Исследование
«Рабство»
Сексуальная эксплуатация — один из основных видов современного рабства. Мексиканский связной самиздата Карина Абдусаламова прошлась по главной секс-улице Мехико, где четверть проституток находится в рабстве, и отправилась в город Тенансинго, который давно уже коронован мировой столицей секс-рабства. Здесь сутенёрство превратилось в престижную профессию, которой овладевают целыми семьями, 71 % детей мечтает стать «падротес», рабовладельцы устраивают ежегодный пышный городской карнавал, а обращение в секс-рабыню строится не на насилии, а любви и психологическом давлении.
На этой улице можно найти всё — от экзотических фруктов до тысяч проституток. Исторический центр Мехико — место, где улицы прогибаются под тяжестью монументальных зданий, построенных в эпоху завоеваний. На главной площади, которая носит гордое название Zocalo (фундамент), возвышается Кафедральный собор Успения Пресвятой Богородицы, воздвигнутый на месте главного ацтекского храма бога войны Уицилопочтли и сконструированный испанскими колонизаторами из руин языческого святилища. От главной площади мощёные улочки центра расходятся в разных направлениях: одни ведут к облицованному мрамором Дворцу изящных искусств, другие выводят к главной торговой артерии города, району La Merced, название которого переводится как «милосердие». Милосердный район славится своим рынком, где есть всё: личи, которые в Мексике называют «обезьяньи яйца», листья кактуса нопалес, пиньята, запчасти велосипедов, нижнее бельё, товары для школьников. Также Ля Мерсед и его окрестности известны как самая большая зона проституции в Латинской Америке: здесь работают более трёх с половиной тысяч женщин, оказывающих секс-услуги. И если 75 % из них пришли в профессию добровольно, то остальные 25 % — жертвы сексуального рабства.
Проспект Avenida 20 de Noviembre, на котором живу я, разделяет центр на две части: его туристическая зона остаётся позади, открывая проход в «неджетрифицированный», дикий мир мексиканского раздолья. Проходя по улице San Pablo, что находится в двух кварталах от моего дома, невозможно не заметить одиноких женщин и девушек, а порой даже девочек, стоящих по периметру торговых рядов, как уценённое приложение к пластиковым кружкам и ортопедическим матрасам. Днём ходить по этой улице хоть и неприятно, но довольно безопасно. Людей вокруг очень много, все несут в руках что-то громоздкое и тяжёлое, так и норовя приложиться гигантским баулом к моей голове или проехаться тележкой по ноге. Из колонок громко трещит кумбия, продавец, называя меня «своей королевой», предлагает ознакомиться с ассортиментом фаянсовых унитазов. В воздухе пахнет жареной свининой и застоявшейся водой из глубоких луж. Я прохожу мимо девушки, которой не больше семнадцати лет: её чёрные волосы заплетены в косы, щёки покрыты густым слоем румян, глаза неровно подведены, маленькие ножки втиснуты в лакированные туфли на высоком каблуке — кажется, все усилия были приложены к тому, чтобы состарить её лет на десять. Другая девушка одета в синее платье чуть выше колена, из-под которого выглядывает глубокий шрам. Лицо её выглядит окаменелым, взгляд рассеянно блуждает по сторонам, не фокусируясь ни на чём. Они не разговаривают с иностранкой и не ответят на мои вопросы — за каждой из них присматривают «ястребы», чтобы они не разговаривали не по делу и не пользовались телефонами. О чём они думают? Как они сюда попали? Как вообще попадают в подобные места и есть ли возможность когда-нибудь из них выбраться?
Количество пропавших без вести женщин и подростков с 2010 по 2014 годы в Мексике увеличилось на 974 % с пятидесяти семи до шестисот двенадцати зарегистрированных случаев; семеро из десяти подростков — женского пола. Директор общественной организации по правам детей в Мексике REDIM (Red por los Derechos de la Infancia en Mexico) Хуан Мартин Перес Гарсия связывает эти цифры с возросшим влиянием криминальных группировок, вовлечённых в секс-трафик. IOM (International Organization for Migration) — единственная мексиканская НКО, ответившая на мой запрос на интервью. Они занимаются вопросами торговли людьми, в том числе с целью сексуальной эксплуатации, но работают в большинстве случаев с мигрантами: мексиканцами в Штатах или иностранцами в Мексике. На интервью с координатором программы по борьбе с торговлей людьми Рохелио Кинтеро я прихожу с увесистой папкой цифр сомнительной статистики, которую я кропотливо выкапывала из интернета в течение всей последней недели. «Я нашла информацию о том, что Мексика занимает третье место по количеству жертв, подвергшихся сексуальной эксплуатации, среди стран Латинской Америки. Это правда? Какие первые две?» Рохелио недовольно морщится.
