На грани: как жить с пограничным расстройством личности

От пограничного расстройства личности страдают 3 % людей на Земле. Казалось бы, 3 % — совсем не много, но речь идёт о нескольких сотнях миллионов людей, а это в два раза больше, чем всё население России. Что такое ПРЛ и откуда оно берётся, как жить «пограничнику» самим с собой и что делать его близким, можно ли вылечиться и чем можно помочь себе самостоятельно — всё это в нашем новом большом материале о расстройствах. В исследовании вопроса нам помогал ПРЛ Ресурсный Центр и психиатр Международного медицинского центра Анна Ушкалова. Отдельно благодарим Катю Новикову за сбор комментариев людей с ПРЛ.

Для постановки диагноза «ПРЛ» необходимо наличие, кроме общих симптомов, ещё минимум пяти признаков из следующего списка:

Чтобы понять, как выглядит мир «пограничника» изнутри, я опросила более десяти человек с диагнозом «пограничное расстройство личности». Они рассказали об основных симптомах ПРЛ сквозь призму личного и очень болезненного опыта.

Психиатры называют это расстройством идентичности, психопатией, вялотекущей шизофренией — потому что диагноз «ПРЛ» существует только в иностранной классификации болезней DSM-4. «Пограничники» настолько зависят от отношения к ним других людей и собственных эмоциональных всплесков, что с трудом понимают, какие же они на самом деле и чего хотят от жизни. Это солипсисты наоборот: те считают окружающий мир плодом своего воображения, в то время как люди с ПРЛ часто сомневаются в собственной реальности.

Аня: «Самое тяжёлое — это полная раздробленность мира и самой себя. Каждый день или по нескольку раз в день ты абсолютно другой человек, причём на тебя сильнейшим образом влияют окружающие люди, события. То ты жёсткая и отстранённая, то глубоко зависимая и запредельно эмоциональная, то ты гетеро, то лесби, то вообще асексуальна. На одно и то же ты можешь отреагировать радикально по-разному, в зависимости от того, в каком из кусочков своей личности в этот момент оказываешься. И каждое из состояний кажется абсолютным, вспомнить себя другой ты в этот момент не способна.

Получается почти полное расщепление личности, и твои части едва соединены между собой. Тяжелее всего ощущение, что тебя на самом деле нет. Будто ты существуешь только пока кто-то то смотрит на тебя и говорит с тобой, пока другой отражает тебя. Иногда из-за этих перепадов ты оказываешься в такой изоляции, что хочется выходить на улицу и приставать к прохожим, спрашивая, видят ли они меня вообще».

Анастасия, 18 лет, актриса в экспериментальном театре и студент-физик: «Я до сих пор чётко не понимаю, кто я. Прогрессирующее с детства чувство внутренней опустошённости, крайне нестабильная самооценка. Но это ещё не так настораживает. Вот после того, как меня посетили деперсонализация и диссоциация, стало совсем не весело. А когда появилось постоянное желание навредить себе, испугалась не только я. Отравления, порезы, удары, потери сознания, булимия — неполный список моих приключений».

Существование с таким раздробленным самовосприятием очень болезненно. Жизнь «пограничника» в периоды ухудшений — это постоянный страх быть отвергнутым и душевная боль; то, что Фрейд называл словом «Angst».

Лоис, 23 года: «У меня болит мозг. Каждый раз я переживаю ад, как в первый раз. Во время очередного эпизода всегда кажется, что хуже не бывало, теперь-то точно апокалипсис. Исчезает память о том, что раньше было плохо и потом прошло.

Даже отвечать на вопрос „Как дела?“ проблематично. Сразу возникает рой вопросов: как дела когда? сейчас или за сегодня? а может быть, своим вопросом ты намекаешь на то, что я тебе неприятна? а какой ответ ты хочешь получить?

