Наконец-то ваш любимый самиздат начинает изучать положение дел в экологической и около среде — как известно, планету мы засрали, и примерно всё на ней стремится нас уничтожить. Ольга Добровидова, первый российский стипендиат программы по научной журналистике Knight Science Journalism Fellowship в MIT, теперь ведёт у нас «Вестник неминуемых катастроф» и будет подробно объяснять, от чего именно мы все мучительно погибнем. Потепление Балтики, комары и клещи в каждый дом, засуха и смерть. Спасибо.

Может быть, вы слышали, что в конце 2015 года человечество победило глобальное потепление, и, естественно, сделано это было с помощью красивой бумажки? Так вот, всё это — тлен.

Госсекретарь США Джон Керри давеча на подписание «исторического» Парижского соглашения по борьбе с изменением климата пришёл со своей внучкой — как бы в знак ответственности перед будущими поколениями, которую принимают страны вместе с новым договором. Если бы двухлетняя девочка могла трезво оценить эту ситуацию, она бы демонстративно покинула зал Генассамблеи ООН в знак протеста и с дедом больше не разговаривала бы. Но не по тем причинам, о которых вы, возможно, подумали, нет.

Я недавно сформулировала для N+1 примерный порядок действий, если вы вдруг обнаружите у себя сомнения в том, что влияние человека на климат — научная реальность. Почитайте первый и второй доклады Росгидромета на эту тему, где о климате и причинах его изменения пишут не инженеры, политологи и журналисты, а российские учёные. Потом почитайте ещё раз, потому что одного раза мало. Добавьте по вкусу наилучшую доступную информацию со всего мира. Если вы не доверяете «серым» источникам вроде обобщающих докладов, почитайте сами статьи в рецензируемых журналах, на которые они ссылаются. Если вам не до многостраничных докладов, хотя бы почитайте и послушайте, что говорят специалисты по климату, а не инженеры, политологи и журналисты. В противном случае честно признайтесь себе и окружающим, что вы Пастернака не читали, но осуждаете.

Даже самые оптимистичные сценарии климатологов (в них прямо не упоминается пролёт мистического астероида, после которого наступает День триффидов, и у всех резко возрастает экологическая сознательность, но что-то подобное явно имеется в виду), всё равно предполагают некоторые необратимые изменения — распределения осадков, количества и масштабов опасных погодных явлений, количества переходов температуры воздуха через ноль (это когда дневные лужи за ночь превращаются в элегантный утренний гололёд, и так семь дней в неделю), а за ними и сдвиги в экосистемах. Хотя бы потому, что эти изменения уже наступили, не о будущем, а о настоящем времени. Я же знаю, что вы доклад не прочитали, поэтому ещё раз поставлю ссылку.

Краткий пересказ: вот что Росгидромет обещает во всех кинотеатрах страны уже в этом столетии — почти наполовину уменьшится площадь тундры, а на юге Восточной Сибири появится степь, в отдельных местах она может дойти до шестидесятой параллели северной широты (Санкт-Петербург — Магадан). Засуха на юге европейской территории России, потепление Балтики и южных морей, постепенное расширение ареалов обитания комаров и клещей, колорадского жука и саранчи на север и северо-восток, удлинение пожароопасного сезона в зависимости от территории на десять-девятнадцать дней при умеренном сценарии и на двадцать-пятьдесят дней при экстремальном сценарии. И да, заметное сокращение отопительного сезона в сутках — удобно, сэкономленное можно будет потратить на охлаждение зданий во время более частых «волн жары», как в 2010 году, и ремонт инфраструктуры на подтаивающей вечной мерзлоте.Проблема именно в этих изменениях и их последствиях — от таяния ледников и разрушения многолетней мерзлоты до распространения на север жуков, которые едят органику в музейных коллекциях. Собственно же потепление, то есть рост глобальной средней температуры воздуха у поверхности планеты, — не более чем символ, удобно объединяющий все эти последствия в один показатель.

