Рабы соцсетей. Почему мы следим за аккаунтами бывших

На изучение аккаунтов всех бывших уходило много времени, но счастья это занятие не приносило. Если девушки, которых рассматривала Марина, казались ей плохо одетыми или непривлекательными, она злорадствовала. Но если они выглядели успешными и красивыми, для неё это становилось ударом. «Я начинала медленно и методично себя гнобить. Не такая худая, как его бывшая, не такая изысканная. Мне было очень плохо от этих мыслей, они разрушали меня изнутри, выматывали, тащили на дно депрессии, которую нужно было искусно маскировать, ведь я встречалась с потрясающим парнем, которого очень любила, и у него было столько идеально красивых женщин с потрясающими густыми волосами. Если я буду хоть немного недотягивать, он моментально бросит меня».

Так продолжалось несколько лет. Марина ничего не могла поделать и продолжала маниакально следить за страницами бывших девушек своего парня. В конце концов отношения с ним испортились, и они расстались. Марина стала меньше сидеть в соцсетях, перестала отслеживать, чем живут все её бывшие. Теперь она сидела на странице только у одного человека — у новой девушки Артура. «Я это объясняла тем, что мне его очень не хватает и хочется хотя бы таким способом понимать, чем он живёт. В какой-то момент я поймала себя на том, что рассматриваю её фотографии и ненавижу её. Я снова начала сравнивать себя с ней — не в свою пользу, естественно».

Тогда Марина перестала следить в соцсетях за девушкой Артура, а через некоторое время они с Артуром опять сошлись и стали проходить семейную психотерапию, чтобы вместе разбираться с психологическими проблемами. Марина больше не начинает утро с просмотра аккаунтов бывших — иногда хочется, но в такие моменты она старается себя отвлекать. Психотерапевту она так и не рассказала, что долгие годы маниакально просматривала чужие аккаунты: ей самой эта история казалась слишком дикой, чтобы с кем-то поделиться. Теперь Марина удалила информацию из всех собственных аккаунтов и сделала их максимально закрытыми. Она объясняет: «Если у меня хватило мозгов, упорства и глупости проникать в чужие жизни ради саморазрушения, то это может делать и кто-то, кто захочет нанести реальный вред».

Часто наше поведение в соцсетях зависит от наших психологических проблем и травм, объясняет врач-психотерапевт Сергей Дивисенко. Например, постоянное болезненное сравнение себя с другими — очень частое явление. Тут виноваты не соцсети, а проблемы с самооценкой. Обычно они появляются ещё в детстве, когда родители ставят нам в пример братьев, сестёр, одноклассников или одногруппников в детском саду. Воспитатели устраивают постоянные соревнования — кто лучше расскажет стишок или изобразит снежинку на новогодней ёлке. Во всех современных книгах для родителей написано, что нельзя ни с кем сравнивать своего ребёнка — он должен знать, что родители любят его безусловно, и тут нет каких-то критериев. Они не станут меньше любить его из-за двойки или из-за того, что он бегает хуже одноклассников. «Многие родители и учителя младших классов до сих пор внушают детям, что есть какие-то критерии, по которым они могут быть более или менее хорошими. А потом из этих детей вырастают взрослые люди, которые постоянно смотрят на других и мучают себя из-за того, что у кого-то фигура лучше», — рассуждает Дивисенко. Такие проблемы существовали у людей всегда, но с появлением соцсетей они переместились в интернет-пространство вместе с пользователями, и их внешние проявления стали выглядеть по-новому.