Страх меня отправляет в замкнутый круг, когда все варианты действий — плохие: не говорить о том, что чувствую, держать всё в себе — плохо мне. Высказываюсь — люди воспринимают на свой счёт, даже если уточняю, что это только мои чувства. Знакомые злятся и расстраиваются, от этого мне становится ещё хуже. А говорить в плохом состоянии я могу бесконечно. Чем больше я говорю, тем больше жалею о том, что сказала».

Но несколько человек отметили в своём состоянии и положительные стороны. Например, способность к эмпатии (хотя другие люди говорили об обратном: что зацикленность на своих чувствах мешает им встать на место другого).

Ксения, 25 лет, СММ-менеджер: «Мне кажется, я ощущаю всё намного ярче и глубже, чем другие. Мне очень сложно в одиночку на улицах и особенно в метро, где большое скопление людей. Бабушки, просящие милостыню, грустная девочка, бездомная собака, уставший машинист — все они вызывают у меня неконтролируемый приступ жалости и чувство сопереживания, с которыми практически невозможно совладать. Расплакаться раза три по дороге от дома до работы — привычное дело.

Болезнь расширила границы моего восприятия, вырастив такой огромный спектр испытываемых чувств, что позволяет мне легко входить в положение других. Мой молодой человек говорит, что сам иногда не успевает разобраться в себе и понять какие-то свои внутренние переживания, как я уже чувствую малейшие перемены в нём и предвосхищаю события».

Важно понимать, что состояние пограничника — это не сплошная череда страданий. Бывают периоды улучшений, и довольно долгие. В это время они могут испытывать «более яркие, богатые и интересные чувства, обострённость в восприятии, умение замечать и наслаждаться такими вещами в окружающем мире, мимо которых обычные люди просто проходят».

Макс: «Во время эпизодов хорошего настроения хочется общаться со всеми, становишься очень дружелюбным и появляется куча энергии, которую легко направить на любое дело, дай только толчок. Но всё хорошо только до тех пор, пока что-то не заденет переключатель. Даже одна нелепая вещь — допустим, смерть голубя — может заставить мир резко сменить тон на чёрный».

Пустоту необходимо чем-то заполнить, а раздробленное сознание — склеить. Чаще всего — сильными чувствами и эмоциями других людей, которые «пограничнику» нужны, как воздух.

Черта, которая отличает всех людей с ПРЛ — трудности в построении стабильных отношений. С одной стороны, они стремятся к зависимости и полному слиянию, но одновременно боятся близости, чувствуя в ней опасность. Ведь если близкий человек тебя отвергнет, это будет равносильно потере себя. Потому такие люди стараются уйти первыми, часто внезапно и без видимых причин.

Ксения: «У людей с ПРЛ есть такое понятие, как Favorite Person (FP). Это тот, кто заменяет тебе всех и всё. В какой-то степени это напоминает отношение собаки и хозяина, когда пёсика оставили дома одного, а он разгромил всю квартиру и несколько часов скулил у двери в ожидании хозяина. Большую часть времени я не могу находиться наедине с собой, меня разъедает пустота и одновременно буря эмоций».

Рина, 25 лет, филолог: «Я постоянно жду отвержения. Ты можешь это не осознавать, спокойно жить, а потом кто-то из друзей неправильно выразится, скажет, например, „Давай попрощаемся“ — и твой мир тут же рушится. Ты начинаешь думать, что человек не хочет тебя больше никогда видеть. Копаешься в себе, пытаясь понять, что же сделала не так, до тех пор, пока не погружаешься в пучины печали и размышлений о смерти. А друг просто хотел сказать, что ему сейчас нужно домой, завтра встретимся. И так всегда».

Быть близким «пограничника» — рискованно. В его любви идеализация всегда сменяется обесцениванием, и тот, кто ещё вчера был «прекрасным принцем», после пары неудачных фраз может превратиться в «ужасного тирана».

Н.: «Из-за того, что мне страшно, что меня оставят и бросят, я всегда разрушал все отношения. Я начал ходить к психотерапевту потому, что был не способен доверять девушкам, с которыми встречался. Если мы не виделись день, а иногда — несколько часов, я был абсолютно уверен, что она мне изменила, что все вокруг меня обманывают».

