Гламур, бриллианты, обкуренный Джастин Бибер и тысячи евро. Та самая история читательницы самиздата, которая несколько лет работала стриптизёршей, объездила пол-Европы, зарабатывая выступлениями топлес, и окончательно разочаровалась в мужчинах.

Маленькая тёмная комната. На столике подарочная бутылка шампанского, клиент развалился на бархатном вульгарно-бордовом диване и смотрит, как я извиваюсь перед ним в одном белье. Справа и слева за тонкими стенками, в таких же маленьких комнатках, танцуют другие девушки. Оголить грудь, снять трусы, прогнуться. Двадцать минут — 300 евро, 70 % — владельцам, остальное в карман. И так три смены по пять-семь часов в неделю. 

Подползаю ближе, закидываю ногу ему на колени, почти не касаясь. Ёрзает, тянет руки как ребёнок. 

Меня зовут Маша, имя вымышленное, но так удобнее. Я живу в Европе уже тринадцать лет, три года из которых я работала танцовщицей в стриптизе. Уезжая из России в 2007 году, я не думала, что через пару лет окажусь на шесте в одном из самых гламурных клубов Парижа. Вряд ли тогда я могла представить, что объеду несколько стран, выступая в разных заведениях. Разве что в танцевальной школе, ещё живя в Москве, иногда шутила, что покорю Францию и стану лучшей после пары взятых уроков танцев на пилоне.

Ни о каком переезде я никогда не мечтала. В детстве, когда мы с мамой впервые поехали туром в Париж, мне всё жутко не нравилось. Скучные экскурсии по замкам, вонючие сыры, какой-то вечно фыркающий француз, который постоянно оглядывался на меня во время поездки. В моей жизни не было чётких планов, я плыла по течению, полагалась на интуицию и просто получала удовольствие.

Приключения начались в 2004 году, когда мы вместе с подругой оказались на концерте французского R&B-музыканта Вилли Дензи в Париже. В тот день мы прошли за сцену, несколько часов болтали с исполнителем, тусовались с его командой на афтепати. 

В тот день я подумала: «Если со мной так звёзды общаются, то какие же тут обычные люди?» Помню, как потом гуляла по улицам и чувствовала себя на своём месте. Всё было как в фильме «Париж, я люблю тебя». Тогда я ощутила себя живой, и теперь мне обязательно нужно было переехать.

Вариантов было несколько: учёба, работа, брак, просьба об убежище и жизнь нелегалом. Бежать было не от чего, для карьеры не хватало мозгов, замуж никто не звал. Оставив жизнь бомжом под мостом через Сену как запасной вариант, я сделала ставку на учёбу, за два года освоила язык, сдала экзамен и поступила на факультет коммуникаций в один из парижских университетов. Мне нравилось писать тексты, уже был небольшой редакторский опыт, и я наивно верила, что смогу работать с информацией и на другом языке. Теперь нужно было найти деньги на то, чтобы жить. Я понимала, что будет тяжко.

Уже через пару месяцев в новой стране соседка, с которой мы вместе снимали квартиру ради экономии, уехала обратно, и мне нужно было искать новое место. Через знакомых я нашла комнату, но продолжила приглядывать жильё без соседей по комнате. Тут и подвернулась «студейка». Меньше обычной студии, двенадцать квадратных метров на всё, вместе с туалетом, душем, вместе с кроватью под потолком. Встал с унитаза, помылся сразу, протяни руку из туалета — и можешь готовить на кухоньке.

Я влюбилась в эту квартиру, мне нравилось всё. Вид из окна на парижские крыши, деревянные стены как в бане, ёлка, которую ставили во дворе на Рождество. Чтобы потянуть аренду, я стала искать работу. Следующие несколько лет я стояла на баре в небольшой гостинице, раздавала газеты у метро, продавала одежду и разносила еду на индийских свадьбах. 

