Самиздат продолжает изучать историю борьбы с ВИЧ и СПИД в России. В прошлый раз журналист Татьяна Торочешникова написала о том, как об этой болезни узнали в СССР, а теперь рассказывает о наших днях. Поправки в закон об НКО, закрепившие в законодательстве термин «иностранный агент», привели к закрытию многих некоммерческих организаций, получавших зарубежное финансирование. В 2016 году власти принялись и за организации, занимающиеся борьбой с ВИЧ. И вот что из этого вышло.
1 декабря 2016 года на конференции в Московском городском центре СПИД Алексей Мазус, руководитель центра и внештатный специалист Минздрава, заявил, что некоммерческие организации должны на равных участвовать в борьбе с ВИЧ. «Последние поручения президента по активному включению НКО в работу являются принципиальными. Для нас это важнейший компонент оказания медицинской помощи и сдерживания эпидемии в городе», — сказал Мазус. За полтора месяца до этого очередная некоммерческая организация, которая занималась профилактикой ВИЧ, была внесена в реестр иностранных агентов. Через три недели после конференции — ещё одна. Итого за год иностранными агентами стали восемь НКО.
Сто рублей и часы
Некоммерческая организация «Социум» появилась в 1998 году на базе центра практической психологии Энгельса, второго по величине города Саратовской области. Основатель «Социума» Илья Штейнберг родился в 1955 году в Саратове. Отучившись в физико-математической школе, он поступил на психологический факультет Саратовского университета и после учёбы распределился на троллейбусный завод имени Урицкого в Энгельсе. Первое время никто, включая самого Илью, не понимал, чтó должен делать психолог на троллейбусном заводе. Он занимался эргономикой рабочего места водителя, решал проблемы текучки кадров и высчитывал биоритмы для сотрудников транспортного цеха. Затем он организовал телефон доверия на заводе. Партийное руководство, перестав получать вал жалоб от сотрудников, встревожилось и приехало на завод. Передовую идею оценили, и опыт завода имени Урицкого распространили на другие предприятия области, а Илья перешёл работать в совет по изучению общественного мнения. Постепенно он переквалифицировался в социолога и уже в этом качестве уехал в Москву, где занялся научной работой и полевыми исследованиями.
К концу 90-х годов в сфере научных интересов Ильи наступил кризис. В поисках другого занятия он пошёл на курсы фронтовых психологов, которых готовили для работы в горячих точках. После курсов Илья побывал в реабилитационных центрах, военных госпиталях и лагерях беженцев из Грозного. В 1998 году он вернулся в Энгельс и начал сотрудничать с городским психологическим центром «Позитив» — работал с участниками чеченской кампании и людьми с посттравматическими стрессовыми расстройствами.
В то время почти вся российская наука жила на гранты. Для Энгельса это было в новинку: никто не понимал даже, как подавать заявки на финансирование. Илья со своим опытом работы в науке оказался в нужном месте. Узнав о гранте от фонда «Евразия», он предложил создать под него НКО на базе психологического центра. Так появился «Социум», который, взяв грант, занялся ранней профилактикой наркомании. Как говорит Илья, «мы хотели осуществить мечту профессионала и работать так, как считали нужным», — в формате гранта это было возможно. У «Социума» была команда специалистов и программа для школ и детских садов — о том, как рассказывать про наркотики с учётом всех возрастных групп. В Энгельсе тем временем уже начиналась эпидемия наркомании.
В 1992 году на учёте у наркологов стояло всего 18 человек. В 1993 году — 45, В 1998 году — 1137. «Опросы были чудовищные: в четвёртом классе более 30 % детей отвечали, что пробовали наркотики. Естественно, волосы шевелились на голове», — вспоминает Илья. Они начали осторожно выяснять подробности — и выяснили, что большинство детей наркотики не пробовали, но ответили положительно, потому что это круто. «Была такая мода: если ты не пьёшь, не куришь и не пробовал наркотики, ты вроде как социальный инвалид», — объясняет Илья. Он, будучи клиническим психологом по первой специальности, сам вёл приём наркозависимых. «Я сидел в центре города. Ко мне приходил пациент, я ему показывал 100 рублей и часы и спрашивал: „Сколько времени тебе нужно, чтобы принести дозу?“ Он мне отвечал: „Минут 20–30, максимум — час“».
Программа ранней профилактики оказалась, по словам Ильи, достаточно удачной: её поддержала областная администрация, а на всероссийском конкурсе памяти матери Терезы она заняла второе место. Тема ВИЧ поначалу не была для «Социума» основной — она рассматривалась скорее в виде побочного эффекта наркомании. Полноценно за неё взялись в 2000 году с подачи Виталия Горшкова, главного нарколога Энгельса. Горшков, прошедший обучение по программам снижения вреда в организации «Врачи без границ», предложил заняться профилактикой ВИЧ. Роли распределились следующим образом: Илья стал руководителем проекта, Горшков — координатором по содержательной части.