Многие не верят в глубину и тяжесть переживаний страдающих ПРЛ. Их громкие страдания со стороны могут казаться лишь способом привлечь к себе внимание и манипулировать. Но все эти чувства, даже если они объективно неадекватны, в сознании больного совершенно реальны. Их игнорирование и обесценивание может закончиться настоящей катастрофой.

До 10 % «пограничников» погибают от самоубийства. Это крайние случаи. То, что случается гораздо чаще, в какой-то период жизни — практически с каждым, это селфхарм, то есть самоповреждение. Хаос внутри и душевная боль становятся настолько сильны, что боль физическая кажется приемлемее.

Мои собеседники называли разные мотивы причинения себе физического вреда: это может быть «наказание» за плохое поведение, способ заглушить вину и стыд за свою «ненормальность» и даже попытка уничтожить «монстра» внутри, который разрушает всё вокруг и отравляет жизнь любимых людей. Это может быть и крик о помощи, отчаянная попытка добиться поддержки, чаще всего — от равнодушных родителей.

Для подавления боли идут в ход и алкоголь, и психотропные вещества, потому пограничное расстройство даёт склонность к зависимостям и созависимостям.

Ксения: «Многие причиняют себе вред спонтанно, необдуманно. Но бывают и те, кто специально, по-особенному к этому готовятся: точат нож, стерилизуют кожу, готовят бинты. Таким людям иногда недостаточно нанести себе рану, ведь она всё равно заживёт. Они поливают порезы лимонным соком и засыпают солью».

Д., 20 лет, студентка: «В пять утра в туалете общежития я стояла с ножом в руке. По ноге хлестала кровища. Тогда самоповреждения были единственным надёжным способом справляться с эмоциями, не теряя при этом работоспособности. Тогда я носила нож в сумке, держала его на столе рядом с ноутбуком дома и даже иногда спала с ним, пряча под подушку или под кровать. Только тогда я поняла, что это болезнь».

Агрессия может быть обращена не только на себя, но и на другого. Не так давно интернет обошло видео школьниц, которые избивали друг друга на пустыре, пока приятели это снимали. Зрителей шокировала девичья агрессия: они пытались списать вину за неё на телевидение, компьютерные игры. Кажется, никому тогда не пришло в голову, что это может быть способ побороть душевную боль: «Аня (примечание автора: лучшая подруга героини) наотмашь била меня по лицу. Мы дрались: молотили кулаками и ногами, таскали друг друга за волосы, царапались, старались свалить друг друга на землю и посильнее пришибить. Мы разбивали носы и рассекали губы, рвали одежду и пытались высвободить свою душевную боль, как в „Бойцовском клубе“».

Не все люди с ПРЛ режут себя и злоупотребляют алкоголем или другими веществами: пограничное расстройство может проявляться и относительно «лёгкими» нарушениями. При пограничном расстройстве могут преобладать или импульсивность, суицидальные попытки — или нарушения непосредственно межличностных отношений, когда из-за эмоциональной нестабильности отношения с окружающими приобретают негативный характер. Бывают более тяжёлые нарушения, как при осуществлённых попытках суицида, когда необходимы консультации психиатра. Бывают такие нарушения, при которых можно наладить жизнь с помощью регулярной психотерапии и работы над собой. То есть градации симптомов при проявлении ПРЛ бывают очень разные! Иногда люди вроде бы на первый взгляд адаптированы, всё у них «вроде бы всё хорошо»: работают, неплохо живут — но при стрессовых ситуациях могут проявлять импульсивное деструктивное поведение. Возможна сто пятьдесят одна различная комбинация симптомов в клинической картине пациентов с диагнозом ПРЛ (а некоторые авторы приводят число двести пятьдесят шесть как возможное число комбинаций симптомов)!

