Читатели, ваш любимый самиздат «Батенька, да вы трансформер» продолжает самоотверженно изучать Постапокалипсис во всех его проявлениях. Не так давно мы кардинально перестроили работу нашего сайта, введя новый рубрикатор. Теперь все тексты, включая и ваши те самые истории, которым отведено особое место среди наших материалов, выходят в одном из семи основных разделов, составляющих пирамиду Апокалипсиса Маслоу: Ресурсы, Защита, Сплочение, Преклонение, Познание, Эстетика и Мир в огне. Теперь каждый понедельник в разделе Ресурсы будут выходить ваши истории о столкновении с постапокалиптически трансформированными ресурсами и вывернутыми наизнанку потребностями в них. По вторникам вас будут ждать истории из раздела Защита, по средам — из Сплочения, и так далее. Нетрудно догадаться, что при таком подходе нам нужно больше, ещё больше ваших историй! И совсем скоро мы составим для вас самую апокалиптичную инструкцию, как распознать среди всего происходящего с вами и вокруг вас абсурда ту самую историю и как понять, в какой из дней недели ждать её появления на сайте. Stay tuned!
А сегодня, в понедельник, вас ждёт история нашей читательницы Юлии Новиковой о том, как один маленький корнишон принёс ей большие проблемы, сломал её подростковую психику и навсегда оставил ей в «якорях» травмирующее переживание. Опасайтесь корнишонов и присылайте нам свои истории о столкновении с гигантской/крошечной/ломающей судьбы/спасающей мир/уничтожающей мир и прочей едой!
Эта история произошла со мной очень давно, когда мне было всего четырнадцать лет, но отголоски её преследуют меня и по сей день. В то время я жила в маленьком городке под Смоленском, настолько маленьком, что там не было даже кинотеатра, зато были рынок и целых два кафе: «Скала» (его держал парень мой подруги) и «Сказка» (оно существовало задолго до моего рождения и, полагаю, переживет не только меня, но и моих внуков). Кафе «Сказка» славилось тем, что там подавали сосиски, затейливо сервированные маленькими упаковочками соуса (которыми сейчас не удивишь никого, кто хоть раз бывал в Макдоналдсе), и невиданное по тем временам чудо — картофель фри. Помимо двух этих гастрономических мекк был у нас ещё и театральный кружок, в котором собирались все «топ-персоны» нашего города. Там-то я и отхватила себе парня двадцати лет, он был толстым, но зато играл на гитаре и главную роль в «А зори здесь тихие» — а это, знаете ли, статус.
Ходила в этот кружок и Настя Смирнова. Настя Смирнова… За три года до описываемых событий мы с ней числились в одном кружке по вышивке, и тогда она не упускала случая поиздеваться надо мной, ведь она была старше, а значит, автоматически круче меня. Однако теперь, когда жизнь снова свела нас в одном кружке, теперь уже театральном, она была вынуждена прекратить свои издёвки, ведь я была девушкой звезды, и мой социальный статус со времён вышивки существенно поменялся. Но перейдём к корнишонам.
Стоял прекрасный летний вечер, вся театральная тусовка сначала отдыхала во Дворце культуры, потом плавно переместилась на лавочку у дома. Меня брать не хотели, потому что я к тому времени ещё не сыграла достойных ролей, но мой толстый парень предъявил ультиматум — либо я иду с ним, либо веселье идёт без него. Все были вынуждены согласиться.
И вот я сижу на лавочке, девочки постарше приносят набор для продолжения банкета: водку, сухарики, сок и маринованные корнишоны. Я эти корнишоны очень любила, а вот отведать их мне удавалось очень редко — мама на мои робкие просьбы купить баночку заветного лакомства всегда говорила, что у нас есть свои соленья и нечего тратить деньги на непонятные маленькие огурчики, в которых ещё и уксуса полно. Убедить её в том, что они мне жизненно необходимы, не удавалось. Ощущение разрыва упругой огуречной плоти зубами приносило мне ни с чем не сравнимое удовольствие, но на семейных праздниках корнишоны подавались только в качестве закуски к водке, а потому, как и водки, корнишонов мне не доставалось, ибо до восемнадцати — ни-ни.
И вот, сидим мы всей компанией на лавочках, уже и водка на дощатом дворовом столе, и тут та самая Настя Смирнова ставит на этот стол банку с маленькими, зелёными, даже не совсем дешёвыми огурчиками. Веселье идёт полным ходом, я не пью, ибо лет мне всего четырнадцать, пить я ещё не умею, да и мама дома не обрадуется, но всё равно примерно раз в минуту засовываю вилку в заветную тару, стараясь сделать это максимально незаметно. Конспирация моя была не бессмысленной, но, по всей видимости, очень неумелой… В какой-то момент меня заставил замереть с протянутой вилкой в руке истошный, полный ненависти и презрения крик:
— Эй, это вообще-то закуска, а не жрачка!
Меня как будто застукали за чем-то постыдным, как будто вывели голой на глазах у целой толпы. И хотя даже не все, кто пили с нами в тот момент, вообще обратили на это внимание, мне казалось, что это конец всему. Моя репутация уничтожена, жизнь кончена. Я забыла о существовании и вилки, и огурцов, я еле досидела, красная как рак, до формального завершения мероприятия, вообще не прикасаясь больше к столу. Всю ночь мне не давали покоя эти слова, мне снова и снова чудилось, как все присутствующие разглядывают меня с протянутой к корнишонам вилкой и смеются надо мной, как будто я «из голодной деревни», как будто корнишонов никогда не видела. Мне было ужасно стыдно и неловко. За следующую неделю я рассталась с парнем, бросила театральный кружок, порвала все связи с этой тусовкой. Вот чего стоили моей неокрепшей подростковой психике один маленький корнишон и одна зловредная Настя Смирнова.
С тех пор прошло почти десять лет, теперь я могу купить себе очень много корнишонов, могу даже сделать ванну с корнишонами, но не было и года, когда это воспоминание, настигающее меня, как всегда, внезапно, не отдавалось бы внутри меня гулкой болью и обидой, не вызывало бы желания спрятаться куда-нибудь поглубже и вообще отказаться существовать. Будьте прокляты, маленькие хрустящие зелёные демоны соблазна! А ты, Настя Смирнова,… не делай так больше, Настя.