— Мы не работаем с подобной статистикой. Исследования такого рода, с местами и медалями, ты можешь поискать в докладах TIP (Trafficking in Persons Report). Однако Мексика, безусловно, занимает одну из ключевых позиций в вопросе сексуальной эксплуатации женщин и подростков в регионе, потому что страна представляет собой стратегически важный географический пункт — мост между западным миром и Латинской Америкой. Огромное количество жертв торговли людьми из, скажем, Центральной Америки задерживается в стране на неопределённый срок до пересылки в мегаполисы вроде Нью-Йорка, Атланты, Хьюстона или Лос-Анджелеса. Если их обнаруживают в Мексике, они будут зарегистрированы как жертвы работорговли, потому что были вывезены из своей страны обманом и вовлечены в криминальную систему с целью сексуальной эксплуатации. Жертва работорговли обычно проходит через три фазы: вербовка — когда она попадается на крючок, подчинение и эксплуатация или попытка эксплуатации — в этом случае даже не важно, будет ли последний пункт осуществлён. Другой существенный момент в случае со статистикой по Мексике: жертв сексуального рабства всегда проще выявить, чем жертв трудовой эксплуатации, однако это не значит, что других разновидностей работорговли не существует. Просящие на улице милостыню дети и калеки также могут быть вовлечены в систему эксплуатации, но это гораздо сложнее выявить и доказать.
Также, по словам Рохелио, огромная разница между жертвами сексуального рабства и другими видами эксплуатации проявляется и в процессе психологической и социальной реабилитации. Если люди, подвергавшиеся трудовой эксплуатации, не видят существенной проблемы в возвращении к работе на новых условиях, то те, кто в течение долгого времени страдали от сексуального насилия, с трудом вписываются в привычные условия жизни и работы. Во многих случаях они чувствуют себя социально стигматизированными, даже при отсуствии давления внешних факторов. Страх перед неприятием, осуждением и унижением становится непреодолимым барьером, препятствующим социальной адаптации. Однако из этого правила есть и исключения.
Случай Карлы Хасинто, жертвы сексуальной эксплуатации, ставшей известной благодаря откровенному интервью CNN, — один из таких редких примеров. Двадцатидвухлетняя девушка, которая сейчас работает адвокатом, специализируясь на делах, связанных с сексуальным рабством, была принуждена заниматься проституцией с двенадцатилетнего возраста. За четыре года работы она была изнасилована более сорока трёх тысяч раз. Хотя в представлении большинства людей процесс заманивания девушек в рабство сопровождается насилием и агрессией, мексиканские сутенёры «падротес» (padrotes) работают совсем по иной схеме. Вместо угроз и похищений они влюбляют в себя девочек обещаниями, подарками и вниманием. Поскольку большинство жертв выходят из неблагополучных провинциальных семей, завоевать их доверие подобным образом оказывается довольно просто. Падротес тратят не больше трёх недель на «окучивание» девочек, иначе они обходятся им слишком дорого. Первая фаза, заманивание жертвы, завершается в тот момент, когда обманом её удается вывезти за пределы родного города. Когда жертва изолирована от друзей и семьи, начинается второй этап — подчинение. Случай Карлы — образцовый, она оставила свой город под предлогом совместной жизни с её двадцатидвухлетним бойфрендом, который сделал ей предложение. В течение пары месяцев они жили вместе, строя планы на будущее: какую машину купят, где построят дом, как назовут детей — до того момента, пока жених не объяснил ей, что всё это будет осуществлено на деньги, которые Карла должна заработать проституцией.