Пограничное расстройство — ни в коем случае не приговор. Почти все мои собеседники смогли осознать свою проблему и найти конструктивные способы справляться с эмоциональными крайностями. Для того, чтобы воспринимать мир таким, какой он есть, а не как диктует больное воображение, «пограничнику» требуется прилагать огромные усилия.

Д.: «У меня целый список способов самопомощи: медитация, упражнения по осознанности, отстранение от ситуации (я физически прерываю разговор, покидаю квартиру и так далее). Ну и, конечно, у меня в голове всегда фоновым процессом идёт отслеживание своих мыслей и корректировка ошибок восприятия. Регулярно провожу „проверку реальностью“:

Дарья, 34 года, психотерапевт: «Мне помогла разобраться в себе психотерапия. С помощью терапевта я научилась понимать, что такое мои границы. Потом выясняла, что именно я чувствую, чего я в этот момент хочу и что с этим делать. Научилась себя утешать. Человек с ПРЛ горюет о потерянной любви родителей, и это горе скрыто под огромным пластом ярости, потому что в семье горевать не разрешалось. Потом пришлось научиться брать на себя ответственность за собственные потребности и не мстить близким за грехи родителей».

Н.: «Психотерапевт дал мне упражнение на основе медитации: внутренним голосом, который выражает заботу к себе, признать свои чувства, признать, что прямо сейчас больно и неприятно, и затем представить жест, который бы выражал заботу о себе (например, крепкое объятие). Это очень-очень помогает. Мне стало невероятно легче жить, когда я понял, что происходит, что все эти вещи (смена смысла жизни каждые десять минут, срывы и истерики) — не совсем я, а моя болезнь».

Лоис: «Нам крайне важен адекватный взгляд со стороны. Недавно друг рассказал мне, как выглядит моя „пограничная“ часть. И это была самая полезная информация, которую я получила за месяцы. Она помогла мне закончить тяжёлый эпизод. Без друга я бы никогда не додумалась, что это выглядит так.

Она (моя пограничная сторона):

Я учусь ловить и распутывать „пограничные“ мысли, делать их абсурдными, стараюсь делиться ими с близкими, чтобы совместно опровергнуть. Это очень полезная практика».

Полина: «Я перфекционист и всегда стремилась быть лучшей. Но если я чему-то и научилась за время болезни, так это тому, что мир и люди вокруг уже и так достаточно требовательны, поэтому важно быть добрым и нежным по отношению к себе. Теперь я просто позволяю себе быть слабой. Я разрешаю себе слушать грустную музыку, плакать и ныть. Я разрешаю себе делать перерывы в работе. Потому что знаю, что, если не позволять себе слабости, будет ещё хуже».

Александр, поэт, журналист: «Всегда ищу новые, конструктивные способы. Например, приложение People Skills To Go, ориентированное на людей с ПРЛ. В кризисные периоды без психотерапевтов и психиатров я бы не справился. Порой люди устают от меня и перестают общаться, но многие сохраняют отношения на протяжении долгих лет, и я думаю, что любовь преодолевает боль».

У многих страдающих ПРЛ есть стремление к творчеству, самовыражению через него. И это тоже вид терапии.

Анастасия: «Меня спасает театр. Если нет репетиций, — танцую, сливаюсь с музыкой. Если нет физических сил, то лежу на полу и слушаю записи виолончели с фортепиано».

Ксения: «Меня спасал канал в Telegram, я писала туда всё, что чувствовала, стараясь выплёвывать все строчки пучком себе между глаз. Буквы плыли передо мной, на какое-то время заслоняя собою боль. Хоровод из несказанных слов, которые полотнами улетали в интернет к тысячам людей».

Многие люди с ПРЛ вполне благополучно устраивают социальную и личную жизнь, но это как раз тот случай, когда нельзя полагаться на одни чувства и волю судьбы. Необходима огромная работа над собой и отношениями, причём с обеих сторон. «Пограничнику» нужно осознавать и проговаривать каждый конфликтный момент, а, главное — учиться выражать свои чувства без агрессии. Партнёру, соответственно — поддерживать его и спокойно отвечать даже на самые странные вопросы.

