Свиданок.нет

28 мая 2018

Ваш любимый самиздат уже рассказывал, как российские женщины превращаются в «заочниц», «ждуль» и «зэкуль», заводя романы с заключёнными по переписке. Теперь автор «Батеньки» отправился исследовать эту культуру под новым углом: сам попытался влезть в шкуру потенциальной подруги заключённого, чтобы понять, где те знакомятся с девушкам, правда ли это их спасает и как устроены основные приёмы флирта в этом мире.

фсин-иконка.png

Исследование
«Тюрьма»

Меня зовут Лера МОсковская — именно так, с якобы случайно заглавной «О», что должно говорить о моей наивности и непосредственности. У Леры МОсковской есть и простая русская фамилия — Иванова, которую можно назвать, если кто-то уж очень заинтересуется. Лере двадцать два года, она увлекается музыкой, путешествиями и кулинарией, заканчивает четвёртый курс пединститута — совсем скоро будет учить ребят русскому языку и литературе. А ещё Лера, то есть я, ищет «надёжного мужчину для серьёзных отношений» и делает это на сайте для знакомств заключённых. Да, это обман, но обман вынужденный. И без того закрытая социальная группа российских заключённых закрывается ещё сильнее, когда речь идёт о романтических вопросах, поэтому для того чтобы выяснить, как именно они заводят романтические отношения с женщинами, приходится самому прикинуться ею. Я не давал обещаний дождаться, не обнадёживал перспективой отношений, а лишь фиксировал старт знакомства, чтобы изучить основные приёмы флирта в этом мире.

В том, что я выбрал для себя амплуа молодой образованной красавицы, нет ничего странного или необычного: исследователь Елена Омельченко, занимавшаяся феноменом русской заочницы, выяснила, что среди дам, которые многие часы проводят в очередях на передачки, немало таких, как я, —  молодых и привлекательных студенток. В первую очередь их привлекает тот мифологизированный образ настоящего мужчины, который свободное от «войны» время должен проводить в местах лишения свободы. А такой настоящий мужчина, если он в самом деле авторитетный заключённый, может стать хорошим покровителем и учителем «по жизни». Немало среди «заочниц» и женщин с неустроенной личной жизнью или травмированной психикой, которые видят в помощи заключённым свой крест: дескать, ни на что другое я не способна, так хоть помогу человеку встать на ноги. Но это процесс небыстрый: по тюремным понятиям «настоящей» женой является та, что ждала и поддерживала не меньше пяти лет. Такого времени у меня, конечно, не было.

***

Новое сообщение: жёлтый смайлик, смущаясь и краснея, протягивает из-за круглой своей спины розочку. Цветы мне дарили и раньше — женщины (редко), дети (часто), но зэки — никогда.

Таких смайликов я не видел с 2007 года, когда написал последний пост на форуме группы «Король и Шут», или с 2008-го, когда отправил последнее сообщение в ICQ. Здесь же других не водится: сайт, куда я пришёл знакомиться с заключёнными, как и сами пенитенциарные учреждения, остался будто законсервированным в унылом собственном соку.

Выглядит он так. В верхнем правом углу — баннер с рекламой «зоновских чёток, нардов и ножей», и взгляд каждый раз непременно останавливается на нём, фиксирует схожесть перекидных чёток с отвратительной многоножкой. В верхнем левом углу — список последних жалостливых тем на форуме: «Простил её, а сам одинок… Кто подберёт…»; «Господа, посоветуйте, что делать…». А в самом низу крошечными буквами: «Проект Виталия Лозовского».

Этот Виталий Лозовский крайне печётся об арестантах и их досуге: он «посетил» с двенадцать разных зон и тюрем, где провёл три года, а после путешествия написал книгу «Как выжить и провести время с пользой в тюрьме», создал эзотерическое общество «Интенсивный курс подготовки к свободе» и зарегистрировал несколько интернет-проектов, среди которых и мой сайт для знакомства с заключёнными — Svidanok.net.

Конечно, можно знакомиться и в социальных сетях. Для того существуют специальные группы: ***Знакомства с арестантами***ЗНАКОМСТВА для тех, кто находиться в млсЗнакомства с АрестантамиЗнакомства АУЕ и прочие, но все они либо слишком малочисленны, либо слишком маргинализированы: в перечисленных вся стена забита рекламными репостами или неадекватными гомосексуальными коллажами на неизвестных мне «петухов». Поэтому для знакомства с арестантом я выбрал сайт Виталия Лозовского.

