Четвёртый и самый лютый выпуск нашего небольшого сериала рассказов от первого лица про состояние отечественной психиатрии. Выпуск номер один читайте здесь. Выпуск номер два — здесь, номер три — тут.

История Кирилла, двадцать пять лет

Шизоидное расстройство личности

Откосить от армии в психушке — Попал как в тюрьму — Сортир без стен — Погружение в черноту — Дед-любитель инцеста — Садизм санитаров — Чифирь — Зомби — Новый русский и Vertu — Как не сойти с ума и как остаться на свободе

Предыстория такая: я очень долго бегал, хотел по неврологии от армии откосить, лежал в больнице в Хамовниках, потому что, в натуре, с нервами у меня не всё в порядке. Полежал, в общем, мне диагноз поставили: эссенциальный тремор. Это значит, что у меня руки дрожат, как у алкоголика. Думаю, ну сейчас всё круто будет, но эти п***ры-врачи военкоматовские мне сказали, что по неврологии я годен, хотя диагноз мой входил в категорию «ограниченно годен». Ну, я разозлился, пошёл, отвалил бабла специальной конторе, которая оказывает юридическую помощь при общении с военкоматами. Сходил в военкомат с юристом. Смутно помню, как всё прошло, помню, что начальник военкомата Сергей наорал на нас и смешал этого юриста с говном. Юрист мне что-то намямлил, воды какой-то, и я сделал вывод, что бабло было отвалено в пустоту, и конторы эти в большинстве случаев просто сосут из клиентов бабло до последнего. Я понял, что друзей у меня здесь нет, все бандиты, враги.

У психиатра в военкомате я сказал, что склонен к депрессии и не люблю людей, мне предложили лечь в психушку на месяц. Дали направление. Я занервничал, думаю, ну ёбврот, мало того, что я полежал в неврологии этой, теперь ещё и в психушку на месяц! И я стал думать, что лучше: месяц в психушке или год в армии. Поскольку это примерно одно и то же по атмосфере, я решил, конечно, лучше месяц. А выбора-то другого и не было уже. Поехал в больничку ложиться, в клиническую психиатрическую больницу № 15 на Каширском шоссе.

Я сразу же понял, что нужно просто представить, что меня посадили чуть-чуть и нахер вообще забыть о свободе.

В приёмной меня раздели всего, надели пижаму, отобрали все вещи, отняли одежду, еду, телефон, плеер, оставили зубную щётку, хотя предмет-то опасный. В апельсинах можно героин пронести, а средства связи и любая электроника тоже опасны — не знаю, может из плеера и телефона можно бомбу сделать. Из-за плеера я был очень расстроен. Я всех ненавидел. Меня посадили в местную маршрутку и повезли до отделения. Я сразу же понял, что нужно просто представить, что меня посадили чуть-чуть и нахер вообще забыть о свободе.

Правила жёсткие для всех. Я первые несколько дней охреневал, думал даже врубить заднюю, выписаться и пойти в армию. Я ненавижу больницы в любом виде, но там-то вдвойне хреново. Но уйти было нельзя. Мне нужно было пробыть там три-четыре недели, процедура стандартная. Никаких поблажек, всё по местным правилам, но зато 99 %-ный откос. Правда, таблетками меня, хорошо, не пичкали и я оставался в ясном сознании. Это же наблюдение, не лечение. Меня сначала положили в палату с умеренными такими, взяли анализы: моча, кровь. Был там помимо меня ещё один по тем же причинам, Виталий, бΛℜð, бесил меня жутко. Были в палате какие-то мужики, я не знаю, что у них было. Я их побаивался. Детали очень слабо помню. В целом, всё не совсем плохо, если так объективно взглянуть, хотя в начале очень херово выглядит. Я человек избалованный, и когда меня лишают привычных вещей и свободы, я начинаю погружаться в черноту. Вот и лежал я в своей палате, погружённый в черноту, старался не обращать на других внимание. Общения я избегал, как и всегда. Иногда нас водили рисовать в творческую соседнюю комнату; были у меня процедуры всякие, как на диспансеризации, картинки какие-то показывали и шлем на голову надевали. Не помню, как это называется всё.

Люди более-менее безобидные, если ты ведёшь себя смирно и помалкиваешь.

Еда — полное дерьмо. Стандартная совковая, как в детском саду, лагерях и прочем дерьме. Её привозили каждое утро на грузовиках в больших бидонах и нам, вменяемым, надо было таскать эти бидоны наверх. Тяжёлое дерьмо. Некоторые чуть ли не дрались за кусок чёрного хлеба, потому что от их лекарств очень хотелось жрать. Но сортир — это самое дерьмо. Общий на всё отделение, без закрытых кабинок, там все курили. Люди более-менее безобидные, если ты ведёшь себя смирно и помалкиваешь. Раз в неделю выдавали ножницы, чтобы ногти постричь, надо было заранее записываться. И помыться тоже надо было записываться. Гулять водили через день, выход на улицу стоил многого — приближение к свободе. Самая жесть всегда творилась возле палаты в конце коридора, для буйных, как её называют. Вот там-то и лежали настоящие психи. Они редко оттуда вылезали, там были, наверное, прибитые к койке, о которых ходили слухи, но я не видел их вообще. Были шизофреники с перекошенными лицами, которые не могли двух слов связать, они ходили, как зомби, от лекарств. Я помню одного такого зомби. Старичок, высокий горбатый дед, ходил молча, как упоротый в хлам, феназепамом или чем его там кололи. Говорили, что этот дед трахнул свою дочь, которая родила от него дочь, которую он потом тоже трахнул. Был мужичок, который постоянно что-то рассказывал, но слов было не разобрать вообще, он постоянно говорил! Садился на уши конкретно! Маленький такой, лет пятьдесят, безобидный, но все его обижали. Его немного жалко было.