Сегодня в России примерно 80 % людей пользуются соцсетями. В США — 81 %. Чем больше людей заводят себе аккаунты, тем чаще учёные, СМИ и простые пользователи говорят о том, что это может быть вредно для психики. Зависимость от соцсетей считается одной из форм интернет-зависимости. На сегодняшний день по медицинским критериям она не считается психическим расстройством. Она не входит ни в МКБ — международную классификацию болезней десятого пересмотра, ни в DSM-V — диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам. Но Американская психиатрическая ассоциация признаёт: интернет-зависимость существует, и она по своим признакам похожа на многие другие зависимости. У зависимого от интернета человека тоже развивается толерантность, так что он тратит всё больше времени (или денег) на своё увлечение, а если он попробует от него отказаться, начнётся синдром отмены — ломка. Включение интернет-зависимости в международную классификацию — вопрос времени. Как объясняют в Американской психиатрической ассоциации, пока этот феномен просто недостаточно изучен. Учёным не совсем ясно, считать ли интернет-зависимость отдельным заболеванием или симптомом уже существующего расстройства. Также непонятно, как классифицировать эту проблему: должна ли она стоять в одном ряду с остальными зависимостями (никотиновой, алкогольной и так далее), с расстройствами импульсного контроля или с обсессивно-компульсивными.

Из-за того, что интернет-зависимость до сих пор не включена ни в одну международную классификацию, в разных странах врачи пользуются разными критериями для диагностики этого расстройства. Поэтому назвать точную статистику невозможно: по разным исследованиям, распространённость интернет-зависимости составляет от 0,3 % до 38 %.

Ещё одна сложность заключается в том, что интернет-зависимость — очень широкое понятие. Человек может тратить всё своё время на азартные игры или на соцсети, и это два совершенно разных случая. Игроманию уже включили в DSM, потому что её достаточно тщательно изучили. Но остальные виды интернет-зависимости — зависимость от соцсетей или от порносайтов — требуют дополнительных исследований.

«Меня беспокоит то, что я не могу убрать телефон из рук. Даже если доступа в интернет нет, я буду перечитывать заметки и пересматривать фотографии. Если интернет есть, я буду механически листать ленту. Я делаю это, когда ем, когда сижу в кино, когда разговариваю с кем-то, когда жду, когда нервничаю. За рубежом я в первую очередь узнаю, где здесь ближайшая точка Wi-Fi. Если это долгая поездка, я трачу большие деньги, чтобы у меня круглосуточно был мобильный интернет. Прошлым летом я жила в Италии полтора месяца и потратила больше 150 евро на интернет».

«Мы вместе читали Кастанеду, играли на гитаре и занимались любовью на втором этаже двухъярусной койки. Он бросил меня в день всех влюблённых и не вернул мои пассатижи. Наверное, полгода я проверяла его страницу каждый день. Я смотрела его фотографии, потом ложилась в кровать и смотрела в потолок. У меня была депрессия, я реально ничего не делала. Я до сих пор изредка захожу к нему на страничку. Это не лечится, да?»

«…Лайки. Я хочу их тысячи. Зачем? Я же умный, красивый, потрясающий. Но это признают лишь десятки друзей. Мне надо больше! Чтобы цитировали, ссылались и делали репосты. Лайки — вернее, их отсутствие — главный яд соцсетей. Напишешь что-то трогательное, пронзительное, злободневное или берущее за душу. Пять лайков. Запостишь котика — пятьдесят. Вы издеваетесь?!»

Большинство читателей, которые прислали письма в редакцию, признались, что следят за соцсетями бывших, хоть это и доставляет им мучения. Кто-то не может жить без лайков, кто-то — без новостной ленты. Выяснилось, что проблема у каждого своя. Но есть общие черты: все откликнувшиеся испытывают болезненные ощущения из-за соцсетей, но при этом не перестают ими пользоваться.

Хотя интернет-зависимость пока не признана психическим расстройством, её уже лечат по всему миру. В США с 2009 года работает реабилитационный центр Heavensfield Retreat Center — он предлагает детокс-программы и семейную психотерапию для пациентов. В Китае для интернет-зависимых подростков работают «исправительные центры» с армейской дисциплиной. В 2017 году в одном из таких центров погиб восемнадцатилетний подросток. Что именно случилось — неизвестно, но китайские «исправительные центры» известны тем, что в них практикуют электрошоковую терапию и насилие по отношению к пациентам.

