В России полмиллиона человек сидят в колониях. Раз в три месяца — или раз в полгода, если арестант сидит на строгом режиме, — десятки тысяч женщин едут к своим мужьям, сыновьям, братьям и отцам на длительные свидания. Три дня они живут вместе на территории колонии. Самиздат публикует анонимный рассказ о том, как устроена жизнь на ДС и что происходит с отношениями людей, когда они проводят вместе лишь двенадцать  дней из трёхсот шестидесяти пяти.

Исследование
«Тюрьма»

Я стою босиком на полу и стягиваю с себя свитер и джинсы. Девушка — её волосы собраны в тугую косу, открывая доброе лицо, которое никак не сочетается с синей пятнистой формой, — помогает складывать мою одежду на кровать. На мне остаётся только бельё — «для особого случая», из чёрного лёгкого кружева. В комнате страшно холодно, но руки у девушки тёплые, и она нежно залезает рукой под бельё и трогает мою грудь.

Это, пожалуй, самое богатое событие моей сексуальной жизни за два года, что мой муж сидит в тюрьме. Убедившись, что я не спрятала в швы белья ничего вроде карт памяти и пакетиков с героином, девушка возвращает мне одежду. Пока я одеваюсь, она начинает доставать из моих сумок еду и вещи, перебирать их, встряхивать, обнюхивать и кидать в кучу на кровать.

Голый матрас, на который летят все мои вещи и продукты, покрыт пятнами, о происхождении которых я до сих пор предпочитаю не думать. Я хочу, чтобы обыск поскорее закончился и можно было расстелить на кровати бельё, которое я привезла с собой, и протереть каждую поверхность дезинфицирующим средством — о нём я тоже позаботилась заранее. А ещё страшно хочется писать: я шесть часов торчала в очереди на длительное свидание у колонии. Туалетов для ожидающих предусмотрено не было.

Через час, когда каждая складка одежды прощупана, продукты истыканы ножом, все вещи тщательно выпотрошены, девушка готова меня оставить.
— Можно в туалет?
— Не положено.
— А когда можно?
— Часа через два.
— Я так долго не смогу.

Девушка смотрит на меня с досадой и сдаётся:
— Только пулей!

Я иду за ней по длинному коридору, по левую руку — череда таких же, как моя, комнат. Там жёны и матери ждут, когда их тоже досмотрят. Мы проходим гостиную, где стоят большой телевизор и видеоприставка, кухню — я успеваю заметить на стене над плитой коричневого таракана — и, наконец, добираемся до туалета. В нём пахнет освежителем воздуха «Сирень».

Вернувшись в комнату, я привожу её в порядок: продукты — в холодильник, одежду на три дня и другие мелочи складываю по полкам. Я вырубаюсь от усталости и волнения, забывая о пятнах на матрасе, и просыпаюсь от скрипа двери, когда в неё вошёл мой муж.

Как выглядит первая встреча с человеком, с которым ты прожил вместе много лет, но не виделся два года? Конечно, сначала вы обнимаетесь и целуете друг друга. Потом хочется немедленно снять с него тюремную одежду — нелепый чёрный оверсайз, который пахнет сигаретами и режимом. Вы оба начинаете раздеваться, пока радость встречи не отступает перед каким-то колоссальным чувством неловкости: вы знаете друг друга как самих себя, но за время разлуки начали стесняться человеческого тела. И ведёте себя зажато и неуверенно, как подростки в первый секс.

Красивое чёрное кружево только усугубляет ситуацию: вот ты постаралась и выбрала в магазине роскошный наряд, но как же абсурдно и комично он выглядит в антураже комнаты длительного свидания — на фоне старого разбитого шкафа, пузырящихся пожелтевших обоев и самой дешёвой икеевской кровати «Фьельсе». Теперь я чувствую себя как героиня самого карикатурного дешёвого порно.

Тут же вспоминаешь почему-то про проклятые пятна на матрасе, на котором вы лежите. И что за стенкой во всей дюжине комнат сейчас, должно быть, происходит то же самое. И при всем желании быть в этот момент рядом с любимым человеком ты понимаешь, что это не твой выбор — у тебя вообще его не было. И вы занимаетесь не любовью, а отчаянием.