Расхожий в народе совет по обращению с «истеричками» — уйти подальше и подождать, пока сама успокоится — не применим ни в коем случае, потому что закончиться всё может очень плохо.

Дарья: «Раньше у меня было больше друзей, но это была созависимость по принципу „поешь моих отходов умственной деятельности, а я в ответ поем твоих“. Сейчас я заново определяю для себя понятие дружбы.

Тяжело пришлось второму мужу, с которым мы встретились в разгар моего лечения. Он говорит, что успокаивать меня приходилось по два-три раза в сутки. Меня штормило от внезапного появления ценного человека, которого я пыталась одновременно идеализировать и полностью присвоить, и полностью обесценить — то есть навсегда изгнать от ужаса перед близостью. Сейчас, спустя три года, когда меня иногда начинает шатать от усталости и перенапряжения, я „повисаю“ на муже — описываю ему свои чувства, он мягко рассказывает, что в реальности всё не так, а намного лучше, и мне становится легче».

Рина: «Мои друзья знают мой диагноз. Приятели и коллеги считают меня интересным и весьма эксцентричным человеком. Я изучила такое количество литературы о ПЛР, что научилась читать друзьям лекции, объясняя происходящее со мной. Теперь они едва ли не лучше меня видят, когда меня несёт, и могут вовремя подстраховать».

Полина: «Я ни от кого не скрываю своё состояние: не так давно опубликовала в „Фейсбуке“ длинный пост, подробно объясняющий мой диагноз, и получила очень много поддержки. Многие родственники тоже в курсе, но не все понимают, как себя правильно вести. Даже мой отец, когда я ему рассказала о том, что такое ПРЛ, пошутил: „В деревню, доить коров в пять утра“. Не очень удачная шутка, мне кажется.

Считаю, что скрываться бессмысленно, ведь моё состояние рано или поздно станет достоянием общественности — я ведь не железная. Так я пытаюсь избежать слухов, обсуждений за спиной и обвинений в дурном характере. Мне действительно повезло, что меня принимают, потому что, пожалуй, сама бы я не хотела быть себе другом».

Лоис: «Раньше я не умела определять, что что-то происходит, сейчас могу новому знакомому сказать: „Иногда я нелогично реагирую на то, что происходит вокруг. Если я спрашиваю: ты точно не ненавидишь меня сейчас? — это значит, что я действительно боюсь услышать: да, ненавижу и не хочу тебя никогда видеть“».

Случаи, описанные выше — скорее исключение, чем правило. Большинство людей с пограничным расстройством не знают своего диагноза и никак не лечатся.

Поскольку у ПРЛ почти нет очевидных психиатрических проявлений вроде галлюцинаций и психозов, ни самому пациенту, ни его близким не приходит в голову обратиться к врачу. Самоповреждения — самое очевидное проявление ПРЛ — больные тщательно скрывают.

Знакомые считают такого человека истеричным, эгоцентричным, капризным, с дурным характером и не верят, что его можно изменить. Сам же он из-за специфики болезни не способен проанализировать и оценить своё состояние, а в своих проблемах искренне считает виновными других или внешние обстоятельства.

Ситуацию усложняет то, что в принятой в России Международной классификации болезней (МКБ-10) диагноза «пограничное расстройство личности» и вовсе не существует. Есть близкое, но не идентичное ему понятие — «эмоционально-неустойчивое расстройство личности» (код болезни — F60.3).

Дарья: «Я поняла, что со мной происходит, ближе к двадцати пяти годам, когда о ПРЛ начали писать в интернете. Я осознала, что я не ленивая, непоследовательная, безответственная истеричка, а что у происходящего в моём теле и голове есть объективные причины».

К сожалению, часто имеющие ПРЛ впервые попадают к врачу только после попытки самоубийства. Если же до такой крайности не доходит, постановка диагноза может превратиться в целое расследование.