Времени уходило много, постепенно я начинала понимать, что «коммуникаторы» из другой страны здесь никому не нужны: язык у меня никогда не будет на том же уровне, что у носителя. Тогда я решила бросить институт и окончательно утонула в разной, не самой интересной, работе и личной жизни. В один из вечеров, вернувшись со смены в каком-то бутике в центре города, я посмотрела в зеркало и сказала: «Fuck it! I’m gonna be a stripper».

— А что, иди сейчас! Пройди кастинг. Тебя не смущает ходить без трусов?

Вышла на сцену, подрыгалась, покривлялась, а через два дня меня ждали на новой работе. И хотя ходить без белья я не привыкла, но согласилась, не дав себе времени на раздумья.

Paradise располагался в центре города. Танцовщицам нужно было соответствовать имиджу: все приходили за час до открытия, укладывали волосы, красились и надевали длинные сияющие платья с AliExpress. 

Помещение клуба было довольно большим, посередине стояла сцена в форме буквы «т» с тремя шестами по бокам и в центре. Выход на неё был на втором этаже по хрустальной лестнице с балкончиков для «приватов». Рядом, на балконе, располагалась кабинка диджея. Шесты держались на соплях: френчи вообще ставят не шесты, а какие-то обрезки труб. У нас в клубе это безобразие ещё и шаталось и однажды упало. На столиках стояли свечи — не раз в клубе воняло жжёными волосами танцовщиц.

В десять часов вечера девушки спускались вниз, и диджей вызывал первую на сцену. За ночь несколько выходов по три песни: под первую танцуешь одетая, под вторую снимаешь платье, а под третью остаёшься топлес. Пока одна на сцене, остальные работают в зале: подходят к клиентам, разговаривают, предлагают пойти в «приват» — персональный танец, с которого и шёл основной доход. «Приватов» несколько, стандартный — 60 евро, никакой кабинки: один большой диван, рядом с которым, напротив каждого клиента, танцуют совсем обнажённые девушки. Хочешь смотреть совсем один? Покупай «VIP-приват». Обычно такой брали люди, которые просто хотят посидеть, поболтать и приятно провести время.

Никакого разводилова на напитки: если кто-то предложит угостить — это приятно, но никакой комиссии за дополнительные покупки в баре мы не получали.

Мой первый день был не особо успешный, хотя, возможно, мне, наоборот, повезло: начало недели, клуб был почти пустой. Те немногочисленные гости, что сидели в зале, достались профессионалкам. Так что мои трусы, казалось, останутся на месте, но я всё же нашла свою будущую аудиторию — негров. 

Темнокожего притащил его приятель, чтобы развлечься. Мы пошли в «приват». В тот момент я не очень понимала, как отреагирую, когда придётся снимать бельё, но дядечка оказался очень стеснительным и, кажется, нервничал больше моего. Честно говоря, во время танца я даже не заметила, как всё произошло. Сняла и сняла, подумаешь. Клиент завалил меня комплиментами, а после «привата» так вообще не отпускал мою руку ни на минуту: «До чего вы обворожительны, чувственны и красивы», — лепетал он. Под конец вечера парень оставил свой номер телефона, чтобы «выпить кофию». В мои планы это, конечно, не входило.

Мне объяснили сразу: с контактами внутри и вне клуба всё строго. Из-за законодательства против сутенёрства владельцы подобных заведений во Франции постоянно боятся, что действия танцовщиц будут расценены как проституция. Даже в «приватах» девушка не может сесть к клиенту на колени или, например, развести ноги в стороны. Всё это запрещено, иначе, если будут жалобы, клуб могут оштрафовать или вообще закрыть.

Я быстро привыкла и полюбила работу. Мне нравились провокационные танцы. Эротика, флирт — это красиво. Для меня это искусство — быть на грани и выражать себя через игру: ты вроде совсем близко — и всё равно недоступна. В реальной жизни я в этом плане всегда была довольно скучной: не любила флирт, заигрывания и кокетство. Но здесь всё было иначе. Стриптиз — это представление. Игра ограничена стенами клуба, вы оба понимаете, что она не подразумевает дальнейших отношений, неловкости — ничего.

