Около восьми миллионов россиян находится в депрессии, страна — на одном из лидирующих мест по количеству суицидов, самоубийство — причина смерти 1,5 % россиян (больше жизней уносят только инфаркты, пневмония и рак). Власть борется с суицидом по-своему — например, ужесточением цензуры, но есть и те, кто действуют более-менее адекватно — психологи, работающие на телефонах доверия. Журналист Тайги.инфо Рита Логинова специально для самиздата «Батенька, да вы трансформер» рассказывает о том, как работают специалисты горячей линии и почему она передумала умирать.
Как я хотела вскрыться
Суббота, день, погода такая, что нужно расчехлять велосипед и ехать прочь из города, солнце, птицы поют, все дела, но я сижу в редакции и пишу текст. Вчера женился лучший друг, один из тех, ради кого я тельняшку порву, но я не поехала в ЗАГС, а сидела в редакции и писала текст. Завтра нужно отвезти бабушку на дачу, сводить сына на робототехнику, было бы неплохо всё-таки расчехлить велосипед, но вечером в пятницу выяснилось, что и в воскресенье тоже нужно будет писать текст. Я очень люблю свою работу, но, кажется, не вывожу. Я хочу на велосипед и выспаться, а получается только стремительно напиться, чтобы на следующий день проснуться и с тяжёлой головой писать текст. Ничего удивительного в том, что я хочу вздёрнуться.
Вздёрнуться (вскрыться, попасть под поезд или в аварию, чтобы всё само собой закончилось) я хочу не в первый раз, и меня это несколько пугает. В шестнадцать или семнадцать лет я уже пробовала: вытащила лезвия из бритвы отчима и располосовала предплечья. Что нужно делать это вдоль, а не поперёк, я узнала позже, а тогда подумала, что и так сойдёт. Парень, в которого я была ужасно и безответно влюблена, как раз только что ушёл, я смотрела в окно на его спину, и мне, конечно, ничего больше не оставалось — только идти за лезвиями. Самый глубокий порез спустя десять лет удалось перекрыть татуировкой, а тогда, летом накануне первого курса, я всем врала, что обожглась о стенки духовки, когда вытаскивала пирог. Готовить я не умею.
Через десять же лет я стою у окна в квартире, куда попала почти случайно, смотрю вниз и думаю, что десяти этажей вполне хватит, чтобы перестать страдать, потому что опять влюбилась в мудака, и потом опять влюблюсь в мудака, и когда же это прекратится. Останавливает только то, что не хочется ставить в затруднительное положение хозяина квартиры, который вышел в магазин, очень милого парня. Вряд ли кому-то понравится вернуться домой и узнать, что из его окна выпрыгнула вниз едва знакомая истеричка.
Кому это всё расскажешь? Маме? Не смешно. Друзьям? У них хватает своих проблем. На психотерапевта нет денег, а даже если есть, то его нет под рукой прямо сейчас, а вскрыться хочется здесь и сейчас, но что-то подсказывает, что не надо. Говорят, есть телефонные психологи, кто-то на том конце трубки выслушает и, может быть, даст совет. Гуглю, нахожу телефон доверия для женщин, подвергшихся насилию, телефон доверия для детей, подростков и их родителей и горячую линию МЧС.
Как я передумала вскрываться
Я не ребёнок, не подросток, меня никто не бил дома (пока), и я не застряла между диваном и стеной, чтобы вызывать спасателей. Но специального телефона доверия для уставших разведёнок-журналистов, не уверенных, что у них сложится личная жизнь, а ребёнок не будет ненавидеть их из-за разрыва с отцом, кажется, нет. Приходится выбирать из того, что есть.
«Здравствуйте, вы позвонили на всероссийский телефон доверия для женщин, пострадавших от насилия в семье, — говорит мне трубка. — Наш телефон работает каждый день с 7:00 до 21:00 по московскому времени...» Ура, думаю я, ничего страшного, что меня не били, психологическое насилие со стороны бабушки, предлагающей найти богатого мужа, тоже сойдёт за насилие в семье. «...кроме выходных», — добавляет автоответчик. Вот и поговорили.