Экономический расчёт
В России за лечение ВИЧ отвечает Минздрав. Его эксперты регулярно подчёркивают, что сотрудничество с НКО — важная часть профилактики вируса и работы с так называемыми уязвимыми группами: работниками секс-индустрии, мужчинами, практикующими секс с мужчинами, и наркоманами. Роль НКО прописана и в правительственной стратегии противодействия ВИЧ, разработанной в 2016 году. Ценность негосударственных организаций в том, что они, работая «на земле», способны дотянуться до тех людей, которых сам Минздрав охватить не в состоянии. Представители НКО, однако, отмечают, что взаимодействие с государством выстроено из рук вон плохо.
Каждый человек, у которого диагностирован ВИЧ, имеет право на бесплатное лечение. Обычный курс сводится, как правило, к регулярному приёму антиретровирусных препаратов — то есть набору таблеток, которые нужно пить каждый день. Препараты пациент получает в СПИД-центре своего региона, но есть нюанс. Терапию в России назначают только тогда, когда уровень иммунных клеток пациента падает до 350 (у здорового человека он колеблется от 600 до 1900). «Это устаревший подход, — говорит представитель UNAIDS в России Виней Салдана. — Мир изменился, и ВОЗ рекомендует лечить всех. Это чисто экономический расчёт: люди без терапии болеют, занимают койки и дорого обходятся системе медицинской помощи. Намного дешевле лечить всех. Есть пример Бразилии, где три года назад это начали делать, — и сейчас заболеваемость там падает».
На практике лечить всех в России не получается. Сейчас препаратами обеспечено около 30 % инфицированных. Общественное движение «Пациентский контроль» отмечает, что во многих регионах перебои становятся критическими: лекарства не получают даже те, кому они прописаны. «Пациентский контроль» фиксирует такие случаи и помогает писать жалобы в областные СПИД-центры и в Минздрав. Помимо этого, они занимаются и политической деятельностью: протестуют против повышения цен фармакологическими компаниями и пытаются убедить государство ввести новые протоколы лечения, увеличить финансирование и обеспечить препаратами всех нуждающихся.
Активисты «Пациентского контроля» утверждают, что корень проблемы — в организации закупок препаратов. До 2013 года закупками занимался Минздрав. Затем их передали регионам — и в результате начался бардак. Кто-то мог выгодно договориться с поставщиками, чтобы купить препараты по разумной цене, кто-то не мог, а в нескольких регионах вообще забыли заложить время на торги, и в итоге люди остались без лекарств. При этом прерывать лечение категорически нельзя: любая пауза в схеме приёма приводит к тому, что уровень иммунных клеток снова начинает падать.
В 2017 году закупки вернули Минздраву, но теперь, замечают ВИЧ-активисты, понадобится время на то, чтобы снова наладить работающую систему. За эти четыре года, тем временем, изменился порядок сертификации новых препаратов. Иностранные фармацевтические компании, выходящие на российский рынок, отныне должны заплатить пошлину в размере 30 000 долларов и организовать российскому эксперту (чиновнику Минпромторга) командировку на своё производство. Очевидно узким местом в этом законе кажется пропускная способность Минпромторга: если верить графику на его сайте, эксперты успевают посетить в среднем 10 предприятий в неделю. Но даже выполнение всех условий сертификации ничего не гарантирует: ещё один закон, принятый в 2015 году, вообще запрещает иностранным компаниям участвовать в торгах, если в тендере уже есть два российских препарата.
Посадить на баржу и утопить
Эпидемия наркомании, охватившая многие регионы в конце 90-х годов, вызвала симметричный скачок в статистике ВИЧ: количество новых случаев увеличилось с 3971 в 1998 году до 19 758 в 1999-м. Процент заражений через иглу был в несколько раз выше, чем при половых контактах. Илья, рассказывая об этом периоде, упоминает Балаково, третий крупный город Саратовской области, где только за месяц было выявлено 600 ВИЧ-инфицированных. «Один заражённый шприц давал 40 новых контактов», — говорит он. В этих условиях главной задачей было остановить распространение вируса.