За соблюдением правил через камеры следила менеджер Оля, бывшая танцовщица. Подруга, с которой они вместе начинали, красавица-блондинка, вышла замуж за владельца клуба. У Оли талант, она отличный менеджер. Контролировала, чтобы никто не вышел на сцену в дупло пьяным, следила, чтобы мы не танцевали слишком откровенно и чтобы ни на кого не напали клиенты. У нас была девушка — шикарная румынка, типаж Памелы Андерсон. Её часто приглашали в VIP, а однажды клиент достал нож. Серьёзно никто не пострадал, но пришлось вызывать охрану.

Ещё Оля проверяла, чтобы мы не таскали деньги. Платили немного, и девушки часто старались заработать в обход системы. В клубе была своя валюта — специальные билеты с логотипом клуба. На входе клиенты покупали их у менеджера и потом расплачивались ими с танцовщицами. Получив билеты, девушки старались заныкать часть, чтобы позднее сдать их менеджеру со словами «А вот мне заплатили!», хотя билеты им дали вчера, а за танец они взяли кэшем. Наличка прятались под каблук и вынималась уже в гримёрке. Оля не раз ловила девочек, но схема продолжала работать, сегодня поймали — завтра нет.

Но главным для Оли всегда были бриллианты. По её мнению, девушки должны блистать. Она никого не выпускала на сцену без украшений. «Girls where are your diamonds?» — возмущалась Оля и надевала браслет очередной девушке. До сих пор, когда попадаю в магазин с бижутерией и вижу блестящие стекляшки, говорю себе: «Да, Оле бы понравилось».

Неделя проходила насыщенно. Если в первые несколько дней обычно было мало клиентов, зато «пожирнее», то в выходные на мальчишники приходила потусить не очень богатая молодёжь. По субботам мы делали парад невест: все девушки выходили на сцену в длинных белых платьях. В течение ночи будущих женихов приглашали подняться к ним, снимали с них рубашку и ремень, надевали боа, как на поводке проводили вдоль сцены на четвереньках. Затем, оставив жениха в такой позе, шлёпали его же ремнём, иногда больно, поднимали и усаживали на пуфик, надевали огромные очки, заливали в рот текилу и отпускали с миром. Все были в восторге.

Гости бывали самые разные. Те, кто пришёл на мальчишник, особо не тратились. Им было просто любопытно. Некоторые покупали танец, но в основном мы с ребятами просто пили и болтали: кто кем работает, чем занимается. Некоторые начинали: «А вот у меня девушка…»

Тем, кто побогаче, часто просто хотелось красивой компании. С такими не разговариваешь, больше слушаешь. У них есть деньги, им нужны симпатичные девушки рядом. Они приходят, выбирают внимательно — для них это что-то, что подчёркивает их статус. Бывали и знаменитые клиенты.

Будний день, выхожу из курилки, в нос бьёт «жирный» запах травы. Удивляюсь: официально употреблять в клубе запрещено, и обычно никто не делает это так в открытую, хотя в туалете, по указанию хозяина, установили и плоские прозрачные раковины — чтобы дорожки раскатывать было удобнее. Спускаюсь по ступенькам. В тёмном зале сидят два клиента: один мужичок-француз постарше с какой-то девочкой и второй молодой, обеими руками обнимает двух девчонок. Я всех спрашиваю: «А кто, кто это?» Мне отвечают: «Джастин Бибер».

Мужчина постарше говорит: «Идите сюда, девчонки». И обращается к Биберу: «Выбирай кого хочешь». Тот остановился на Алине, девушке типажа Селены Гомес. После она рассказывала, что в «привате» он попытался её облапать, пил шампанское и отказался платить, потому что он звезда и ему должны предлагать бесплатно. В итоге за бутылку и танец рассчитывался его охранник.