В России явление пока не достигло таких масштабов, но в 2017 году депутат Заксобрания Санкт-Петербурга Алексей Цивилёв предложил тестировать учеников российских школ на интернет-зависимость. По мнению депутата, современные подростки в опасности, потому что с детства привыкают пользоваться смартфонами и планшетами. Вице-спикер Госдумы Ирина Яровая предлагает включить в школьную программу ОБЖ курс о влиянии технологий на здоровье человека и хочет, чтобы учителя и родители научились выявлять интернет-зависимость у детей «на ранних стадиях». Департамент образования публикует памятку: как выявить признаки интернет-зависимости у ребёнка.

Одним из ведущих мировых специалистов по изучению интернет-зависимости считается Кимберли Янг — профессор психологии Питтсбургского университета в США. Она занимается этой проблемой с девяностых годов и основала центр помощи для людей, страдающих интернет-зависимостью. Янг считает, что большинству людей, испытывающих проблемы с интернетом и соцсетями, не помешала бы когнитивно-поведенческая психотерапия. «Зависимости не существуют в вакууме, — объясняет Янг. — Чаще всего эти люди подавлены, испытывают социальную тревогу или другие психологические проблемы, которые можно вылечить».

Врач-психотерапевт Сергей Дивисенко согласен: если человек, например, использует соцсети, чтобы маниакально выслеживать своих бывших, то проблема тут не в соцсетях, она куда глубже. «Бывает, что физически мы расстались с человеком, но психологически никак не можем его отпустить, — объясняет Дивисенко. — Это называется психологическая зависимость. Зависимый человек может начать следить за объектом своей любви, постоянно проверять его страницу, чтобы создать иллюзию, будто бы тот всё ещё присутствует в его жизни».

Часто люди привязываются к соцсетям, потому что им нужно социальное одобрение. Как объясняет Дивисенко, это — нормальная человеческая потребность. Обычно у человека есть несколько кругов общения. Первый — семья и самые близкие люди. Второй — друзья, третий — коллеги и так далее (порядок может быть другим в зависимости от приоритетов и обстоятельств). Если человек самодостаточен и в его кругах всё в порядке, то ему, скорее всего, будет хватать того внимания и социального одобрения, которое он в них получает. Если нет, он пойдёт дальше. «Раньше, когда у людей возникала такая проблема, они ехали на „Поле чудес“ или звонили на радио. Теперь пишут посты в соцсетях, — объясняет Дивисенко. — Это не значит, что все пользователи соцсетей не самодостаточны и недополучают внимания. Но если у человека всё в порядке, то он не будет расстраиваться из-за количества лайков и каждые пять минут проверять, много ли репостов собрала его запись».

«Если у человека есть склонность к зависимостям, то аддиктивным агентом — то есть предметом зависимости — может стать почти что угодно», — говорит психиатр и психотерапевт, кандидат медицинских наук Виталина Бурова. В 2004 году она защитила первую в России диссертацию об интернет-зависимости. Как объясняет Бурова, аддиктивным агентом может быть быть что-то, что приносит человеку удовольствие, становится волшебной палочкой, которая поднимает настроение. Например, человеку наедине с собой плохо, а соцсети притупляют это чувство, и он заходит в них снова и снова.

Склонность к зависимостям зависит от разных факторов: у каждого из нас есть свой генетически заложенный уровень эмоциональной уязвимости и более или менее благоприятная среда вокруг. Всё это влияет на самооценку и уровень тревожности, и как следствие может развиваться склонность к зависимостям. «Больше всего к появлению зависимостей предрасположены люди с нарушенной самооценкой и слабым контролем над импульсами, — объясняет Бурова. — Но это не значит, что у них у всех есть зависимости. Правильнее будет сказать, что не у всех людей с нарушениями самооценки есть зависимости, но у всех людей с зависимостями есть нарушения самооценки и повышенный уровень тревоги».

