Исследование
«Рабство»

Парадокс: жизнь на Земле всегда была немыслима без транспорта, и этот же транспорт нас убивает. К примеру, общественный транспорт одной только Москвы ежедневно перевозит более 60 % горожан, при этом только половина пассажиров метрополитена чувствуют себя под землёй в безопасности. В поезде или электричке люди опасаются противоправного поведения своих попутчиков, а в маршрутке — неадекватных водителей. Однако бывают случаи, когда человек сам не может ответить на вопрос «Почему мне страшно?» — тогда он имеет дело с фобией. По данным портала «Фобия.инфо», амаксофобия — или боязнь транспорта — входит в список самых распространённых страхов. Журналист Ника Репенко пообщалась с российскими амаксофобами об их жизни и преодолении своего парализующего ужаса.

Фобия, говорит врач-психиатр Андрей Шмилович, заведующий кафедрой психиатрии и медицинской психологии РНИМУ имени Н. И. Пирогова, дезадаптирует человека: нездоровый страх крутится в голове, как заевшая пластинка, затем постепенно вытесняет из мозга повседневные задачи и заботы, становится тягучей жвачкой для мозгов и заполоняет собой весь ум. Фобия порабощает человека, мешает ему жить, работать, любить и нормально существовать. «Когда страх навязчивый, человек понимает, что это болезнь, — объясняет специалист, — Человек пытается от болезни избавиться — придумывает ритуалы и действия, которые могут ликвидировать страх. Возможно, на какое-то время это и поможет. Но в конце концов страх всё равно победит». Примерно в середине восьмидесятых годов, рассказывает Шмилович, психиатры решили собрать всю коллекцию фобических расстройств, с которыми сталкивались: запустили рассылку и попросили людей рассказывать им о своих случаях фобий. «Поток информации был безостановочным, — говорит Шмилович. — В конечном итоге собралось более трёхсот пятидесяти видов фобий, и была опубликована „Энциклопедия фобий от «А» до «Я»“. Каких там только невероятных фобий не было: и боязнь числа тринадцать, и боязнь детей, и иностранцев, и беременных женщин». Сегодня, считает специалист, в России всё меньше людей страдают социофобиями — боязнью публичных выступлений — но всё больше людей захватывают ипохондрические страхи: медицина развивается, растут диагностические возможности, а потому и страха становится больше: «Ведь, как известно, нет здоровых людей — есть недообследованные».

Доцент кафедры нейро- и патопсихологии факультета медицинской психологии Института психологии имени Л. С. Выготского РГГУ Татьяна Шевеленкова сказала самиздату, что фобии можно разделить на две большие группы. Первая группа — агорафобии, страхи, связанные с выходом в широкое незамкнутое пространство. Вторая группа — социальные фобии: это боязнь покраснеть на людях, боязнь интимного общения, взглядов. Страхи, которые не входят в эти группы, называют специфическими фобиями: человек боится вполне конкретного предмета или ситуации — и всеми силами старается избежать встречи с ними. Как, например, амаксофобы, которые практически полностью исключают из своей жизни общественный, а иногда и личный транспорт.

Первые признаки боязни метрополитена тридцатичетырёхлетняя Нина из Санкт-Петербурга заметила у себя примерно четыре года назад.

— Когда мы с моим знакомым сели в вагон и закрылись двери, мне стало плохо. Было очень тяжело дышать, заболело сердце, к горлу подкатывала тошнота. Мне казалось, что я умираю. На следующей же станции мы вышли, я купила валидол, вроде бы стало легче. Однако возле метро снова накатил неконтролируемый страх. Кое-как мы проехали ещё несколько станций, а потом я не выдержала. Остаток пути пришлось ехать на наземном транспорте.

После этого случая Нина узнала из новостей, что в тот вечер как раз там, где ей стало плохо, на рельсы упал человек. Такие странности в её жизни, говорит сама Нина, — обычное дело. Себе приступ она объяснила тем, что почувствовала тяжёлую энергию смерти. Однако через несколько месяцев приступ в метро повторился. Нина поняла, что предсказать следующее обострение фобии невозможно, и начала избегать подземки.