За время работы у меня успело испортиться впечатление о мужчинах. Хорошо помню, как клиенты постоянно обсуждали женщин. Выходит девочка на подиум танцевать, а они: «Ты посмотри, у неё какие-то ноги кривые, а у той лицо жирное». Сидят, оценивают как лошадей, разве только в зубы не заглядывают. К таким клиентам я испытывала отвращение — было обидно за девочек: «Ты на себя посмотри!» Я всегда работала для души, поэтому мне было неприятно сидеть в зале, выслушивать это, а потом упрашивать человека, чтобы он пошёл со мной в «приват», даже если можно было поднять денег. Если мне кто-то не нравился, даже если можно хорошо заработать, я просто сбегала подальше, хотя с таким подходом в стриптизе сложно.

Мне нередко было тесно в Paradise. Нам было разрешено слишком мало, менеджер могла ворваться и отчитать за танец. Даже не lapdance. Это был не стрип в полном виде. Просто ходить перед клиентам в трусах — это то же самое, что гулять по пляжу. А мне хотелось пошалить: подразнить его, закинуть ноги, прогнуться, встать в позу кошки. 

Почти все девочки работали на несколько заведений, и я тоже искала себе другие места. Мы подписывали стандартный контракт на месяц — о том, что работаем в клубе минимум две ночи в неделю. За саму смену обычно ничего не платили. Нет танцев — нет денег; всё, что натанцевала, — твоё. Конечно, за исключением 70 % клубной комиссии. По договору девушка не имеет права танцевать в других клубах, но если ты уже разбираешься в сфере, то всё-равно трудишься в нескольких местах параллельно — чтобы, так сказать, диверсифицировать пакет. Главное, не проболтаться и следить за расписанием. 

Клубы отличала рабочая атмосфера. Например, в 15-м округе Парижа — спокойный спальный район, не люкс, но и не гетто — было заведение, которое держала девушка из стран бывшего СССР. В детстве она уехала в Европу, попала в клуб, танцевала, потом доросла до менеджера, в итоге заработала и открыла своё заведение.

Я попала туда через других девочек. Место было совсем небольшое, и там всегда было как-то уютно и легко. Никаких бриллиантов и пафоса. Не нужно было заранее договариваться и подписывать контракты. Просто пишешь: «Я приду» — и всё. Клуб был больше похож на домашнюю тусовку. Никто не заставлял выходить на сцену, но кто-то всегда танцевал, потому что было желание. Каждый делал что хотел, девчонки болтали с гостями и одевались как им нравится — никакого напряга и гламура, меньше запретов. Танцовщицы иногда разрешали себя потрогать.

Там я познакомилась с Исидой. Полная, с крупным носом, большими губами и огромными бёдрами — не подходящая под стандарты красоты, она была очень популярна. Во французском языке есть слово cochonne — дословно «свинка», развратная девушка, которая любит секс. Ей нравилось показывать своё тело, она приходила в костюмах, которые просвечивали насквозь, и никогда не одевалась после танца. Так и ходила по залу, а в «приватах» разрешала себя поцеловать и потрогать. Её было бы сложно представить в другом месте, а здесь свобода. Можно танцевать и вести себя, как по-настоящему хочется. Поэтому в том клубе многим нравилось: и девочкам, и клиентам.

В сытые времена Paradise мог отправить кого-то в командировку — работать в других клубах: зимой в Альпы, летом в Канны или в Сен-Тропе. Но это редкость. Обычно девочки были сами по себе. Отпахала месяц — свободна, работай где хочешь и кем хочешь.

Все курсировали: кто по Европе, кто уехал в Америку, кто в Австралию. Так мы с подружкой махнули на юг Франции, в Кап-д'Агд — в место под названием «Остров развлечений», неподалёку от деревни нудистов. Там был парк аттракционов, где тусовалась вся местная молодёжь, а в два крупных клуба, расположенных рядом, в сезон вереницей приезжали диджеи из Парижа и Ибицы.

