выделить неделю, чтобы убивать белых?» Месяцем позже кандидат в президенты США Билл Клинтон ответил на эти её слова:

«Если взять слова „чёрные“ и „белые“ и поменять местами, то можно будет подумать, что это [„Великий мудрец“ Ку-клукс-клана] Дэвид Дьюк произнёс ту речь».

Ситуация долго обсуждалась в СМИ, и в словарь политического этикета вошло выражение «Sister Souljah moment».

Вице-президент США при администрации Джорджа Буша-старшего Дэн Куэйл называет дебютный альбом Тупака 2Pacalypse Now позором американской музыки. «Этой записи не место в нашем обществе». Его самым сильным аргументом становится история Билла Дэвидсона. 11 апреля 1992 года 43-летний полицейский остановил автомобиль с разбитой фарой. За рулём был 19-летний афроамериканец Рональд Рэй Ховард; машину он угнал. Ховард достал пистолет и выстрелил Дэвидсону в шею. В этот момент в салоне звучала песня «Soulja’s Story» Тупака, в которой лирического героя останавливает полиция — и он стреляет в «паршивцев».

Куэйл получает ответку на втором альбоме рэпера в песне «Last Wordz»: «Дэн Куэйл, тебе следовало бы надрать задницу, где ты был, когда н*** укладывали в гробы?» На той же пластинке есть и композиция «Souljah’s Revenge», в которой звучит сэмпл из песни «Soulja’s Story» — тот самый фрагмент, когда её герой «расстреливает паршивцев».

В это же время политик и феминистка, дочь священника Си Делорес Такер, некогда маршировавшая с Мартином Лютером Кингом, начинает крестовый поход против гангста-рэпа. Она покупает двадцать акций корпорации Time Warner, чтобы получить право посещать ежегодное собрание акционеров, — и там требует от руководства компании зачитать вслух слова с тех пластинок, которые им почему-то не стыдно выпускать. Топ-менеджеры, белые люди зрелого возраста в дорогих костюмах, дружно отказываются. 

Её личным врагом также становится Тупак Шакур. Такер пикетирует Национальную ассоциацию содействия прогрессу цветного населения (N.A.A.C.P.), узнав, что организация номинировала рэпера на Image Award. В тот момент Тупак проходит в качестве обвиняемого по делу о сексуальном насилии (он отсидит девять месяцев в 1995 году). В 1996 году выходит его последний прижизненный альбом All Eyez On Me, на котором есть песня «How Do U Want It?» В ней рэпер незатейливо рифмует Такер с motherfucker и отмечает, что она вместо помощи пытается «уничтожить братьев». Несколько лет спустя Эминем в песне «Rap Game» предложит «этой шлюхе Делорес Такер пососать член»; активистке в тот момент было 75 лет. В 2005 году Такер скончалась, на её похоронах выступал бывший вице-президент США Эл Гор, муж Типпер Гор.

В 1995-м к борьбе Такер присоединился сенатор от штата Канзас Боб Доул, который в том же году объявил о намерении баллотироваться в президенты. Он тоже напал на Time Warner за выпуск непотребной музыки. Правда, в июне оказалось, что компания сделала взнос в штаб Доула на политические цели в размере 21 тысячи долларов, которые сенатор отказался вернуть, мотивировав это парадоксальным образом: «Пусть знают, что этими деньгами они ничего не приобрели». И это — ключевой момент в борьбе хип-хопа с политиками: 71-летний Доул выглядит посмешищем. Вот что о нём пишет пресса:

«Если Боб Доул может критиковать рэп-музыку, то пускай они там выслушают мнение доктора Дре о пропорциональном налогообложении» — Baltimore Sun.

«Такие артисты, как Снуп, Дре и Тупак, важны по нескольким причинам. Прежде всего, они говорят с американской молодёжью. От гетто до голливудских поместий подростковая Америка любит гангста-рэп. Сделало ли это подростков гангстерами? Не думаю» — MTV.

Двадцать лет спустя рэп для политиков станет способом набрать баллы у избирателей. В 2013 году сенатор от штата Флорида республиканец Марко Рубио в вашингтонском баре у Капитолия примется рассказывать о том, чему его научила музыка Тупака Шакура и Бигги (The Notorious B.I.G.). В том же году на инаугурации Барака Обамы чета Джей Зи и Бейонсе — в числе ВИП-гостей. Рэпер ещё в 2009 году рассказывает в «On to the Next One», что «Обама у меня в смс» и «страшно представить, что будет дальше»:

M.J. at Summer Jam, Obama on the text
Y'all should be afraid of what I'm gon' do next.

Антигерои рэп-культуры 1990-х, все эти сенаторы и активисты, вооружённые запретительной логикой, с тех пор ушли на покой. И только Типпер Гор по сей день продолжает настаивать на опасности рэп-музыки для молодого поколения.

Они требуют перемен

Эпидемия крэка в 1980–1990-е была чистым безумием. В 1991 году за курением крэка застают мэра округа Колумбия Мариона Бэрри:

Кажется, это уже никого не удивляет: четыре года спустя Бэрри, пропустивший перевыборы 1991 года из-за отсидки, снова становится мэром. Крэк был повсюду и с тех пор никуда не ушёл: достаточно вспомнить, как ныне покойный мэр Торонто Роб Форд в 2014-м попался на курении крэка, как и Бэрри за двадцать три года до него.