Это чувство будет появляться каждый раз, до самого освобождения. Потому что если тебе разрешают есть раз в две недели, ты будешь жрать всё, что есть в холодильнике, запивая суп колой и заедая торт сыром, даже когда в горло уже не лезет. Потому что ты соскучился по еде, её вкусу и удовольствию, которое от неё получаешь.

На длительном свидании отношения проживают за три дня то, что должны были бы прожить за месяцы.

Вы в три раза яростнее ссоритесь, миритесь и трахаетесь. Планируете родить детей — сразу трёх; устроиться на работу — сразу на три, чтобы прокормить всех детей, и много путешествовать, но не просто в Испанию, а через Финляндию, Нидерланды и Францию.

Возможно, за горизонтом событий чёрной дыры находится просто комната длительного свидания. Потому что время здесь останавливается и растягивается на всю длину жизни, с тобой происходит ничего и одновременно всё сразу.

В шесть утра всех будят громкоговорители колонии, призывающие заключённых подняться и прожить очередной день, приближающий их к освобождению. На арестантов во время длительных свиданий это правило не распространяется, поэтому спать можно сколько угодно — и никто не сделает выговор. Но привычка к режиму делает своё дело, и в семь утра барак длительных свиданий оживает: матери и жёны бегут на кухню готовить любимым мужчинам завтрак, в душ выстраивается очередь арестантов — наконец-то можно постоять под потоком горячей воды.

Я предпочла не тратить время на готовку и каждый раз привозила с собой несколько сумок готовой еды на все три дня. И даже больше: всё вкусное — от сигарет до домашних пирожков — здесь может стать валютой. ЦБ курс не контролирует, поэтому за кусок торта или тарелку борща можно договориться с дневальным, чтобы он раздобыл вам в комнату микроволновку или даже пронёс флешку, на которую заботливый заключённый заранее записал каких-нибудь фильмов и музыки с телефона в колонии.

Телевизоры в комнатах есть, но не подключена антенна. Находясь тут, вы не узнаете, если КНДР нанесёт ядерный удар по США, а Собчак выиграет президентские выборы. Но можно раздобыть видеоплеер и воспользоваться библиотекой фильмов, предложенной администрацией колонии: «Горько», «Звонок» и полное издание «Улиц разбитых фонарей» на пяти дисках.

Арестанты ходят в гости друг к другу в комнаты, знакомят своих жён, пьют чай и делятся угощениями. В гостиной — те, к кому приехали родители: тут круглые сутки играют в FIFA или смотрят фильмы. В прогулочный дворик — заасфальтированный клочок земли, обнесённый двухметровым забором и закрытый сверху мелкой решёткой, — выходят только покурить.

Арестанты говорят, что за три дня в бараке длительных свиданий они забывают, что находятся в тюрьме. Женщины, покидая это место, признаются, что, если бы можно было сюда не приезжать, — они бы не стали.

Утро перед отъездом — самое отвратительное. В этот день всё время хлопают двери: кто-то решил напоследок оторваться и шумно поссориться, другие носятся между комнатами и кухней, собирая остатки еды в пакеты: заключённый может забрать с собой до десяти килограммов угощений. Туалет и душ всё время заняты.

Самые хитрые пробуют унести с собой в колонию вещи, которые не положены по режиму: например, удобные шорты или простую чёрную футболку. Они надевают их под тюремные штаны и куртки. Но если у дежурного фсиновца будет плохое настроение, он тщательно досмотрит каждого арестанта и заставит снять всё лишнее.

Но самое тяжёлое — это десяток пар красных мокрых глаз, с которыми постоянно сталкиваешься взглядом в коридоре на выход. Женщины сосредоточенно проверяют, все ли вещи собраны, могут задумчиво уставиться в заколоченное фанерой окно, будто видят там какой-то привычный пейзаж, потом смотрят на часы и вздыхают так тяжело, что дрожат стены.

Мужчины торчат в прогулочном дворике — курят.

Их уводят по одному. Наступает и наша очередь.

Первое, что я делаю, выходя из колонии, — включаю телефон. Знаю, что муж позвонит мне уже через полчаса. И вообще будет звонить каждый день следующие три месяца, пока я снова не приеду на три дня. Но вообще, если бы можно было сюда не приезжать, — я бы не стала.