От этих последствий, по иронии судьбы, самой Земле ни жарко, ни холодно — эх, планета, бессердечная ты сволочь, — а вот семи миллиардам человек с заявкой ещё на два уже как-то не очень. На самом деле живым «талисманом» проблемы изменения климата должен быть не белый медведь на льдине, а человек, который страшно заколебался, но всё равно ничего не делает, и вот почему.

Киотский протокол, бессмысленный и беспощадный, выходит на пенсию. Бессмысленный, так как уже на момент принятия его в 1997 году было ясно, что «по назначению» он не сработает. Во-первых, без Китая и других развивающихся стран глобальные выбросы не снизятся (и не снизились, наоборот, выросли более чем на 50%. Во-вторых, потому что к этому времени постсоветские экономики и, скажем, Польша уже применили наиболее результативный на данный момент способ снижения выбросов — экономический спад. То есть даже для той группы стран, которая под протокол попала, он оказался как бы выполнен досрочно. Протокол Шрёдингера: и сработал, и не сработал одновременно.

Беспощадный, так как эти и другие его конструктивные недочёты сделали Киотский протокол отличной мишенью для безумного количества конспирологов, а местами и хорошим способом выкачивать деньги из воздуха (если вам действительно интересно, каковы реальные, а не вымышленные претензии у экономистов к протоколу, почитайте их отличный анализ в «Ъ»).

Двадцать лет спустя Парижское соглашение, которое приняли на саммите в декабре 2015 года, пока принципиально отличается от Киотского протокола в четырёх моментах.

Во-первых, в нём упоминается не только необходимость смягчить влияние человека на климат, но и адаптация к тем его изменениям, которые уже невозможно провернуть назад. Если распределение осадков в регионе, где вы живёте, уже изменилось, страдать поздно — время строить защиту от наводнений или вводить меры против засухи, кому как. Упоминание адаптации — не только большое достижение, но вообще-то и печальная констатация того факта, что пора начинать обживаться в яме, которую мы продолжаем себе рыть.

Во-вторых, соглашение теперь охватывает все страны, а не только развитые. Ценой этого результата стало разбавление терминологии до гомеопатических концентраций: «обязательства» снижать выбросы парниковых газов превратились в «национальные вклады» (в общее дело), которые участники соглашения определяют самостоятельно. Потому что историческая ответственность: кто намусорил, тот и должен немедленно принять сознательное и добровольное решение оплачивать уборку.

Закономерное следствие этого — глобальное недовыполнение плана, о котором тоже всем было известно уже на момент подписания документа в апреле. Считается это так: условно безопасным объявили рост индикатора, то есть глобальной средней температуры, на два градуса Цельсия с середины XIX века, а потом посчитали, какое ещё количество парниковых газов вроде как можно отправить в атмосферу, чтобы этот предел не превысить. Тех «национальных вкладов», которые страны собрали под соусом Парижского соглашения, — кто на сколько снизит выбросы в миллиардах тонн их CO2-эквивалента — с точки зрения этих научных прогнозов не хватает, где-то надо сократить ещё двенадцать-четырнадцать миллиардов тонн, то есть на год отменить экономики США и Китая.

Таким образом, на данный момент Парижское соглашение не намного ближе к выполнению своей задачи, чем Киотский протокол был к своей. Только про Киотский протокол прилично было говорить, что это проба пера, первый блин, пробный шар и у кого ещё там какие метафоры.

В-третьих, в соглашении пока нет вообще никакого механизма обеспечения его соблюдения: провал этих добровольных целей не влечёт никаких последствий. В Киотском протоколе хотя бы была очаровательная в своей наивности идея наказывать тех, кто не выполнил план в одном периоде его действия, ужесточением целей для следующего периода — и так до бесконечности, ведь когда-нибудь у злостного нарушителя обязательно включится совесть. Или помрёт ишак, то есть Киотский протокол. Канада, не выполнившая свои обязательства, взяла и просто вышла из него — и ничего не произошло. Даже те миллиардные «штрафы», которыми в 2011 году пугал канадский министр экологии, на самом деле были абсолютно виртуальными, хорошей страшилкой для обоснования непопулярного решения.

