Кулазин: документальный фильм про карательную психиатрию

Колючая проволока, за высоким бетонным забором — угловатые строения из красного кирпича, на окнах решётки. Пройти на территорию могут только сотрудники — родственников пускают по предварительной записи, да и то лишь в те отделения, где посещение разрешено. У массивных железных ворот скопилось несколько машин: две скорых и небольшой автозак с мигалками — такие используют для перевозки заключённых.

Известная психиатрическая клиническая больница № 1 имени Н. А. Алексеева, расположенная в Москве на Загородном шоссе, дом 2; до 1994 года называлась больницей имени Кащенко и начала свою работу ещё в 1894 году. В народе она была также известна как Канатчикова дача — по названию места, где была построена. С 50-х годов прошлого века в больнице появилось отделение судебно-психиатрической экспертизы. В «Кащенко» в 1964 году лежал Иосиф Бродский, а Высоцкий посвятил ей целую песню. Уже в советское время выйти из психиатрической больницы мог далеко не каждый — первый случай применения карательной психиатрии в СССР произошёл через четыре года после Октябрьской революции, в 1921 году. В полной мере маховик психиатрических репрессий раскрутился к 60-м годам XX века. По данным, опубликованным Международным обществом прав человека в «Белой книге России», за время существования СССР жертвами применения психиатрии в политических целях стали порядка двух миллионов человек.

Врач-психиатр Эммануил Гушанский более полувека находился внутри советской психиатрической системы, занимался правозащитной деятельностью в рамках Независимой психиатрической ассоциации, много лет был председателем судебно-психиатрической комиссии в Кащенко. «Психиатрия — это та область медицины, которая напрямую касается политических проблем. В Советском Союзе она очень широко использовалась как форма наказания инакомыслящих», — говорит он.

«То, что в советское время применялось в политических целях, называлось „вялотекущей шизофренией“», — рассказывал нам Станислав Полторак, врач-психиатр, старший научный сотрудник петербургского Института Бехтерева, для нашего исследования про шизофрению. Полторак объясняет, что сейчас такого диагноза не существует: «Сегодня в классификации болезней, которая применяется у нас в стране, „вялотекущей шизофрении“ нет». Но тогда этот диагноз ставили большинству диссидентов, попавших в психиатрические больницы.

Историки медицины во многом связывают это явление с фигурой Андрея Снежневского — советского психиатра, который ввёл не признанную в мировой медицине концепцию вялотекущей шизофрении. Снежневский, двадцать пять лет возглавлявший Институт психиатрии Академии медицинских наук СССР, существенно расширил критерии шизофрении и лично ставил «вялотекущую шизофрению» отдельным диссидентам после освидетельствования, к примеру правозащитнику Владимиру Буковскому.

Деятельность против Коммунистической партии давала возможность признать человека особо опасным и отправить его на принудительное лечение, а условия в специальных больницах были хуже и тяжелее, чем в лагерях и тюрьмах. Политическими делами занимался исключительно институт Сербского: «Там не анализировали мотивы поведения человека — просто приписывали ему болезнь и признавали невменяемым», — говорит Гушанский.

В основном против политзаключённых в советской психиатрии использовали аминазин и галоперидол. По словам Гушанского, эти препараты действуют непосредственно на мозг и вызывают тяжелейшие побочные эффекты — так лечение превращалось в химическое наказание человека.

«Для купирования побочных явлений не применяли корректоры, хотя они у врачей были. Не секрет, что, помимо использования психотропных веществ, было широко распространено и физическое насилие над заключёнными. В общем, делалось всё, чтобы подавить человека и оставить от него одну оболочку. В советское время люди боялись говорить о непорядках в этой системе. Об этом мало кто знал, любая информация была засекречена», — вспоминает врач.

История Дениса Кириллова началась в 2006 году, когда после службы в строительных войсках он устроился во ФСИН. Несколько лет Денис проработал в зонах и тюрьмах Санкт-Петербурга и Ленинградской области, где, по его словам, он создал литературную программу для перевоспитания заключённых. Кириллов писал стихи и читал свои произведения на специальных «добровольно-принудительных» мероприятиях  — хотел таким образом «перевернуть мировоззрение осуждённых, а сотрудникам ФСИН привить гуманизм». Денис, не раз сталкиваясь с жесткостью надзирателей, собрал компромат на своих коллег и рассказал о пытках в колонии журналистам. После слива ему стали поступать угрозы, и в конце 2009 года он решил вернуться в родную Казань. Там из-за публикаций его отказывались принимать на работу даже в полицию.