«Если вам угрожает опасность, обращайтесь в полицию, — добавляет автоответчик. — Если вам необходима медицинская помощь, вызовите скорую помощь или обратитесь в травмпункт, расскажите врачу, кто, где и при каких обстоятельствах нанёс вам телесные повреждения. Помните о том, что медицинское учреждение сообщает в районное отделение полиции о вашем обращении по поводу насилия».
Дальше слушаю, что, если я решила подать заявление в МВД, нужно проследить, чтобы заявление было зарегистрировано в журнале происшествий и получить талон-уведомление. Ещё просят подождать на линии, если это возможно, или перезвонить позднее. Главное — подстроиться и получить по щам в будни.
Вообще-то, такой дисконнект со мной уже бывал. Однажды неизвестный мне человек написал сообщение «ВКонтакте»: «Я хочу умереть. Пожалуйста, помоги мне умереть». Было утро среды или четверга, я сначала подумала, что это чья-то злая шутка, но для профилактики суицида вступила в диалог, дала свой номер и попросила не стреляться и позвонить мне, если хочется поговорить. Пока сообщение висело непрочитанным, я искала телефоны доверия, чтобы проконсультироваться с кем-нибудь, что делать и что говорить. Дозванивалась до всех найденных в интернете номеров с полчаса, нигде не взяли трубку, человек из ВК больше ничего не написал и весь день был онлайн. Надеюсь, это всё-таки чёрный юмор, пользуясь случаем, передаю привет и желаю здоровья, особенно психологического. Потому что, если захотелось умереть, но не совсем, а чтобы сперва посоветоваться с психологом, то желательно захотеть этого в рабочие дни и часы.
Теперь поговорить нужно мне, и я набираю 8-800-2000-122, телефон доверия для детей, подростков и их родителей. С третьего раза трубку берёт женщина: «Телефон доверия, здравствуйте». И всё. Я, запинаясь, подбираю слова. Мы разговариваем восемь минут, я объясняю, что меня посещают мысли о самоубийстве, и прямо сейчас тоже, но фильтрую причины, которые озвучиваю, учитывая специфику линии — детско-родительские отношения. Да, меня беспокоит сын, я боюсь, что не справлюсь с тем, как он взрослеет, боюсь, когда он плачет, когда злится, не умею справляться с его эмоциями, боюсь школы, боюсь, что он меня никогда не простит. Я чувствую себя кирпичной стеной, из которой каждая истерика ребёнка, каждый нетактичный комментарий про бывшего мужа, который, как говорит риелтор, «от Бога, потому что первый», каждый запоротый дедлайн вышибает по кирпичику.
Женщина на телефоне слушает внимательно, почти не комментирует моё нытьё и под конец советует обратиться к психологу. «Вы же нужны сыну, как он будет без вас». Зря вы, говорит, думаете, что психологи никому не помогают, иногда нужно просто выговориться. Я совсем расклеиваюсь и хочу плакать, а вот выброситься из окна хочу чуть меньше. Прошу прощения, что заняла её время, и вешаю трубку.
Кто помогает таким, как я
Анонимность гарантирована не только тем, кто звонит на телефон доверия, но и тем, кто принимает звонки. Психологи часто сталкиваются с неуравновешенными людьми, звонят на горячую линию и желающие получить сексуальные услуги, и просто хулиганы, которым лучше не знать, кто и по какому адресу сидит на телефоне.
— Это всегда очень тяжёлая тема. Человек доходит до такой грани, что не видит выхода, нет близких людей, с кем можно было бы поговорить, очень часто никто не принимает его, он один, — рассказывает симпатичная молодая женщина с тремя высшими образованиями: педагог, психолог и дефектолог. — Проблема одиночества в обществе очень острая. Все же должны соответствовать неким стандартам, и если человек вдруг не вписывается, то начинаются насмешки и непонимание. Человек оказывается загнанным в угол и не знает, что делать. Ему хочется жить определённым образом, а общество требует от него другого.