Полина: «Предпосылки были ещё в раннем детстве, а тревожные звоночки стали раздаваться в старшей школе, когда я неожиданно для самой себя начала резать себя, потом — морить голодом и лишать себя сна. Выясняла, что же со мной не так, я довольно долго. Сначала обратилась к частному психотерапевту, но заподозрила в ней шарлатанку. Начались долгие походы по врачам. Ничего путного мне не говорили, советовали пить глицин. Я тем временем заподозрила у себя биполярное расстройство, мне казалось, что с врачами я теряю время — в общем-то, так оно и было. Мама знакомой однажды рассказала, что та успешно лечилась в Клинике неврозов. Уже дома, в Петербурге, невролог в районной поликлинике выписал мне направление. В клинике мне сначала поставили диагноз „биполярное расстройство“, но он не подтвердился. Психиатр стала называть меня „пограничницей“».

Часть симптомов у пограничного расстройства действительно схожа с биполярным (резкие перемены настроения, чередования взвинченности и подавленности, депрессии), и неверная диагностика — нередкий случай.

Важно помнить различия: при ПРЛ, в отличие от биполярного аффективного расстройства, перемены настроения мгновенны и могут происходить десятки раз в день, и чаще всего они вызваны внешними событиями, а не внутренними процессами.

Постановка диагноза, как тяжело бы это ни звучало, меняет жизнь пациентов к лучшему. Понимание того, что именно с тобой происходит, и что на это можно влиять, даёт чувство контроля, которого так не хватает людям с пограничным расстройством.

Ксения: «Раньше я постоянно думала, что другие люди просто не хотят меня понять, что я мало стараюсь, что я должна стать такой, как все, или наоборот, все должны стать такой, как я. До двадцати четырёх лет во мне пребывала полная уверенность, что я особенная, что обладаю совершенно уникальным набором качеств, совершаю только мне свойственные поступки. А потом прочитала статью о ПРЛ и поняла, что всю жизнь жила словно по учебнику».

Однозначного понимания причин пограничного расстройства нет.

Как и в большинстве психических заболеваний, похоже, играют роль и врождённая предрасположенность, и психические травмы в раннем возрасте. Почти в каждой истории болезни есть эмоциональное потрясение: потеря очень близкого человека, физическое или сексуальное насилие, в целом неадекватное поведение родителей.

Если в положенное время ребёнка не научили ценить себя как личность и понимать, где проходит граница между его интересами и интересами окружающих, он не сможет в будущем доверять ни другим, ни себе самому.

Самой распространённой причиной пограничного расстройства считается прямое насилие над ребёнком в семье и хронические психические травмы детства.

Ксения: «В четыре года я подверглась сексуальному насилию со стороны пожилого человека. Эта ситуация преследует меня до сих пор и явно имела большое влияние на формирование моей личности. Конкретно сорвало крышу у меня лет в тринадцать-пятнадцать: алкоголь, наркотики, не те компании, драки, хулиганство, побег из дома, неконтролируемое сексуальное поведение».

Лоис: «В двенадцать лет отчим признался мне в „любви“. Первый „поцелуй“ был с ним. Я тогда настолько не понимала, что происходит, что застыла физически, отключилась от всех эмоций и ещё двое суток ни с кем не разговаривала. Дальше была череда случаев насилия психологического и физического, и он постоянно говорил, что любит меня и страдает из-за такой сложной ситуации. Кроме того, он следил за всеми моими действиями, читал переписки с моими друзьями, общался с ними, если ему что-то не нравилось. Я вообще не понимала, что происходит, но он угрожал, и я ничего не рассказывала родителям до сих пор».

Однако чаще всего достаточно неблагополучной эмоциональной обстановки: нередко «пограничность» воспитывают родители с собственными психическими расстройствами.

Аня: «У мамы психическое расстройство, хотя она никогда не обращалась к психиатру. У неё явно нарушен контакт с реальностью, она всегда жила в воображаемых мирах, и с раннего моего детства я была предоставлена себе, общения внутри семьи практически не было».