Увольнение из ФСИН и запись в трудовой книжке отпугивали работодателей. Долгое время Денис был вынужден работать на вокзале — то грузчиком, то уборщиком, то дворником — 12-часовыми сменами за мизерную зарплату.

Через несколько лет ему всё-таки удалось устроиться санитаром в Казанскую психиатрическую больницу специального типа с интенсивным наблюдением при местном управлении Федеральной службы исполнения наказаний. Там Денис опять увидел, как устроена реальность, и, предавая эти сведения огласке, снова стал врагом для своего работодателя.

«Уничтожение личности человека», говорит Кириллов, в Казанской спецпсихушке начинается практически сразу. Новым пациентам велят раздеваться догола, дают бритвенный станок и заставляют их под наблюдением медперсонала и сотрудников ФСИН выбривать волосы в паху. Особенно буйных надзиратели избивают уже на этом этапе.

В больнице строгий распорядок дня: подъём в 6 утра, дежурный по палате, которого назначает администрация, занимается уборкой. Каждый день заключённых обходят врачи, приём препаратов строго контролируется. Прогулки проходят в тесном помещении 10 на 10 метров, куда сразу выводят по 60–70 человек. «В случае болезни реальной медпомощи там никому не оказывают, максимум вырвут больной зуб», — говорит Денис.

Палаты — камерного типа: металлические двери закрываются на ключ, внутри только шконки, и, в отличие от следственного изолятора, который считается одним из самых худших мест заключения, в больничной палате нет ни раковин, ни туалетов. По нужде пациентов выводят в строго определённое время, часто они вынуждены терпеть, а те, кто не может, мочатся в пакеты, которые остаются от передач.

«Был случай, когда такой пакет выкинули из окна — и он упал рядом со стоявшими внизу инспекторами; они сразу вычислили палату и наказали пациента. Если кто-то не выдерживает всех унижений и пыток, попытается сбежать и каким-то образом покинет корпус, его схватят и изобьют», — рассказывает Денис.

Он объясняет внутренний уклад больницы. Карательными функциями занимается медперсонал: врачи, фельдшеры и медсёстры. Они отвечают за пагубные инъекции и таблетки. Сотрудники ФСИН — грубая физическая сила, они и занимаются пытками и избиениями. Контроль над пациентами в Казанской СПБ обеспечивают два человека — главврач и начальник силового ведомства: «Если поступил приказ от следственных органов кого-то уничтожить, они передают эту команду другим сотрудникам больницы — и этого человека начинают активно избивать и обкалывать». Санитар должен поддерживать чистоту и следить за опрятностью, однако всю основную работу выполняют сами заключённые: «Поставить утку, накормить человека, который лежит на „вязках“, убрать мочу — всё это делает другой пациент; санитар же — непосредственный контролёр».

«Вязки» — самое суровое наказание, таким способом расправляются с провинившимися или неугодными пациентами. Человека избивают дубинками, а после привязывают к кровати и дополнительно вкалывают сильнодействующие психотропные препараты. Двигаться в таком положении невозможно, дышать тяжело. Заключённому не дают воду и изредка кормят. Денис отмечает, что, по закону, пациента психиатрической больницы можно ограничить в движении максимум на несколько часов, если он представляет опасность для других людей, но по факту в таком положении человека могут удерживать неделями. От пыток многие заключённые попросту умирают. С первым смертельным исходом Кириллов столкнулся спустя месяц работы в больнице.

«За полгода таких случаев было 10. Трупы на специальной машине вывозят на безымянное кладбище. Иногда тела отдают родственникам, но в причинах смерти никто не разбирается. Если поднять статистику смертельных исходов — она огромная», — говорит Денис.

Во время работы Денис не раз наблюдал действие лекарств, которыми пичкают заключённых, — после такого лечения даже самый буйный зэк превращается в немощного старика. Он перестаёт двигаться, изо рта текут слюни, он стонет, орёт и в конце концов окончательно затухает. Препараты используют те же, что и во времена СССР: аминазин и галоперидол.

«Да, многие люди там находятся за преступления. Самый жуткий случай, который я встречал, — убийца задушил шнуром от телефона свою мать в гостинице. Многие скажут, что то, что над ними издеваются в больнице, — правильно, но люди так говорят, потому что сами туда не попадали», — отмечает Денис.