Санитары самые мудозвоны. Они издеваются над буйными, орут и колотят их. Работа у них, конечно, тяжёлая, я понимаю, но симпатии они никакой не вызывают. Шизофреники, которые ходили, как зомби, были на поводке у санитаров — шаг в сторону, и санитары сразу орали, чтоб шёл обратно в палату. На деда упоротого санитары орали чаще всего и издевались над ним как могли, под зад могли дать. Особого насилия я не наблюдал, лишь полное неуважение и агрессию вербальную. Ну и когда какой-нибудь овощ обсирался, шум поднимался на всё отделение. Медсёстры — тоже бабы боевые.

С шизофрениками лучше не общаться вообще. Если у тебя нет склонности к деструктивным связям.

Через недельку меня перевели в палату для нормальных, там были нормальные мужики в основном, средней ровности. А я стал стрелять сиги, хотя к тому моменту уже бросил курить. Но там всё время хотелось курить, и я брал у шизофреников «Яву» без фильтра и тянул в сортире. С шизофрениками лучше не общаться вообще. Если у тебя нет склонности к деструктивным связям. В новой палате была молодёжь и алкоголики, давние адепты больницы. Они были типа на понтах и дружили с санитарами, завсегдатаи, по пятому-седьмому разу лежат — их зашивают, они через некоторое время возвращаются, чтобы получить инвалидность и пенсию 13 косарей. Был Серёга из Беляева, весёлый, но мудель, чисто чувак с района. Серёга говорил, что только что слез с героина, перешёл на алкашечку и всех баб в Беляеве перетрахал, пару раз трипак цепанул. Очень хотел трахнуть завотделением. Смешил всех, только на русском матерном говорил. Из молодых был парень Никита-Наркоман, пафосный чёрт с шрамом на венах. Ещё парень от военкомата и самый застенчивый парень в мире. Ну или он такой от лекарств был. Был мужичок после попытки суицида. Был ещё один мужик, у которого, по его словам, своя нефтяная компания. У него был телефон Vertu, я ему его настраивать помогал. Реально двинутый мужик, очень навязчивый, до врачей докапывался, до всех вообще. Такой новый русский из анекдотов, орал: «Да я вас всех куплю здесь». «Бентли» купил себе. Как и зачем он попал в больницу — непонятно. Родственники, может, сдали.

Было ещё два или три зека, они тоже за пенсией лежали. Кто по алкашечке, кто ещё непонятно почему. Тревога у них какая-то, хз. Эти зэки держали за яйца некоторых психов наравне с санитарами. От скуки — такая типа дедовщина. Поскольку я был нормальный, не выéδφβåΛся особо, молчал, они меня нормально воспринимали, хоть и спать не давали своими разговорами, скоты. Мы мыли пол по очереди все, и я как-то раз не так, по мнению зэков, помыл, и они мне такие: «ты чё, охŸεл, шоль?!» Люди конченые, чёрт знает, что у них в головах. Ну вытирать пришлось повторно, слишком влажно помыл. В общем, я чувствовал себя в детском лагере с подростками. Такие у них шуточки были… Хорошо, что их всех выписывали один за другим.

Помимо сигарет основной ценностью в больнице была заварка чёрного чая. Она хранилась у кого-нибудь в пакете, приклеенная к днищу кровати, чтобы при обходе не нашли, потому что шмонали несколько раз в неделю. А ещё раз в неделю обход устраивала заведующая отделением, которую Серёга из Беляева трахнуть хотел. Это всегда было большое событие для всех. Добрая она такая тётя, молодая, молодец. Значит, каждый вечер после ужина мужики собирались почифирить, вокруг собирались все заинтересованные: дедушки-шизофреники, мальчики-наркоманы.

Нормальный движ, главное, чтобы медсёстры не запалили, хотя они прекрасно знали, что происходит, да и санитары тоже. Брали то ли бутылку двухлитровую, то ли банку, и насыпали заварку, брали кипяток и херачили все, потом пили по очереди. Я у них всё спрашивал: в чём прикол-то? А они говорили: тонизирует. Под конец срока я тоже решил попробовать. Ну чаёк-то реально тонизировал, живенько становилось, на движуху тянуло. А мужика с Vertu, кстати, как-то запалили: нашли заварку, он начал орать на всех, послал завотделением, и его на этаж ниже перевели.

Лучше притворяться нормальным — чтобы не упекли.

Что я могу сказать? Всё как в тумане. Но не сойти с ума легко! Говорят, что есть некая контактная шизофрения у тех, кто долго общается с психами. Но на это, наверное, годы нужны. Поэтому главное — быть мужиком, не психовать из-за дерьма. Ну положили в психушку, лежи и не рыпайся лучше, а то, если чё, угостят таблами и понеслась. И не так страшно это, если разобраться. Страшно вот что — страшно представить, что в настоящих отделениях для буйных происходит. Мне из соседних зданий были иногда слышны крики страшные. И мне кажется, самый пипец в женских отделениях: они там рожи друг другу царапают. Бабы и так еδÃηý†℘е, а еδÃηý†℘е бабы — это вдвойне страшно. Рассказывали как-то, что кто-то подушку в отделении поджёг соседу ночью, так что и помереть можно, если сосед плохой попадётся.

Теоретически.

Одно я знаю точно: лучше притворяться нормальным — чтобы не упекли.