Дарья: «Семья была со средним достатком, никто не бил, не насиловал, и я долго не могла понять, что же меня так разрушило. У нас с братом были холодные, тревожные, агрессивные, требовательные родители, депрессия у матери, сочетание пограничности и нарциссизма у отца. Выглядело это так: на кого-то из родителей что-то накатывало, и они начинали забрасывать нас с братом требованиями, обвинениями, претензиями друг к другу — „твоя неухоженная мать“ и „твой сумасшедший отец“. Предсказать, когда и кого замкнёт, было довольно сложно, так что мы росли в атмосфере полного хаоса, который приписывали не родителям, а себе. В результате такого воспитания я считала себя практически сумасшедшей и честно думала, что закончу жизнь на помойке, где мне и место».

Часть людей описала свои семьи как внешне вполне нормальные и, по мнению окружающих, благополучные. Часто насилие бывает исключительно эмоциональным и остаётся незаметным для посторонних.

Рина: «Всё детство я старательно выполняла возложенную на меня функцию — мирила родителей, когда они устраивали скандалы».

В., специалист по IT: «Конфликтная обстановка была в семье. Я был очень поздним ребёнком и... не знаю, как это объяснить — это огромная пропасть между взглядом родителей на жизнь, на то, какой она должна быть, и взглядами других людей. Я был „тем самым странным ребёнком“, которого и одевали не так, и относились к нему не так. В итоге в восемнадцать лет попал в терапевтическое отделение психиатрии с истерикой».

Полина: «Самое раннее детство было практически идеальным. Но в начальной школе отец потерял бизнес и впал в глубокую депрессию. Чтобы я не видела этого, меня отправили жить к бабушке. Бабушка же — воцерковлённый человек, что она прививала и мне. Это довольно сильно повлияло: к каждой своей ошибке я отношусь, как к страшному греху, чувствую себя виноватой во всём. На исповеди ты проговариваешь свои грехи священнику, и он их тебе отпускает. Мои же „грехи“ никогда не отпускали меня, я не чувствовала себя прощённой никем».

Медики обнаружили нарушения в функционировании мозга людей с пограничным расстройством.

Склонность к депрессии, тревожности и страх быть покинутыми объяснили нарушениями в работе рецепторов серотонина. Из-за стресса в детстве эти рецепторы становятся менее чувствительны к раздражителям. То есть импульсивность, слабые воля и самоконтроль — это не результат распущенности: она имеет конкретные биологические причины.

Благодаря методам мозгового картирования исследователи определили ключевые причины неспособности пациентов с ПРЛ регулировать свою агрессию. У страдающих ПРЛ наблюдается сильная активация миндалевидного тела, которое отвечает за эмоции, что может вызывать ошибки восприятия нейтрального выражения лиц других людей, когда они кажутся недоброжелательными. Причём врачи отмечают, что искажения в психическом мире могут быть не только следствием, но и причиной нарушения активности в миндалине. Кроме того, у пациентов с ПРЛ активнее вырабатывается гормон стресса кортизол — поэтому они находятся в постоянном состоянии сверхнастороженности. Префронтальная кора, отвечающая за самоконтроль, наоборот, у таких пациентов слишком слабо активируется: это мешает им оценивать свои поступки со стороны. Также у многих «пограничников» обнаружили уменьшение объёма гиппокампа, который отвечает за память: предполагают, что это затрудняет осознание истории отношений с другими людьми. Гормон дофамин, вызывающий у нас удовольствие от приятных вещей и побуждающий нас эти удовольствия искать, у страдающих ПРЛ вырабатывается часто от приносящих негативные эмоции отношений — отсюда и появляется стремление повторить неприятные схемы отношений.

В 2017 году откpылcя пepвый в России Pecypcный Цeнтp — инфopмaциoнный пopтaл для людeй, cтpaдaющих пoгpaничным paccтpoйcтвoм личнocти, сoздaнный на основе oпыта кoллeг из СШA и Aвcтpaлии. У центра есть группы в социальных сетях «ВКонтакте» и Facebook.