Таким образом девушек заставляют поверить в то, что за всё сделанное — за подарки, еду и хорошее отношение — они обязаны жизнью «своим спасителям». По словам Роси Ороско, главы Объединённой комиссии против эксплуатации (Commission Unidos contra La Trata), в каких бы стеснённых условиях ни оказывались жертвы, ни одна из них не даёт согласие сразу. В этот момент к процессу подключается мать, сёстры, кузины возлюбленного, которые манипулируют жертвой, вызывая у неё чувство стыда: здесь на повестке появляется запятнанная честь, навсегда потерянная невинность, невозможность возвращения в семью, потому что её единственная семья теперь — это они. В случае если девушка продолжает сопротивляться уговорам, в ход идут угрозы расправы, опять же, над её семьёй — на этом жертвы ломаются.
«Tenerlas amenazadas o enamoradas» — держать их в страхе или ослеплёнными любовью — делится секретами своей техники один из сутенёров. «Кто-то продаёт овощи, кто-то — мясо, для нас товаром являлись женщины. В течение одного дня у девушек было от тридцати до сорока клиентов» — после почти девятнадцати лет, проведённых в тюрьме, он уже не боится рассказывать о том, по какой схеме работают местные сутенёры. «Важно заставить её почувствовать, что она настоящая женщина, влюбить её в себя, однако никогда не влюбляться самому. В день я зарабатывал около 10 000 песо (30 000 рублей), покупал им косметику и одежду на их же деньги, а они думали, что это были подарки. У девушек не было права оставить себе ни песо — всё заработанное они обязаны были отдавать мне».
Далеко не последнюю роль в сложившейся ситуации играет мачизм, манера поведения и система мышления, впитанная местными представителями мужского пола с молоком матери. В традиционном мексиканском обществе женщина обожествляется как объект, нечто, что блестит и сверкает на солнце, что нужно заполучить и сделать своим. Mamacita, rica, sabrosura — все эти слова используются для того, чтобы дать женщине понять, что она горяча и аппетитна, как свежеприготовленный яблочный штрудель. В Мексике, как и во многих других латиноамериканских странах, активно развит секс-туризм, на пятнадцатилетие отцы нередко дарят своим сыновьям возможность потерять девственность с проституткой, а во многих традиционных кабаре работают фичерас — женщины, танцующие с мужчинами за деньги. Шовинизм оправдывает психологическое и физическое насилие над женщиной, которая всегда кому-то принадлежит и служит: сначала своему отцу, а позже — бойфренду и мужу. Когда фразы «бьёт значит любит» и «мачо не плачут» играют роль социальных догм, торговля женщинами и детьми с целью сексуальной эксплуатации начинает восприниматься как норма. По крайней мере, в определённых регионах.
Ещё до марта этого года на каждом карнавале среди сутенёров более высокого ранга, которые работают и живут за границей и приезжают в родной город Тенансинго только на праздник, выделялся плотный круглолицый мужчина с головой, накрепко вколоченной в плечи, так что казалось, что шея его спряталась где-то в районе грудной клетки. На его руках — широкие золотые браслеты; говорят, что на их обратной стороне выгравированы многочисленные имена жертв. На его лице блуждает довольная полуулыбка, он словно император Римской империи, наблюдающий за борьбой гладиаторов, в которой только погибнуть суждено не им, а девочкам-подросткам в коротких традиционных платьях — участницам карнавала на выживание. Его имя — Ромеро Гранадос, он — один из самых успешных сутенёров на континенте: промышляет перевозкой девушек из Тенансинго в Нью-Йорк, где они смогут зарабатывать для него не в песо, а в долларах. Во время каждого карнавала он исчезал в его четырёхдневном непрерывном потоке в сопровождении нескольких дам.
Тенансинго находится в самом маленьком штате Мексики с населением в один миллион триста тысяч человек, который носит имя Тлакскала (Tlaxcala). Тлакскала разделена на шестьдесят муниципальных округов, тридцать пять из них вовлечены в торговлю и эксплуатацию подростков и женщин. 80 % всех профессиональных сутенёров-падротес происходят из Тенансинго, который завоевал печальную славу столицы сексуальной работорговли в Мексике. Как это произошло с наркоторговлей на севере страны, сексуальное рабство в Тенансинго превратилось в общественно допустимую форму заработка и даже приобрело черты аутентичного образа жизни. Так, например, согласно исследованию, проведённому в 2010 году Автономным Университетом Тлакскалы (La Universidad Autónoma de Tlaxcala), 71,3 % детей в Тенансинго на вопрос, кем они хотят стать, когда вырастут, ответили «падротес». Тенансинго с населением, еле насчитывающим десять тысяч человек, стал колыбелью сексуальной эксплуатации более сорока лет назад. По утверждению антрополога Оскара Монтьель Торреса, Тенансинго начал проявлять активность в области торговли женщинами в семидесятых годах. Существует несколько версий, объясняющих, почему так сложилось. Наиболее популярная из них связывает процесс популяризации секс-трафика с индустриализацией, охватившей страну в ту пору. Крошечный штат Тлакскала не мог соревноваться с другими регионами Мексики ни в технологиях, ни в аграрных начинаниях. «Тлакскала был бы абсолютно нищим штатом, если бы местные жители не промышляли там работорговлей», — заявляет глава Объединённой комиссии против эксплуатации Роси Ороско. Этим объясняется и замалчивание сложившейся ситуации местными жителями и властями, которые явно выигрывают от богатства падротес: как и в случае с наркокартелями, те строят школы и больницы, чтобы завоевать общественное доверие и авторитет.