Я сменила несколько стран и регионов, работала в Осло, на Ибице, Мальте и Гваделупе. Сначала было немного страшно, но быстро выяснилось, что поехать в другой регион или страну просто, не нужен никакой агент. Собираясь в Осло, я просто вбивала в поиск «strip-club Norvège». Нашла несколько клубов, написала владельцу: «У меня есть вот такое окно с такого по такое декабря, я могу приехать?»

Большинство клубов предоставляет танцовщицам жильё. Обычные квартиры, что-то вроде общежития для своих. Приезжаешь, занимаешь койку или комнату, работаешь. Но в Норвегии было немного любопытнее. Клуб принадлежал каким-то мигрантам из Шри-Ланки. Они очень боялись, что их заведения закроют из-за того, что девушки что-нибудь вытворят или встретятся с клиентами, поэтому общежитие располагалось за пределами города. Два дома у шоссе, один продуктовый ларёк и никакой цивилизации рядом. Уехать оттуда было сложно и всегда нужно было предупреждать и спрашивать разрешения у хозяев. А вот на Гваделупе было шикарно: там нас поселили на вилле, довозили до клуба каждый день и обратно, а в свободное время можно было минут за пятнадцать дойти до океана. 

Как-то раз приятельница из Paradise решила поехать на Мальту. У меня тогда был непростой период в жизни, я переживала неудачный роман, нужно было сменить обстановку. Я отправилась вместе с ней и устроилась в клуб «Whitepollats». Там я поняла: если вы хотите построить успешный бизнес и открыть свой клуб — нанимайте танцовщиц из Румынии. Они обязательно найдут клиентов и разведут на что угодно. Не знаю, как они это делают. 

Ещё в Париже со мной несколько смен работали две румынки: одна была как трапеция, с грязными волосами и горбом на спине, вторая очень много курила, поэтому у неё постоянно воняло изо рта. Но как они мужиков за собой таскали — я была в шоке. 

В том клубе была ещё девочка — симпатичная, худенькая, я не замечала в ней ничего особенного, но мужики выстраивались в очередь. Она почти не говорила по-английски, но что-то в ней было. Клиенты сами её отыскивали и уговаривали потанцевать для них. На Мальте успехом пользовались те, кто многое позволял задёшево. Но это всегда было что-то ещё, умение удачно продать себя. Даже танцуя ради любви к искусству, ты ведь всё равно торгуешь своим телом.

Что может позволить себе танцовщица в Европе? Если она хороший «продавец», то можно жить очень хорошо. 

В кого-то там клиент влюбится — вот тебе свадьба, любовь и богатство. Кто-то поднимает по тысяче евро за вечер на «приватах». Были и девушки, которые совсем уходили из стрипа, потому что они не зарабатывали. Но если, как я, не гнаться за женихами, ни с кем не встречаться и не гулять, а просто работать в своё удовольствие, то на жизнь хватает, но деньги не заоблачные. Главный плюс такой работы в Западной Европе — для окружающих в этом нет чего-то необычного и неправильного.

Ни во Франции, ни в Норвегии я никогда не чувствовала себя чужой и несчастной из-за того, чем занимаюсь. На танцовщицах не ставят клеймо. Если я говорила: «Я работаю стриптизёршей», люди отвечали: «Ой, прикольно». В Москве бы уже назвали проституткой и решили, что я ни на что больше не способна. 

За три года работы я начала иначе смотреть на своё тело. Я всегда думала, что я толстая. Я не была идеальной — был животик, но при этом находились люди, которые фотографировали меня как модель. Меня снимали в клипах, приглашали танцевать в разные заведения. Оказалось, чтобы просто танцевать стриптиз в своё удовольствие и радовать окружающих, не нужны сиськи огромного размера или фигура пантеры. Твоё тело и без этого может быть сексуальным. И вообще, сексуальность — не про фигуру, а про то, как ты танцуешь, насколько ты интересный человек. Эти три года были лучшими в моей жизни.