— Примерно два года назад я просто физически не могла войти в метро. Стояла перед дверьми и не решалась сделать шаг. Мне тогда нужно было спешить на лекции, а я поехала в маршрутке, чтобы не спускаться под землю. Дико опоздала. Метро я избегаю до сих пор.

Сейчас Нина думает, что на возникновение фобии повлияло сильное нервное напряжение, в котором она находилась четыре года назад:

— Когда случился первый приступ, я работала под руководством начальницы-самодурки. Даже после увольнения я ещё очень долго приходила в себя. На фобию повлияли и мысли о покойном брате, который умер от тромба лёгочной артерии. Он всегда боялся задохнуться.

Родные и знакомые Нины относятся с сочувствием к её страху. Только один из друзей, говорит Нина, сначала не понимал боязни метро и пытался объяснить, что в подземке нет ничего страшного.

— Мне очень неприятна эта фобия. Я полностью исключила метро из жизни, и это сильно влияет на мою мобильность. Сейчас я выучила весь питерский наземный транспорт. Постоянные пробки, дальность поездок отнимают драгоценное время. Туда, куда на метро ехать двадцать минут, я добираюсь где-то полтора часа на двух маршрутках. Много денег трачу на такси. Это просто ужасно! Раньше я любила метро, а сейчас не рискну даже спуститься туда. Пару месяцев назад заставила себя проехать одну станцию — это был опыт, который я не хочу повторять.

С психологом Нина не говорила — пыталась решить проблему с помощью эзотерики: обращалась к тарологам, работала со снами, читала книги по теме. Однако помочь ей никто не смог. Бесполезным оказалось и специальное мобильное приложение, созданное для людей с паническими атаками.

— Сейчас я поняла, что вообще боюсь закрытых помещений, откуда не могу выбраться в любой момент. Поезда, самолёты, даже пещеры стали для меня запретными местами. Но я не отчаиваюсь. Значит, это испытание мне для чего-то необходимо.

В марте 2010 года, когда москвичке Анне было тринадцать лет, она была на станции метро «Чистые пруды», когда на соседней «Лубянке» случился теракт.

— Когда перекрыли красную ветку, я оказалась в гуще толпы. Наш поезд остановили, сказали всем выходить. Началась дикая давка. Как ни странно, единственной моей мыслью тогда было, что я ужасно опаздываю на алгебру! Когда через полтора часа мне таки удалось добраться до школы, учителя встретили меня словами: «Ого, ничего себе: ты жива!»

Как рассказывает Анна, после случившегося она какое-то время продолжала спокойно относиться к подземке. Первый приступ паники случился только летом.

— Я возвращалась после прогулки с друзьями. Как обычно, зашла в метро, но вскоре почувствовала что-то очень странное. Всё перед глазами стало ужасно ярким, у меня похолодели руки, показалось, что все в вагоне смотрят только на меня. Потом стало очень жарко, не хватало воздуха, будто меня со всех сторон что-то сдавило. Мне захотелось поскорее выбежать из метро. Я тогда сильно испугалась и решила, что умираю, что у меня просто остановится сердце. Хотя какие проблемы с сердцем могут быть в четырнадцать лет?

Домой Анна вернулась на грани истерики, но никого там не застала: все уехали на дачу. Тогда она позвонила своему лучшему другу, и тот полтора часа пытался её успокоить. Однако на следующий день паника стихла, а новый приступ случился лишь осенью.

— Если бы я ещё в четырнадцать лет начала это лечить, то сейчас всё было бы по-другому. Тогда же я ограничилась обыкновенным успокоительным. Увидела по телевизору рекламу, купила и пропила курс. Приступы прекратились, я бросила лечение. Несколько лет страх не давал о себе знать.

К моменту поступления в вуз приступы возобновились. Анна вспоминает, что однажды ехала от подруги, и поезд сделал остановку между станциями. Какое-то время ничего не происходило, состав не трогался, и Анну захлестнул животный страх.