В новом документе нет и этого: пока предполагается, что за слабые цели и их невыполнение придётся отвечать международным положением и репутацией. Говорю же, кто-то где-то очень рассчитывает на День триффидов и резкий рост экологической сознательности.

В-четвёртых, в соглашении появились деньги на решение проблемы в развивающихся странах: финансирование перехода на более «чистую» энергетику, модернизацию промышленности и сельского хозяйства, меры по адаптации к изменению климата. Вернее, твёрдое намерение эти деньги где-нибудь найти. Вернее, твёрдое намерение попытаться их где-нибудь найти в количестве 100 000 000 долларов в год после 2020 года. Ну вы поняли.

При том что собственные расчёты этих самых развивающихся стран, собранные порталом Carbon Brief, оценивают всю необходимую сумму до 2030 года как минимум в 3 500 000 000 000 долларов. Этот минимум (не все страны указали свои оценки) примерно равен доходам федерального бюджета США 2016 года. Оценивать потребности в адаптации экономистам очень трудно, и разброс оценок впечатляет, но в любом случае надо, видимо, чтобы пролетающий астероид заодно искоренил коррупцию, иначе такие суммы брать особенно неоткуда.

Есть и более мелкие претензии. Так, например, Парижский саммит поручил климатологам к 2018 году подробно проанализировать риски и возможности, связанные с более серьёзным ограничением роста глобальной средней температуры планеты, до полутора градуса Цельсия (а не двух), и выпустить специальный доклад. Разница в пять десятых градуса только кажется незначительной — как говорят учёные, это разница между средними рисками и высокими, например, между частичным и полным обесцвечиванием коралловых рифов, а также плюс десять сантиметров к прогнозируемому подъёму уровня Мирового океана. Ещё за более амбициозную цель ожидаемо выступают малые островные государства, которые при двух градусах иногда несколько неловко перестают существовать. Тонут то есть.

Правда, по старым оценкам 2014 года, оставшийся «бюджет» выбросов парниковых газов, при котором цель в полтора градуса достижима, человечество потратит к 2020 году — до того, как Парижское соглашение вступит в силу. Кое-кто считает, что на самом деле мы уже сейчас вплотную подошли к этому порогу. В частных беседах даже самые закоренелые оптимисты среди экологических активистов признают: через два-три года доклад о том, как всё могло бы быть отлично, гарантированно будет мёртвому припаркой.

Напомним, мы не справимся и с целью послабее: нынешние обязательства стран в сумме дадут рост глобальной температуры в две целых семь десятых градуса. Как отмечает эксперт WWF России Алексей Кокорин, ни одна из крупных стран не видит для себя катастрофических последствий такого сценария, поэтому вряд ли кто-то будет предпринимать реальные действия по его обходу. Развитый мир в упор смотрит на прогнозы проблем с доступом к пресной воде для пары миллиардов человек и не видит их. Eh, fuck’em.

Люди, которые занимались подготовкой нового соглашения, и их коллеги, которые подхватят инициативу в ближайшие годы, — по большей части чиновники, их отношения с процессом и результатом примерно такие же, как у строителей, делающих вам ремонт. Если через двадцать девять лет в Сочи пройдёт пятидесятая сессия конференции сторон Рамочной конвенции ООН об изменении климата, никто из них не расстроится (и не только потому что будет мёртв), хотя такими темпами главная цель этой самой конвенции, предотвращение опасных изменений климата, однозначно будет провалена.

Но это ничего, потому что друзья и родственники этих зайчиков на местах, то есть в правительствах стран вроде США, России, Бразилии, Китая или Индии, тоже особенно никуда не торопятся. Было бы несколько проще, если бы избирательные циклы, как климатические, исчислялись десятками, сотнями и тысячами лет. Ещё было бы проще, если бы дорогостоящие лоббисты были не только у нефтегазовых компаний, металлургов и энергетиков, транспорта и строителей, но и у населения прибрежных посёлков, у горящих лесов и северных оленей. Эх, мечты, мечты.