Тем не менее культура наркопотребления и рэп вслед за ней сильно изменились. По данным ProjectKnow, начиная с 2004 года упоминания кокаина и крэка в песнях идут на убыль. Зато с 2003-го резко возрастает количество упоминаний кодеиновых сиропов от кашля. На 2008-й и 2009-й приходится резкий скачок упоминаний фармацевтических препаратов — ксанакса, викодина, аддерола и других. С 2011 года в моду входит МДМА. Топливо для рэп-лирики всё чаще становится химическим. Кривые от Genius 2015 года показывают, что упоминания синтетических препаратов сегодня, вероятно, уже побили по популярности более традиционные наркотические вещества:

Новые наркотики продвигают новые рэперы. О ксанаксе читает Lil’ Pump, МДМА под ласковым прозвищем molly звучит в мемоёмкой песне «All Gold Everything» Тринидада Джеймса, а также в хите «Mask Off» рэпера Future. Старая гвардия в лице Джей Зи возражает: «Я не принимаю molly, я отжигаю в Tom Ford». С новыми наркотиками приходит новое звучание. Старики не понимают, почему молодые рэперы используют triplet flow:

Они не умеют или не хотят читать фристайл, саботируя передачи легендарных диджеев.

В 1995 выходит классический трек «Shook Ones Pt. II», в котором ныне покойный рэпер Prodigy читает:

«Твоя команда — легковесы, мои выстрелы заставят вас левитировать, мне всего девятнадцать, но мой разум старше».

В 2011 году 19-летний Tyler the Creator читает в композиции «Yonkers»:

«Я сыпанул себе немного розовых Xannies [ксанакса] и протанцевал по дому в трусиках с принтом».

Меняется интонация. Употребление выводится из критического поля. Наркотики теперь не проклятие и не кровь, пульсирующая в улицах, — то, что ты либо продаёшь, либо употребляешь (а чаще и то, и другое). Кажется, рэп вступает в ту же эру, которую рок-музыка миновала в 1970-е — время беззаботного наркотического гедонизма. В 2018-м году в топ-10 чартов попадает обыгрывающий в названии «ксанакс» альбом Total Xanarchy рэпера под псевдонимом Lil Xan, то есть «Малой Ксанакс».

15 ноября 2017 года популярный 21-летний рэпер Lil Peep умер от передозировки ксанаксом.

Синтетика убивает

16 сентября 2000 года рэпер Антрон Синглтон, более известный как Big Lurch, ехал в автомобиле. В него врезался пьяный водитель. У рэпера диагностировали перелом шеи. Он восстановился, но усмирял боль PCP — фенциклидином, который также называют «ангельской пылью». 9 апреля 2002 года он принял PCP вместе с соседкой по квартире. На следующий день Синглтон зарезал девушку, вскрыл её грудную клетку и достал лёгкие. Полиция обнаружила его стоящим посреди дороги и смотрящим в небеса. Медицинское обследование выявило в его желудке куски чужой плоти; на шее девушки обнаружили следы укусов. Сегодня Big Lurch продолжает отбывать пожизненный срок без права прошения об УДО. На обложке единственного альбома рэпер держит в руках тарелку с человеческим черепом.

Синтетические наркотики в рэп-музыке появились с начала 2000-х и с тех пор становятся причиной смертей исполнителей, и если мы привыкли к тому, что в рэперов порой стреляют, — пора привыкать и к их передозировкам.

Популярность синтетических веществ можно объяснить рядом факторов: считается, что они менее тяжёлые и не ставят в зависимость; недорого стоят; добываются по рецепту, то есть позволяют формально не нарушать закон; соотносятся с культурой потребления, отличной от «гангстерской». Культура потребления здесь играет важную роль: попивать из двойного стакана purple drank, он же lean, он же sizzurp — кодеиновый сироп от кашля, смешанный с газировкой (как правило, это «спрайт»), — стало признаком хорошей жизни. В коротком фильме сайта Vice об этом явлении «ветераны» кодеинового сиропа жалуются, что рэперы пришли — и всё испортили: когда на purple drank началась мода, он значительно подорожал на улицах.

Именно синтетические вещества — кодеин и ксанакс в первую очередь — с начала 2000-х отправляют на тот свет исполнителей. Причины кроются в обманчивой лёгкости, опасных комбинациях и неумении дозировать потребление.

  • В ноябре 2000 года от передозировки purple drank умер 29-летний DJ Screw, который в одиночку ввёл моду на этот напиток в Хьюстоне.

  • В ноябре 2004 года от сочетания кокаина и трамадола погибает Ol’ Dirty Bastard из Ву-Танг Клана.

  • В октябре 2007 года умер пропонент кодеинового сиропа, коллега DJ Screw рэпер Big Moe. Два месяца спустя — Pimp C, половина того самого дуэта UGK, который в 1993 году хвастал продажей крэка в фильме «Угроза обществу».

  • С 2013 года постоянные припадки происходят с рэпером Lil Wayne, который всюду появляется с кружкой сиропа, — одна из версий связывает ухудшение его здоровья с кодеином.

  • В январе 2018 года от осложнений, вызванных употреблением ксанакса и purple drank, скончался 27-летний Фредо Сантана.

  • В сентябре 2018 года от передозировки фентанилом, кокаином и алкоголем умирает 26-летний рэпер Мак Миллер.

На все эти смерти приходится единственный случай героиновой передозировки. В 2013 году отказало сердце у рэпера Криса Келли, соавтора дважды платинового хита «Jump» и участника дуэта Kriss Kross, который в начале 1990-х выступал на разогреве у Майкла Джексона. В теле Келли были обнаружены следы героина и кокаина — подобно рок-звезде, он умер от «спидбола».

P. S. В начале 2018 года рэперы, потрясённые смертью Lil Peep, обещают «оставить Xanax в прошлом году».

В январе 2019 года у рэпера Future выходит альбом The WIZRD, в котором он хвастает, что «подсадил весь мир на ксанакс», и говорит, что он «фиолетовый [purp], как единорог».

Альбом занял первую строчку в американских чартах.