— Я думала, что закричу, начну хватать за руки сидящих рядом людей. Меня едва не трясло от страха. На следующей станции я вышла из вагона. Мне ужасно захотелось выйти наружу, на поверхность. Я понимала, что нахожусь далеко от дома и не доберусь до него без метро. Поэтому я села в следующий поезд и с закрытыми от страха глазами доехала до своей станции.

Анна говорит, что родные и друзья не отнеслись всерьёз к её проблеме. Никто не понимал девушку, и из-за этого она чувствовала себя ужасно неловко.

— Мама советовала мне просто закрыть глаза и зайти в вагон. Ей нельзя было доказать, что для меня всё это — не детский аттракцион, в котором весело на три минуты. Бабушка думала, что меня укачивает. Старший брат посмеивался, пока месяц назад у него самого в метро не случился приступ. Тогда он позвонил мне и попросил прощения.

В конце первого курса Анна перестала ездить в метро, передвигалась на маршрутках, трамваях или пешком. Занимало всё это немало времени. Однако вскоре приступы стали случаться в любом транспорте, в лифтах или университетских аудиториях.

— В какой-то момент я поняла, что не хочу больше так жить. Я обратилась к психологу из МЧС, но помощи, в которой нуждалась, не получила. Были только разговоры, фобию же нужно лечить по-другому. Я около месяца ходила на приёмы, но потом поняла, что впустую трачу деньги. Никаких улучшений не было.

Тогда Анна решила, что в силах справиться с фобией самостоятельно.

— От проблемы больше нельзя было отворачиваться. Я понимала, что избегать метро вечно не получится. Я решила ездить в университет на метро. Затем, после нескольких поездок, поняла, что в состоянии и обратно добраться на подземке. Сейчас я почти справилась со своим страхом. Езжу в метро и надеюсь, что лет через пять полностью избавлюсь от дискомфорта.

Восемнадцатилетняя Мария из Екатеринбурга вспоминает, как ей впервые стало плохо в автомобиле:

— Ночью мы с отцом возвращались домой на машине. Ехали по трассе сначала не очень быстро, а потом пошли на обгон. Машина двигалась всё быстрее, и мне стало не по себе. Сначала это был просто страх, а потом он перерос в настоящую панику. Я стала просить отца ехать помедленнее, мне тогда захотелось просто выскочить из машины.

Чуть позже приступы стали повторяться не только при обгоне. Мария говорит, что она начала бояться любого транспорта.

— Я понимала, что для паники нет причин. Однако каждый раз в транспорте мне становилось трудно дышать, голова шла кругом, в глазах темнело. Тогда я и поняла, что это фобия — иррациональный страх.

Мария рассказывает, что уже три года наблюдается у психолога. Вместе с врачом они проводят техники нейролингвистического программирования. Суть процедуры — в мысленном переносе состояния спокойствия в ту ситуацию, где ты напряжён или боишься. Мария говорит, что, когда ей страшно, она прогоняет из головы неприятную картинку и заменяет её приятной.

— Сначала техник хватало на одну или две поездки, а сейчас сеансы помогают достаточно сильно. Теперь в поездках я веду себя спокойно. Я впадаю в лёгкий транс, мне начинает казаться, что машина едет медленнее, накатывает сонливость. Ещё отвлечься помогает музыка. Однако при обгонах всё равно становится страшно, и начинается приступ.

Не все родственники понимают Марию. Поддерживает её только мама, а отец и сестра часто раздражаются.

— Папа просто не понимает моих заморочек, мама в этом плане более внимательна. Сестра же часто начинает ругаться: мол, чего ты боишься-то. Особенно тяжело в последнее время. Я паранойю, а сестра нервничает и жалуется на меня. Бывает, обижает неаккуратным словом. Но мы всё равно друг друга любим.

Мария говорит, что в большинстве случаев единственный выход для неё — просто терпеть приступы страха, которые случаются в транспорте. Она думает, что это отразилось на её психическом здоровье в целом: сейчас Мария стала гораздо более нервной.