Силу бумажки и её авторов в борьбе с изменением климата мы уже поняли, и не мы одни — поэтому все, конечно, надеются на учёных, которые всех спасут. Только самые радикальные инструменты борьбы с изменением климата, геоинжиниринг (примерно как разгон облаков к параду, только в масштабах планеты — активные воздействия на климат) и так называемые захват и захоронение углерода (carbon capture and storage, CCS, когда вместо того, чтобы отправлять углекислый газ в атмосферу, его прячут где-нибудь под землёй) пока так и остались бумажными тиграми. Пилотные проекты по CCS, первые идеи которых появились в 1977 году, во всём мире охватывают всего сорок миллионов тонн CO2 в год — Китай и США вдвоём перекрывают этот объём за один день. Аналитики отрасли признают, что развитие этой технологии идёт очень медленно, а сама она всё ещё непомерно дорога. А любые полевые эксперименты с геоинжинирингом с 2010 года запрещены, хотя де-факто этот запрет нарушается и специально, и случайно: как оказалось, пока мы запрещали, грузоперевозки уже всё решили за нас — сажа от морского транспорта вовсю «удобряет» Мировой океан железом.

То есть на практике надежда на то, что человечество в обозримом будущем сможет «откатить» свои изменения в климате Земли или даже хотя бы «нейтрализовать» энергетику на ископаемом топливе, избавившись от её выбросов углекислого газа, сейчас находится в той же категории надежд, что и термоядерная энергетика или искусственный интеллект.

Сидя в комнате с торшером, перед экраном ноутбука и с чашечкой кофе, сваренного на газовой плите, непросто представить, что, по оценкам Всемирной организации здравоохранения, примерно три миллиарда (3 000 000 000) людей готовят свой кофе и отапливают свои комнаты без торшеров с помощью твёрдого топлива — дров, древесного угля, навоза или каменного угля. Около 1,2 миллиарда (1 200 000 000, по подсчётам Международного энергетического агентства, не имеют торшеров, потому что у них нет никакого доступа к электричеству. Три миллиарда — это очень большое количество людей, более 2,93 миллиона Воронежей или 4,85 миллиона Ульяновсков. Три миллиарда торшеров «Лерста», поставленных друг на друга, — это почти три диаметра Солнца.

Никто пока не понял, как всем этим людям (и торшерам) попасть не то что в XXI век энергетики, а хотя бы в ХХ, да так, чтобы при этом оставить климат Земли удобным для человека, то есть не с помощью угольных электростанций. Видимо, никак.

Оптимисты очень любят пример про стационарные и мобильные телефоны: мол, многие развивающиеся страны полностью пропустили всю эту историю с проводами и сразу телефонизировались в смартфоны — так же может быть с энергетикой, если сразу строить ветровые, солнечные и прочие электростанции, а не сначала завалить всё углём, а потом разбираться. Во-первых, мобильные телефоны — так себе пример, скорее исключение, а не правило, а во-вторых, доступ к самым современным технологиям в возобновляемой энергетике надо ещё получить. И как показывает недавняя ситуация в ВТО с США и Индией, утром — деньги, вечером — развитие чистой энергетики и спасение климата.

Первые осторожные указания учёных на то, что наше влияние на атмосферу — это проблема, появились в начале 70-х годов, как на Западе, так и в Советском Союзе. Изменение климата как научная проблема старше Европейского космического агентства, независимого государства Ангола, зонда «Викинг-1», Татьяны Навки и кинофильма «Ирония судьбы, или С лёгким паром!». И тем не менее, скорость её решения всё ещё сопоставима со скоростью ледового комбайна «Замбони».

Но есть и хорошие новости: даже три градуса потепления и будущее, которое они обещают (климатическая миграция, возвращение голода туда, где его пытаются искоренить, и так далее), — это не пять градусов и ещё более всеобщий провал, и в этом повод для оптимизма, заключают учёные.

Шутка! Хорошие новости в том, что те, кто сейчас читают это предложение, до этого будущего скорее всего не доживут, поэтому сегодня можно ложиться спать спокойно. Приятных снов.