В борьбе с наркоманией и в профилактике ВИЧ существуют принципиально разные подходы. При заместительной терапии наркозависимым вместо героина выдают метадон. Его не нужно вводить в вену, и, следовательно, исчезает опасность заражения ВИЧ; а также он не вызывает необходимости постоянно повышать дозу. Заместительная терапия принята в большинстве стран Европы, Ближнего Востока и бывшего Советского Союза — за исключением России. У нас она запрещена законом. Главный нарколог Минздрава Евгений Брюн высказывается по этому поводу категорично. «Лукавое манипулирование сознанием человека, больного наркоманией, когда ему предлагается „лёгкий путь“ вместо трудного и мужественного отказа от наркотического пайка, в конечном итоге приводит к гибели этого человека». Несмотря на то, что в России ежегодно регистрируются десятки тысяч новых случаев ВИЧ, Евгений Брюн непреклонен. «Мы на правильном пути, что не допускаем наркотики ни в каком виде, — говорит он. — Никакой легализации — ползучей, мягкой, какой угодно — в стране быть не может».
Подход снижения вреда, в отличие от заместительной терапии, позволяет обойтись без метадона. При нём, как следует из названия, людям с наркозависимостью стараются облегчить жизнь. Проще говоря, наркоманов не заставляют отказываться от употребления, а лечат и пытаются уберечь от ВИЧ-инфекции. Формально в России программы снижения вреда не запрещены. В регионах их начали реализовывать ещё в 90-х. В 2004 году в Москве была создана независимая ассоциация, которая объединила тех, кто занимался снижением вреда, и позднее была названа некоммерческим партнёрством «ЭСВЕРО». Примерно в то же время в Россию пришёл Глобальный фонд борьбы со СПИДом. «ЭСВЕРО» получило от Глобального фонда ряд грантов и распределило их между региональными НКО. Всего под патронажем «ЭСВЕРО» на тот момент работали 32 организации — в том числе и «Социум».
Илья рассказывает, что в рамках проектов снижения вреда «Социум» был своеобразным мостом между потребителями наркотиков и лечебными учреждениями. Проект по снижению вреда реализовывали на базе наркодиспансера, в котором работал Горшков: сюда приводили потребителей наркотиков, чтобы тестировать на ВИЧ и гепатиты. Одной из важных задач проекта, в частности, было изъятие грязных шприцев: клиентам выдавали вместо них чистые, а заражённые утилизировали.
Общественность Энгельса к работе с наркоманами относилась по-разному. Однажды Илья столкнулся с агрессией в прямом эфире, где рассказывал о проекте. Один из дозвонившихся зрителей начал возмущаться: «Зачем вы с ними возитесь, надо их всех собрать, посадить на баржу и в Волге утопить». Через месяц с небольшим к Илье на приём пришли двое: молодой человек и его отец. После приёма отец подошёл к Илье и признался, что должен извиниться. «Помните, вы в эфире были? Это я тогда звонил и говорил про баржу. А теперь вот — сына привёл», — добавил он.
Всего в проекте приняли участие около 3000 потребителей наркотиков. В 2013 году на учёт по ВИЧ был поставлен один человек, в 2014 году — ни одного. «Я считаю, что рост заболеваемости мы, по сути, остановили», — говорит Илья. Он отмечает, что при этом проекту помогали и МВД, и прокуратура, и администрация — никаких проблем с властными структурами не возникало. «Кроме дружеского отношения и поддержки я ничего не видел. Нами отчитывались, представители администрации сами ездили по этой программе», — вспоминает Илья.
Участники гибридной войны
В 2012 году в российском законодательстве появилось словосочетание «иностранный агент». Предполагалось, что в реестре иностранных агентов должны зарегистрироваться организации с зарубежным финансированием, занимающиеся деятельностью, которую можно отнести к политической. Инициатором этих поправок к закону о некоммерческих организациях выступил депутат Госдумы Александр Сидякин. Он известен тем, что в 2015 году отправился на новогодние каникулы покорять Антарктиду вместе со своим коллегой из «Единой России» и, по скромным подсчётам, потратил на поездку около трёх с половиной миллионов рублей.
Некоммерческие организации добровольно записываться в иностранные агенты, однако, не торопились. В 2014 году в законе появилась ещё одна поправка — теперь НКО можно было внести в реестр принудительно. Основанием для внесения в реестр были два критерия: зарубежное финансирование и политическая деятельность организации. Ответственным за реестр назначили Минюст. Началась серия проверок, в ходе которых пришли ко многим СПИД-сервисным организациям, в том числе — к «Социуму». Илья вспоминает, что всё было мирно. «Они показали нам распоряжение и взяли бухгалтерию, а у нас проект был дисциплинированный, с грамотными отчётами, и мы спокойно всё это прошли», — вспоминает он. У остальных НКО тоже проблем не возникло: Минюст всё проверил, политики ни у кого не обнаружил.