Жители Тенансинго и южной части Тлакскалы к приезжим относятся весьма недружелюбно: в каждом чужаке они подозревают журналиста или оперативника в штатском. На узких грязных улицах не найти ни одного отеля, крупных ресторанов в округе тоже нет. Создаётся впечатление, что все усилия были приложены к тому, чтобы никакое расследование, связанное с главным городским ремеслом, не было доведено до конца. В панораме унылых провинциальных ландшафтов в глаза бросаются гигантские дома, разбросанные по периметру города: громоздкие, цветные, с колоннами, кучерявыми вензелями и затемнённым оконным стеклом, с ужасающе высокими заборами. Эдакое мексиканское рококо по-сутенёрски. Дома эти, конечно же, принадлежат падротес, которым совсем не страшно и не нужно скрываться. Размеры зданий свидетельствуют о ранге, который хозяин дома занимает в сутенёрской иерархии, а также поговаривают (хотя в этот абсурд верить совсем не хочется), что по количеству шпилей можно узнать, сколько женщин прошло через руки сутенёра. За несколько десятилетий культура насилия над женщинами в этом месте так плотно укоренилась, что секс-трафик стал семейным бизнесом, в который вовлечены все: от мам и тётушек до маленьких детей. Последних, к слову сказать, с раннего детства обучают науке обольщения: не важно, как выглядит падротес, без умения складно говорить и убеждать ему никогда не удастся состояться на поприще. У местных сутенёров уже сложился свой жаргон, одним из главных понятий в котором стало «сosecha de mujeres» — урожай женщин: своих жертв они собирают, как кукурузу.
Помимо лингвистических изысков, культура насилия наложила свой отпечаток и на местные традиции. В Тенансинго ежегодно проводится карнавал, который берёт свои истоки ещё с колониальных времен: пляски, маски, переодевания, кураж — карнавальные традиции занимают важное место в культуре Латинской Америки и в них нет ничего вопиюще скандального. Однако в случае с Тенансинго с недавних пор карнавал стал собственностью падротес: теперь это праздник нетворкинга, на который самые влиятельные сутенёры собираются, чтобы расширить круг контактов и найти новых женщин. Выглядит это зрелище довольно пугающе: здоровые мужики в масках и плащах мексиканских рестлеров лупят друг друга кнутами под свист и крики толпы.
В марте 2017 года у федеральной полиции, ровно как и у Интерпола, появился повод откупорить бутылочку текилы: Ромеро Гранадос наконец-то пойман. Тридцать семь лет строгого режима за более чем тридцать лет красочного карнавала насилия и унижений над девочками, девушками, женщинами в Мексике и в Штатах. Карнавала больше не будет?
Рохелио Кинтеро, координатор программы по борьбе с торговлей людьми, сидит передо мной, уставший от вопросов про статистику. За полтора часа разговора я так и не смогла выбить из него красную цифру по Мексике и миру. Наконец, на последней минуте интервью я выпаливаю: «Ну ок, Рохелио, понятно, что тут и географические факторы, и экономические. Государство не может обеспечить людей достойной жизнью, вот они друг друга и начинают эксплуатировать. Ты вот мне ответь на вопрос, что такое женщина в Мексике? Кто она? Какую роль играет в обществе?» Рохелио смотрит на меня ненавидящим оком, потирает шею рукой и медленно, буква за буквой произносит: «Не знаю». Я выключаю диктофон. Карнавала нет.
