Мусорные протесты охватили всё Подмосковье. Люди не хотят дышать вонью и ради этого готовы стрелять в автомобили, драться с губернаторами и перекрывать автомобильные дороги. Однако не все соседи свалок поддерживают протесты, поскольку для многих мусор — это золото. Специальный корреспондент The Village Андрей Яковлев и фотограф Екатерина Балабан побывали на свалке Ядрово в Волоколамске и узнали, как заработать на квартиру, ковыряясь по десять часов в мусоре, и почему от этой работы умирают люди.
Живая свалка
Каждый день в восемь часов утра, независимо от погоды и времени года, 45 мужчин из Узбекистана приходят в обшитое алюминием здание. Следующие десять часов они будут делать деньги. Они будут копаться в мусоре.
Горизонт рядом со зданием заслоняет гора жёлтой земли. Эта свалка — первое тело полигона Ядрово, из-за которой уже больше полугода протестуют местные жители. Тело живое — оно источает вонь и гниёт изнутри, а недавно его начали протыкать многометровыми штырями — чтобы внутрь попал воздух и полигон перестал пахнуть. Всего тело продырявят шесть тысяч раз.
Кроме узбеков на свалку ежедневно приходит мужчина с седыми волосами в полинявшем камуфляже. Анатолий Савичев любит фотографировать тело полигона. Для этого у него есть белый дрон, который он запускает каждый день, чтобы отследить прогресс рекультивации. Именно Анатолию принадлежит алюминиевое здание, через которое проходит весь мусор Ядрово.
Сперва мусор просто вываливают на землю близ здания сортировочной станции, поэтому днём здесь всегда навалена гора отбросов. Машины едут одна за одной, и гора быстро растёт. Формировать её помогает трактор с ковшом, который вгрызается в бутылки, пакеты, объедки, овощи, фрукты и прочие ненужные людям вещи. Сверху горой занимается ковш, которым управляет узбек в стеклянной кабинке. Он двигает рычаги и будто достаёт железной хваталкой мягкую игрушку из автомата за 10 рублей. Только вместо игрушек — мусор, и промахнуться нельзя, потому что мусор — везде.
Ковш закидывает отбросы на второй этаж сортировочной станции, где они попадают на одну из трёх лент. Тут начинается работа руками. Одни узбеки разрывают пакеты, другие отбирают пластик, третьи — бумагу, четвёртые — картон и так далее. Последние подчищают за всеми и отбирают стекло. Внутри сортировочной стоит грохот. Без перерыва летят в тёмную трубу бутылки из-под дорогого и дешёвого вина, пива, текилы, водки, коньяка. На выходе все они превращаются в битое стекло — при переработке неважно, в какой оно форме. Стоять в конце сортировочной ленты опасно: бывало, что бутылки прилетали в голову работникам, поэтому теперь здесь установили металлическую сетку, как в автозаке.
Стекло падает в металлический контейнер, а другим отобранным мусором узбеки наполняют огромные хлопчатые мешки. Один мешок с цветной бумагой, другой — с белой, третий — с бутылками из-под шампуней, четвёртый — из-под масла. После этого они сбрасывают мешки в дыру в полу, и мешки падают на первый этаж. Там их подбирают другие узбеки, которые тащат мешок к прессовочному станку и формируют мусорные кубы. Потом за ними приедут машины компаний, которые занимаются переработкой мусора.
Сортировочная станция похожа на организм. Каждый день в неё загружают 80 грузовиков отбросов, и она производит до 30 тонн «полезного», спрессованного в кубики, мусора. Отсюда отправляется на переработку «всё, что реально продать»: алюминиевые и консервные банки, бутылки из-под молока, из-под шампуней, из-под машинного масла, газеты, разные виды пластика, картон, белая бумага, стекло, резина, стретч-плёнка, полипропиленовый ящик и ведро, полиэтилен высокого и низкого давления и другие виды мусора.
Из мусорного картона получается новый, не мусорный картон, из белой бумаги в Белоруссии делают обои, а судьбу остального мусора владелец сортировочной Савичев не знает. Самый дорогой мусор — это цветной металл, однако он, как правило, не доезжает до сортировочной — его из мусорных баков забирают «алкаши», потому что это «реальные деньги».
Непереработанный мусор, который остался на ленте и не стал частью ни одного куба, отправляется на свалку и гниет. Такие отбросы называют хвостами — они составляют больше 90 процентов от всего мусора. Во многом так происходит из-за того, что рабочие не успевают отобрать весь мусор, который проезжает мимо них — не хватает рук.