Лозовский, да и вся существующая тюремная романтическая традиция делит людей на две категории: арестанты и вольные, и я смиренно зарегистрировал анкету вольного человека. Особняком стоят арестанты без возможности выхода в интернет — по идее, к таким должны относиться все заключённые, поскольку пользоваться телефоном в колониях запрещено, но на практике это правило работает только в отношении пожизненно осуждённых и арестантов в самых суровых «красных» колониях. Но отсутствие телефона вовсе не означает невозможность контакта с внешним миром: родственники или друзья арестанта без телефона могут зарегистрировать ему анкету на сайте Лозовского, а все входящие письма пересылать через систему «ФСИН-письмо» или обычной почтой. Одна страница «фсин-письма» (2500 знаков) стоит 55 рублей, отправка фотографии — 30 рублей. Можно даже отправить пустое письмо (за те же деньги), и тогда у заключённого появится возможность самому написать кому вздумается — бесплатно.

Отныне я становился в строй заочниц — женщин, которые стремятся завязать отношения с заключённым или поддерживают на расстоянии уже имеющуюся связь. Таких, как я, ещё называют пренебрежительно «баульщицами»: удел их — приезжать за сотни километров на редкие свидания в обнимку с клетчатыми сумками, полными одежды и всякой снеди. По закону заключённому положено от двух до шести краткосрочных свиданий по четыре часа и от двух до шести длительных — по три дня. Количество свиданий зависит от статьи, по которой проходит арестант, и от отношений зэка с начальством колонии: за какую-нибудь ничтожную провинность заключённого могут надолго лишить возможности видеться с родственниками или любовницами.

Да, бывает так, что у заключённого не одна и даже не две возлюбленные, которые приезжают к нему на длительное свидание со всеми вытекающими, и девушки эти не подозревают о существовании друг друга, а уж тем более — о существовании жены арестанта.

На форуме Лозовского я вычитал историю некой Ферганы — о её нелёгкой судьбе и о том, что она знала с детства: её любимый мужчина будет находиться в «неприятных местах», — бабушка нагадала по картам. С молодым человеком она познакомилась, ещё когда тот был на воле: увидела его, красивого, в гостях у родственников, парень ей приглянулся, хоть и женатый, он же на неё даже внимания не обратил. И вот парень попадает за решётку, жена уходит от него, и завязывается у него с Ферганой вдруг страстная переписка. Но карты не сулят хорошего, говорят, что где-то есть у любимого ещё одна женщина. И вправду: от родственников Фергана узнаёт, что к её мужчине на длительное свидание ездила другая. История Ферганы, кажется, не завершилась ничем хорошим: срок возлюбленного кончился в этом году, а радостных сообщений на форуме о воссоединении с прощёным мужчиной от неё не было.

Из коллективного печального опыта развивается и ложная подозрительность. Моя коллега-заочница Ежевика буквально вела трансляцию всех своих терзаний и мук. За два года больше чем в тысяче сообщений рассказала она, как познакомилась с зэком, как полюбила его, как писала стихи, как созванивались с любимым чуть ли не каждый день. Денег мужчина не требовал, корыстных целей не изъявлял, но вдруг пропал — и пропал надолго. После нашёлся, объяснился: переводили в другую зону, в красную, и поддерживать регулярную телефонную страсть он уже не сможет. Ежевика решила, что у её мужчины есть другая, и принялась рвать на себе волосы, а заодно порвала и связь со своим арестантом. Написала она ему на форуме открытое письмо, где просила понять и не винить, но скоро экзальтированная Ежевика не выдержала и вновь вышла на связь. Так повторялось несколько раз, а кончилось дело свадьбой и рождением ребёнка.

Я был готов к любому сценарию — ждал, что мой арестант окажется обманщиком и станет выпрашивать у меня передачки, но надеялся, что судьба хотя бы на краткое время сведёт меня с порядочным мужчиной, с настоящим человеком. Последнего, однако, я даже боялся: мне было страшно разбить сердце честному и благородному человеку, случайно оказавшемуся в местах лишения свободы. И вот эта роза.

***

Он сразу мне понравился — и дело не в цветке. Мой Игорь писал почти без ошибок.