Через карательную психиатрию проходят и те, чьи дела были сфабрикованы: неугодные власти или силовикам, политические заключённые и одинокие старики — их намеренно кладут в психушку, чтобы отобрать недвижимость. О социальных репрессиях неоднократно писали СМИ. Так, в феврале 2021 года родственники пенсионерки из Москвы принудительно поместили женщину в психбольницу, чтобы получить квартиру на Арбате.

Об аналогичных случаях рассказывает Денис Кириллов: «Полицейские в сговоре с криминальным миром, где на них работают чёрные риэлторы, грабят, похищают и умерщвляют одиноких бабушек или дедушек, чьи квартиры продают, а деньги делят между собой».

Главное отличие спецпсихбольницы от тюрьмы — «бесконечная койка»: любой человек, попавший в психушку, может находиться там долгие годы. Выпускать пациента или нет, решает медицинская комиссия, которая состоит из администрации больницы и собирается раз в полгода. Денис говорит, что единственный способ ускорить своё освобождение — дать взятку главврачу и сотрудникам ФСИН, но нередки случаи, когда администрация «кидает» родственников заключённого.

Полгода, что Денис проработал в казанской больнице, он, по его словам, пытался облегчить жизнь заключённым, но столкнулся с давлением со стороны медперсонала и надзирателей: «Медики говорили мне, что я никто, что я должен подчиняться только им. Когда я пытался выпускать пациентов в туалет, на меня сразу наезжали сотрудники ФСИН. К людям относятся хуже, чем к животным, — там у них нет никаких прав».

Незадолго до увольнения из казанской больницы Денис Кириллов опубликовал несколько статей в разных газетах и рассказал, что происходит с заключёнными в стенах больницы.

«Публикация была в среду. Когда в четверг я вышел на работу, меня уже начали запугивать. Сотрудники ФСИН говорили, что я больше отсюда не выйду и сам стану пациентом этой больницы, оскорбляли и избивали меня. Насколько я знаю, команда меня прессануть была лично от начальника УФСИН по Республике Татарстан», — вспоминает Денис.

Незадолго до публикаций Денис написал заявление на увольнение — он чувствовал, что оставаться работать в больнице опасно: «Меня бы там обуздали, зная, что я одинокий человек и вряд ли бы меня кто-то стал бы искать. Поэтому было два варианта: либо уходить, либо самому становиться пациентом этой больницы». После ухода им сразу же заинтересовались казанские полицейские. Несколько раз его доставляли в отдел, избивали, угрожали изнасиловать и подбросить наркотики. Несмотря на угрозы, Денис продолжил бороться с произволом и обратился к уполномоченной по правам человека Татарстана Сарие Сабурской с жалобой на жестокое отношение к пациентам в спецпсихбольнице. Денис нашёл бывших заключённых, которые подвергались пыткам, но после общения с полицией они отказались давать свои показания.

Впоследствии Кириллова вызвали на допрос в следственный комитет и пригрозили возбудить уголовное дело за дачу заведомо ложных показаний и экстремизм. Медиа неоднократно писали о том, что в казанской больнице мучают людей, а бывшие пациенты отправляли жалобы в ЕСПЧ на бесчеловечное обращение и пыточные условия содержания в стационаре. Несмотря на это, сотрудники УФСИН по Республике Татарстан грозились подать на Дениса в суд, но никаких требований так и не предъявили.

Чтобы прекратить давление, Денис создал общественный резонанс вокруг своей истории. Он продолжал печататься в медиа, давал интервью и выходил на блогеров: «Я говорил: если со мной что-то случится и меня арестуют — звоните во все колокола и обращайтесь в зарубежные СМИ. Ещё я, как бывший офицер юстиции, написал обращения в ФСБ, МВД, Генеральную прокуратуру, Следственный комитет и лично Владимиру Колокольцеву [министр внутренних дел РФ]. Я написал, что, если преследование продолжится, я обращусь за помощью в зарубежные государства».

В 2018 году давление прекратилось, уголовные дела, которые на него пытались завести закрыли из-за отсутствия доказательств. После увольнения из психушки Денис провёл несколько выступлений, где зачитывал свои стихи на остросоциальные темы. Сейчас он продолжает привлекать внимание к проблеме пыток и издевательств в местах лишения свободы — регулярно пишет посты в соцсетях, снимает видеоролики и расклеивает листовки о похищении людей в Казани.