В конце года в Минюсте произошли кадровые перестановки. Из Департамента по делам НКО ушла Татьяна Вагина, которую правозащитники считали одним из самых лояльных чиновников, а на место первого замминистра юстиции Александра Смирнова назначили бывшего замглавы МВД Сергея Герасимова. В 2016 году под его руководством началась вторая серия проверок, но теперь всё было по-другому.
В феврале прокуратура Энгельса потребовала признать «Социум» иностранным агентом. Дело отправилось в суд. Илья поначалу отнёсся к этому спокойно и к юристам обращаться не стал: понадеялся, что суд разберётся. В конце концов, никакой политикой «Социум» не занимался, да и программа закрылась в 2014 году — соответственно, иностранных денег давно не было.
Однако события начали развиваться неожиданно. Суд привлёк в качестве эксперта обвинения профессора Саратовского университета Ивана Коновалова. Он составил экспертное заключение, в котором «Социум» выступал чуть ли не национальным предателем. «Их можно назвать участниками гибридной войны, ведущейся против России, целью которой является смена политического режима в нашей стране, — говорилось в заключении. — Её [организации] деятельность принципиально расходится с деятельностью и задачами нашего государства». Вдобавок эксперт заявил, что раздача шприцев и презервативов «разрушает и наши традиции, и наши национальные ценности». Илья вспоминает, что было очень обидно за коллег и за программу. «Кого они обвинили в гибридной войне? — возмущается он. — Горшков — ветеран Афгана, я участвовал в первой чеченской кампании. Это было оскорбительно».
Суд обязал «Социум» добровольно включиться в реестр иностранных агентов под угрозой штрафа в 500 тысяч. За них публично заступился Владимир Познер, но это не помогло. Сотрудники — большинство из них были муниципальными работниками — оказались сильно напуганы. Илья попытался уговорить их подать на апелляцию или перерегистрироваться, ему отвечали: «Чтобы мы тут без работы остались?». Илья с горечью констатирует: «И я их глубоко понимаю». Процедура закрытия заняла полтора года: нулевые отчёты, бесконечные проверки. Ликвидатором пришлось стать самому Илье — все остальные моментально забыли, что существовала такая организация. После «Социума» проектов по снижению вреда в Энгельсе никто не вёл. «Мы доходили до тех, до кого не доходят лечебные учреждения, — рассказывает Илья. — Многие ВИЧ-инфицированные у нас не ангелы были, конечно, но они старались, ходили по притонам, раздавали литературу, отправляли людей в нашу низкопороговую клинику. Я их вижу — и мне стыдно, что я не сумел организацию отстоять. Когда этим занимаешься достаточно долго, тебе не наплевать, что дальше будет происходить».
Внесение «Социума» в реестр стало частью несложной двухходовой комбинации в отношении «ЭСВЕРО». В мае этого же года их обвинили в получении зарубежного финансирования, а политической деятельностью назвали работу с организацией, признанной иностранным агентом, — то есть с «Социумом». О включении в реестр «ЭСВЕРО» узнали из СМИ — после проверки их даже не оповестили.
Помимо них, в 2016 году иностранными агентами были признаны ещё шесть СПИД-сервисных НКО.
Омский «Сибальт» — формальным поводом стала раздача брошюры «ЛГБТ. Права человека в России», которую приравняли к политической деятельности.
Фонд Андрея Рылькова, который реализовывал программы снижения вреда среди наркоманов с 2009 года, включили в реестр так же, как и «ЭСВЕРО», — без предупреждения.
«Панацея» из Кузнецка — в суде по ним выступил эксперт с почти таким же, как у «Социума», текстом заключения. В нём раздача презервативов и шприцев названа «косвенной, а подчас и прямой пропагандой наркотиков и гей-культуры».
Екатеринбургская «Эра здоровья» получала финансирование от «ЭСВЕРО» и включилась в реестр добровольно после решения суда.
«Ассоциация медицинских работников Чапаевска» занималась исследовательской работой совместно с Гарвардом. Проекты, касающиеся ВИЧ, были для них только одним из научных направлений. Их признали иностранным агентом с формулировкой «реализовывали проекты, цели которых — насаждение порядков, противоречащих национальным интересам России».
«Апрель» из Тольятти — ещё один партнёр «ЭСВЕРО» — был включён в реестр после того, как один из сотрудников подал в Европейский суд по правам человека жалобу на отсутствие заместительной терапии в России.
***
В августе 2017 года Сергей Герасимов, при котором реестр иностранных агентов пополнился восемью СПИД-сервисными организациями, был освобождён от своей должности в Минюсте приказом Владимира Путина.
Депутат Александр Сидякин, комментируя поправки к закону об НКО спустя год, заметил, что они доказывают свою эффективность и призвал не позволять «НКО-грантоедам и государствам-русофобам диктовать нам повестку и навязывать ценности».