Мы общались поначалу на вы, он проявлял чудеса куртуазности, он искренне интересовался моими делами, он аккуратно и ненавязчиво рассказывал про свои. Вот мы уже перешли на ты, и Игорь показал свою фотографию — нежные, почти юношеские черты лица, добрый взгляд. Мне не верилось, когда он признался, что ему почти сорок и сидит он уже двадцать лет.

Может, именно благодаря возрасту, но Игорь, мой первый, был умнее остальных, писавших мне без оглядки, ослеплённых моей внешностью «привет, клева выглядиш!!!», «знакомишся, красотка?» Он сразу понял, что фотографии в анкете не мои, и стал выпрашивать настоящие. Пришлось придумывать боязнь сглаза и вторжения в личную жизнь. «Ведь ты уже успел пробить по поиску мои ненастоящие фотографии, а если бы я выложила настоящие, ты бы уже знал мой профиль в одноклассниках и ВК!»

Вроде бы моя придумка сработала, и на какое-то время тема настоящих фотографий была забыта. Но переживал не только он: я вчитывался в сообщения и чувствовал, будто со мной переписываются несколько разных людей. Сначала Игорь ненадолго пропал, а потом намекнул, что со связью у него, хоть он и сидит в черной зоне, не очень: телефон забрали во время шмона. Но денег он не просил. Затем объяснил, что звонит с телефона товарища, и мне стало казаться, что это не Игорь, а товарищ его флиртует со мной: откуда-то появились многоточия, которых раньше не было, ошибки в орфографии.

Но страшное дело — я по-прежнему испытывал пронзительное сочувствие к этому тонкому человеку, радовался его сообщениям и хранил тот его образ, который сам себе придумал, взглянув впервые на фотографию Игоря и получив от него цветок. И эта нежность росла вместе с подозрениями — вопреки всякой логике.

В десятке сообщений Игорь рассказал, что любил девушку, выручал её из опасных ситуаций и однажды, провожая её, сцепился с каким-то подвыпившим мужчиной. Завязалась драка, и, если верить моему Игорю, он не рассчитал силы, когда избивал, пьяный и импульсивный, пьяного же обидчика. Убитым оказался сотрудник милиции.

Пусть даже эта история была целиком выдуманной и, может, даже выдуманной другим человеком — я не мог продолжать этот обман. Но и сказать, что больше никогда не напишу ему, не смог: просто пожелал спокойной ночи и попросил простить меня, дурёху. Больше я ничего не объяснил.

***

Были и другие. Они писали мне на ломаном русском, умоляли дать мой номер телефона, «чтобы продолжить общение вживую» и «насладиться моим голосом».

Кажется, для арестантов сайт Лозовского — лишь перевалочная база, где можно найти собеседницу, «заинтересовать» своими «привет» и «салют крошка», а дальше увлечь в какой-нибудь мессенджер или социальную сеть. Где-то на третьем сообщении арестант считал, что пора: «пашли в воцап».

В предыдущих же двух сообщениях средний арестант успевал обрисовать себя: он обязательно порядочный, честный, не пьёт и не курит; попал в млс по чистой случайности — «вступился за девушку» или «друзья попросили довезти какой-то пакет, а там оказались наркотики». Получалось, что российские колонии заполнены едва ли не декабристами Бестужевыми (что самое забавное, в русском языке слова «стужа» и «стыд» являются однокоренными, и коллективный Бестужев состоит из десятков тысяч потерявших стыд господ).

Но, в отличие от Игоря, господ Бестужевых больше чем на дюжину сообщений не хватало — как будто за решёткой они совершенно разучились разговаривать. И мне страшно было представить то уродливое неловкое молчание в наших невозможных телефонных разговорах. Никто из них не смог произвести на меня такого же впечатления, как Игорь, и это даже к лучшему, иначе моя душа переполнилась бы жалостью и треснула.

А жалости в ней и так достаточно — к тем неизвестным, кто дожидается вечера, чтобы тайком проверить сайт Виталия Лозовского, кто годами уничтожает себя ревностью, к тем, кто любит обманщика. Но больше всего в ней жалости к арестантам без интернета — к пожизненно заключённым, в камеру к которым любовь сможет проникнуть лишь через казенное ФСИН-письмо, но от кого?