Для некоторых людей с повышенным уровнем тревоги проверка соцсетей становится своего рода ритуалом. Кажется, что если ты постоянно проверяешь ленту новостей и обновления друзей, то ситуация у тебя под контролем, что бы это ни значило. «По этой же причине некоторые пользователи не могут оставить сообщение неотвеченным, — объясняет Дивисенко. — Как будто произойдёт что-то плохое, ситуация выйдет из-под контроля». Это — отголоски мифологического мышления, так же, как привычка потереть нос собаки на станции метро «Площадь революции». Многие люди придумывают себе ритуалы и приметы, чтобы погасить тревогу: «если я потёр нос собаке, значит, ничего плохого не случится». Так мы начинаем верить, что можем контролировать мир вокруг, и жить становится спокойнее. По этой же причине нам часто кажется, что, пока мы не наблюдаем за новостями и обновлениями, может случиться что-то ужасное. На самом деле оно может случиться когда угодно независимо от того, наблюдаем мы или нет.

«Впрочем, некоторые люди „подсаживаются“ на новости, чтобы не заниматься чем-то, что им не нравится, или не думать о том, о чём они не хотят думать», — добавляет Дивисенко. Например, мы можем часами лихорадочно листать новости вместо работы. Может показаться, что мы зависимы от интернета. Но в такой ситуации стоит задать себе вопрос: а всё ли в порядке с моей работой? Не пытаюсь ли я от неё убежать?

Ещё одна распространённая проблема: многие пользователи соцсетей боятся выкладывать свои фотографии или посты. Им кажется, что их будут осуждать или смеяться, они лихорадочно читают комментарии и болезненно реагируют на критику в интернете. «Это тоже зависит от самооценки, — говорит Дивисенко. — Внутри многих людей сидит злобный критик, в психоанализе он называется жёстким суперэго. Он появляется ещё в детстве. Например, если родители выдвигают ребёнку оценочные суждения: наступил в лужу — бестолочь, получил двойку — идиот». В итоге человек начинает думать, что если он сделал что-то не идеально или ошибся, это делает его плохим. Из-за этого мы часто боимся сделать что-то неидеально и постоянно волнуемся: что о нас подумают? Чем более жёсткий критик сидит внутри нас, тем болезненнее мы относимся к чужим замечаниям.

Есть много других причин, из-за которых у человека может появиться тревожное и болезненное отношение к соцсетям. Случай каждого человека надо рассматривать отдельно, в зависимости от его обстоятельств. Но, скорее всего, проблема окажется более глубокой и давней. «Вряд ли соцсети сами по себе могут вызвать какое-то расстройство, — считает Дивисенко. — Это лишь инструмент для общения в интернете. С его помощью стало проще следить за жизнью других людей или получать социальное одобрение. Так что уже существующие проблемы могут стать заметнее или проявиться по-новому. Но рассматривать соцсети как корень зла в таком случае явно не стоит».

В сентябре 2017 года вдова вокалиста группы Linkin Park Талинда Беннингтон запустила флешмоб #FaceOfDepression. Участники выкладывали радостные селфи, сделанные во время тяжёлых и депрессивных периодов. Смысл акции был в том, чтобы показать: если человек улыбается на фотографии, это не значит, что ему не нужна помощь. Иногда стоит внимательнее прислушиваться друг к другу.

В акции приняли участие пользователи соцсетей по всему миру. Уже в первые часы после запуска флешмоба у него набралось несколько тысяч участников. Выяснилось, что многие стыдятся поделиться в интернете своими переживаниями и попросить о помощи, а вместо этого даже в самые тяжёлые моменты делают вид, что у них всё хорошо.

«Это естественное человеческое поведение, — говорит врач-психотерапевт Сергей Дивисенко. — Люди обычно не хотят сталкиваться с чужой болью. В соцсетях мы ищем социальное одобрение, но мы не получим его, если будем рассказывать о своих проблемах. Поэтому даже в очень плохом настроении многие выкладывают котиков или позитивные посты».

Получается, что многие из нас создают в соцсетях как бы улучшенную версию себя: многие аккаунты выглядят так, будто их хозяева круглосуточно путешествуют и развлекаются с друзьями. И, хотя такое поведение в интернете вполне естественно, у него есть неприятная сторона.