История двадцатишестилетней Елены из Казани отличается от предыдущих. Приступы паники случались у неё лишь тогда, когда она садилась в водительское кресло:

— До двадцати четырёх лет я ни разу не сидела за рулём и не представляла, как машина ведёт себя на дороге. Уже на первом занятии по вождению я почувствовала дискомфорт. Да, с катанием по кругу на скорости пять километров в час я худо-бедно справилась. Однако когда пришла пора выехать в город, у меня началась настоящая паника. Меня всю затрясло, в горле пересохло, подскочила температура. Хотелось всё бросить и никогда не въезжать в этот страшный поток машин, которые вот-вот меня собьют!

Елена рассказывает, что в таком состоянии пребывала на каждом занятии. Она пыталась перебороть себя, поэтому снова и снова садилась за руль. Елене казалось, что фобия вскоре должна отступить.

— Анализируя свои поездки, я всегда понимала, что не могло случиться ничего страшного. Я не создавала аварийных ситуаций, не теряла управление, даже водители вокруг не злились на меня и не подрезали. Но страх не уходил. Сама мысль о том, что скоро опять придётся сесть за руль, превратилась в пытку.

Елена не могла объяснить себе и окружающим, чего же именно она боится. По её словам, страх был абсолютно иррациональным.

— Я могла сидеть дома в полной безопасности, но в голове играла «пластинка страха»: что-то должно случиться, вот-вот произойдёт нечто страшное, я не хочу за руль! То есть я ещё даже не села в машину, а уже начинала паниковать.

По словам Елены, она очень занятой человек, и к врачам ходить ей было некогда. Она боролась со страхом при помощи научной литературы. Книга Владимира Леви «Приручение страха» помогла ей справиться с физическими проявлениями фобии. Работа Бев Эсбетт «Living with it: a survivor's guide to panic attack» подсказала, как лучше понять природу расстройства и не погружаться в паническое состояние.

Сегодня Елена абсолютно спокойно относится к машине.

— Я поняла, что бояться — нормально. Страх — это просто защитная функция организма, гипертрофированный инстинкт самосохранения. Но я и мой страх — не одно целое. Я смогла отойти от своей фобии, рассмотреть её со стороны. Поняла, что бояться действительно нечего. Тогда я и пошла на поправку.

Елена говорит, что сама по себе — очень эмоциональный человек. Близкие знают эту её особенность, поэтому с пониманием отнеслись к фобии:

— После занятий по вождению я всегда приходила домой в слезах. Родные предлагали мне бросить учёбу, но без настойчивости. Друзья тоже старались помочь советом, но мне казалось, что они меня не понимают. Когда вспоминаю тот период, кажется, что мы говорили на разных языках. Я очень благодарна всем за поддержку. Наверное, тогда я была абсолютно невыносима.

Что делать в такой ситуации? Андрей Шмилович из РНИМУ имени Пирогова убеждён: нужно обратиться к специалисту, а говорить, что с фобией можно справиться самостоятельно, могут только те, кто никогда с подобной проблемой не сталкивался. «Лечение фобии зависит от того, в рамках какого заболевания она развивается. Она может идти „в комплекте“ с разными психическими расстройствами: биполярным расстройством, психопатией, даже шизофренией. Иногда фобия возникает из-за повреждений сосудов головного мозга или инфекции. Однако чаще всего фобии — следствие психотравмирующих обстоятельств, к которым уязвимая личность оказывается не готова. Следовательно, она реагирует неврозом. Фобия может быть как раз таки симптомом этого невроза — тогда врач назначает минимум лекарств и максимум психотерапии», — говорит врач. Татьяна Шевеленкова с ним согласна, но признаёт: обращаются к специалистам люди редко: «Ведь если боишься собак, то проще перейти на другую сторону улицы, чем записываться к врачу. К тому же, обращение к психологу — признание в том, что ты сам не в состоянии справиться с ситуацией. Человек начинает думать, что с ним не всё в порядке. С ним действительно не всё в порядке, однако не в том смысле, в котором он думает. Фобия вполне может пройти сама, если источник внутренней тревоги иссяк. Однако такое случается очень редко. Люди чаще всего не в состоянии сами найти источник тревоги, поэтому и работа над собой у них затрудняется. А психолог как раз занимается тем, что находит этот источник и выводит его».