Недавно звонил молодой гот на грани нервного срыва, переживал, что соседские бабушки косо смотрят на него из-за чёрных волос.
— Я ему говорю: а ты не думал, что у тёти Маши зрение минус десять, и она на муху посмотрела, а не рассматривала, какая у тебя причёска? — рассказывает психолог. — Отвечает: «А я вообще, честно говоря, не думал с этой точки зрения». Мы же часто другим людям приписываем какие-то мысли, но откуда мы знаем, что в голове у тёти Маши? Он накручивает свои чувства, что его осуждают, что на него косо смотрят, но окружающие могут про вас вообще ничего не думать.
Консультирование на телефоне доверия своеобразное, признаётся психолог: невозможно посмотреть человеку в глаза, не видишь реакции, кроме голоса, в любой момент разговор может оборваться.
— Работа идёт больше на то, чтобы включить внутренние ресурсы человека, чтобы он выплыл сам, начал понимать, что с ним, — объясняет она. — Мы так устроены, что сказанное вслух формируется в некую лексико-грамматическую конструкцию, и пока происходит формирование конструкции, выстраивается причинно-следственная связь. Человек вдруг слышит, что он говорит, и подключается ещё один анализатор. Вдруг наступает понимание ситуации. Наша основная задача — повернуть человека на самого себя, на то, что он может сделать со своей жизнью, чего он хочет, каковы истинные мотивы того, что он позвонил.
Весь год звонят на тему «синих китов», но это чаще «обращения по поводу другого человека», вроде «моя одноклассница вступила в такую группу, сделала порезы, как её вернуть». Родители, взбудораженные СМИ и подогретые учителями, тоже беспокоятся, что делать с «группами смерти», но они потрясающе безграмотны в вопросах интернета, огорчается психолог. Мало кто знает, что можно элементарно проверить историю посещений в браузере и сделать выводы или хотя бы поговорить по итогам с ребёнком.
— Говоришь им, что можно проверить, смотрел ли ребёнок мультики или изучал способы самоубийства или изготовления взрывчатки — и для них это откровение. Что касается вторжения в личное пространство, почту и смс, то родитель до восемнадцати лет вообще-то обязан это делать, потому что несёт за ребёнка ответственность, — считает собеседница «Батеньки». — Другое дело, какой настрой у родителя. Если мама аккуратно узнала, что у девочки куча ссылок на группы про анорексию, то надо внимательно присмотреться к дочери: может быть, на ней уже десять кофт надето, а она весит сорок килограмм. Если крайний случай, идти к врачу. Ну и просто постараться понять, почему ребёнок перестал чувствовать себя красивым. Конфликт в школе? Обидел мальчик, который нравится? Если родители готовы с этим справляться, то хорошо, мы можем разговаривать.
Готовы далеко не все — многим проще сразу пуститься в крик, запреты, запереть дома, лишить карманных денег. Но самые острые конфликты, провоцирующие в том числе мысли о самоубийстве, случаются на бытовой почве: тупо не вымыл посуду. Это, конечно, не повод уходить из жизни.
— Конечно, когда звонят и говорят о суициде, мы отговариваем… то есть не отговариваем, а вместе с позвонившим пытаемся понять, как решить проблемы, — рассказывает психолог. — Специального регламента на этот случай нет, всё индивидуально. Советуем обратиться к психотерапевту, даём контакты служб помощи. Работаем вчетвером, по графику, дозвониться можно круглосуточно. Но, в конце концов, если человек принял взвешенное решение, что суицид — единственный выход, который у него остался, то специалист телефона доверия, наверное, единственный, кто его не осудит.
В следующий раз, когда дозвонюсь, буду знать.