Небольшая часть мусора вернется на сортировочную уже со свалки. Четверо бомжей из деревни Ядрово собирают мусорные крохи и сдают хозяину сортировочной за деньги. По словам Савичева, на станции бомжи не хотят работать, им больше нравится вольная жизнь.
Узбеки
На сортировочной не говорят по-русски: здесь работают только узбеки, причём все они — около ста человек — родом из одной деревни. С сильным акцентом по-русски общаются только бригадир и электрик. Все сотрудники работают официально — по патенту на год. За него платит Анатолий Савичев. По его словам, за время работы узбеки зарабатывают на машину или дом в родной стране. В среднем получают 30 тысяч рублей. Работают по принципу: «сколько мусора отобрали — столько денег и получили». Зарплату распределяют Анатолий вместе с бригадиром, который подсказывает, кого премировать за усердие, а кому заплатить меньше за лень. Порой рабочие среди выброшенных вещей находят полезные. Например, однажды в «коробочке под резиночкой» обнаружили 400 тысяч рублей. Многие узбеки, отработав год и отдохнув пару месяцев в Узбекистане, возвращаются ещё на год.
Все работники сортировочной станции работают в чём попало. Многие носят джинсы, причём часто обтягивающие, а порой и блестящие. Также предпочитают тяжёлые большие ботинки, толстовки и головные уборы — чёрные шапки либо оранжевые и красные кепки. Раньше владелец сортировочной покупал сотрудникам спецодежду, но всё без толку: одежда быстро марается — и в итоге узбеки всё равно носят свою. Из-за этого порой случаются курьёзы. Порой кто-то выходит работать с мусором в «омоновской» одежде, а порой и в «ментовской».
Работа на сортировочной не останавливается даже ночью. После дневной смены заступает ночная, для которой на станции специально установили освещение и инфракрасные обогреватели. Зимой их тепла, конечно, не хватает, поэтому приходится работать в куртках. Живут работники в белых двухэтажных домиках поблизости. Работают «пять-два» по 12 часов в день. При этом есть ночные смены, а есть дневные. Всего же на сортировочной работает около 100 человек. Со свалки узбеки практически не выезжают — тут же проводят и выходные. Комментарии давать отказываются — боятся, что выгонят с работы. Зато сниматься многие готовы: позируют и безмятежно играют, словно не копаются по 10 часов в мусоре.
Владелец сортировочной Анатолий Савичев говорит, что проблем со здоровьем нет ни у него, ни у работников свалки. Однако эколог и директор Всероссийского института природы Андрей Пешков говорит, что работа в течение года с мусором крайне негативно сказывается на здоровье работников: «Они отравляются и заболевают, порой вплоть до летального исхода. Но в любом случае такие люди долго не живут».
При этом, по словам Пешкова, ручная сортировка мусора противоречит действующему Санпину и является незаконной. Однако эколог не знает ни одного случая, чтобы владельцев полигонов или сортировочных станций наказывали за использование ручного труда: «Правоохранительные органы не отслеживают исполнение законодательства, а владельцы сортировочных откупаются мелкими взятками. При этом вкладывать деньги в реальное производство они не считают нужным». Под реальным производством эколог имеет в виду автоматизированную сортировку мусору, которая эффективней ручного труда.
Хозяин
Владелец сортировочной Анатолий Савичев живёт в восьми километрах от свалки и приезжает на работу каждый день. При этом домашний мусор Савичев не сортирует, ведь он «всё равно приедет сюда». Бизнесмен зарабатывает на мусоре больше двадцати лет. Начинал с приёмных пунктов стеклотары в Волоколамске, а потом платил деньги людям, которые собирали для него мусор «в поле»: до 2008 года свалка в Ядрово была стихийной.
Основной доход Анатолий получает с пластиковых бутылок. В день его станция производит пять тонн спрессованных бутылок — это 60 тысяч рублей. Савичев говорит, что за всё время работы станции ещё не было ни одного убыточного месяца. Чем больше мусорных лент на сортировочной, тем больше денег может заработать предприниматель, но расширять бизнес не планирует, потому что его ограничивает министерство экологии: на свалку не может приезжать больше 80 машин с мусором в день. «Нам не хватает мусора — одна лента даже простаивает», — огорчается он. В будущем бизнесмен хочет построить компостный завод, чтобы утилизировать органический мусор.
Местные протесты Анатолий не поддерживает и сетует, что о свалке никто не говорит ничего хорошего: «Про нас писали, что тут чуть ли не радиоактивные отходы на свалке. А узбеки якобы мусором травятся, и я их тут же и прикапываю. Вообще на митинги, думаю, ходят проплаченные кем-то люди. Ведь у нас далеко не самый плохой полигон, если не лучший. Ну воняет, да, но что поделать»?
