Обычно мы думаем о семье как о чём-то, что должно поддерживать живущих в ней людей. Но её изменения могут стать тем, что погубит тебя — или, наоборот, спасёт. Самиздат «Батенька, да вы трансформер» рассказывает историю двух близнецов, каждый из которых по-своему осознал, кто для них стал настоящей роднёй, и увидел историю одного человека, который мог бы прожить две жизни.
Февраль в городе Боброве выдался особенно холодным и безнадёжным. В старой квартире, оставшейся от бабушки, живут два человека. Тридцатитрёхлетний Игорь лежит в холодном поту под простыней и страдает в забытьи. Две недели подряд он переживает последнюю в своей жизни ломку. Он не хочет есть и не может спать: лишь иногда выныривая из смутной дрёмы, выпьет чайку, съест конфетку и таблетку снотворного. Мама меняет на нём простыни, холодной тряпочкой обтирает лоб, заваривает чай и старается почаще сидеть рядом. Иногда в квартиру заходят его друзья, негромко интересуются здоровьем, проводят несколько минут рядом — и так же тихо исчезают.
Однажды Игорь открывает глаза и видит своё собственное лицо. Его брат-близнец Олег так же, как и все посетители, подходит и садится на табуретку у кровати. «Ну ты чего, не передумал?» — спрашивает он, глядя на своего брата-близнеца. — Вернуться не хочешь?» «Да нет, смысла нет уже, понимаешь», — объясняет Игорь. «Ну, дело твоё, заставлять никто не будет», — спокойно соглашается брат и уходит.
Близнецы в нашем сознании постоянно связаны с чем-то мистическим. Мы часто слышим и иногда даже верим в истории о том, как такие братья и сёстры чувствуют друг друга на расстоянии и всегда знают, когда другой попадает в беду. Не говоря уже об общих вкусах, выборах и предпочтениях. По сути, чаще всего близнецы проживают одну жизнь на двоих. Но иногда случается что-то, что может разорвать эту метафизическую связь — и показать два варианта, казалось, единой прежде жизни.
Олег и Игорь родились в Магадане зимой 1963 года. Их мать работала инженером-конструктором, а отец умер, когда им не было и трёх лет.
Вечно промозглая погода не идёт детям на пользу. Сначала их отправляют к бабушке с дедушкой, в Воронежскую область, а мама остаётся зарабатывать на Дальнем Востоке. Пока она проектирует оборудование для шахт в горнодобывающей компании «Северовостокзолото», братья идут в пятый класс. Наконец, семья переезжает в Донецк и там воссоединяется.Во дворе пятиэтажной хрущёвки на окраине Донецка в утоптанную землю вкопан деревянный стол. Над ним на проводе качается электрическая лампочка — свет провёл старый зэк с первого этажа. Он сидел ещё при Сталине, работал водителем, а соседям запомнился своей молчаливостью. Оживал он только по вечерам, когда выходил играть под своей лампочкой с шахтёрами в карты на деньги.
Если подняться на второй этаж, то на лестничной площадке будут три квартиры. Справа живут близнецы вместе с мамой. Прямо — руководительница местного ДК. Она дружит с мамой Игоря и частенько захаживает в гости. А слева живёт Вован, ровесник братьев и их близкий друг.
По вечерам в квартиру братьев часто звонили пьяные взрослые люди. Это путавшие право и лево друзья Витька, серьёзного вора-карманника, кумира всех подростков двора. К нему шли за советом в сложной ситуации, он решал конфликты молодёжи и постоянно советовал не совать пятак туда, куда собака хуй не суёт. Когда он был в хорошем настроении, иногда приглашал подростков к себе на чай, в такую же квартиру, как у близнецов, только в соседнем подъезде. В гостях сидели не менее серьёзные люди. Пацаны старались сидеть тихо и без суеты отвечать на вопросы. А когда серьёзные люди приходили к Витьку пьяные, то постоянно путали, с какого края дома считать подъезды, и вместо третьего подъезда Витька заваливались во второй, к Игорю и Олегу. Обычно мужиков на себе до нужной квартиры тащил Игорь.
Игорю кажется, что он позеленел и находится где-то не совсем в этом мире. Он лежит в квартире Вована, соседа по этажу. Вокруг смеются его друзья, а за окном дышит жаркое лето 1980 года. Олег был в похожем состоянии чуть раньше, так что сейчас он смеётся вместе со всеми остальными. Сегодня Игорь впервые попробовал героин.
Он не помнит, когда в городе впервые появились наркотики. Кажется, они были вокруг всегда. Подростками на улицах города они видели, как старшеклассники курили коноплю. Подросли и класса с девятого-десятого начали курить сами. Крутили конопляные кропали, потом стали есть сухой мак. А потом дошли и до шприцов.
У каждого, кто употребляет опиаты, с собой всегда есть аккуратный платочек, перевязанный резиночкой. В нём шприц, несколько сменных игл и ватка. Дальше начиналось пространство для творчества. Кто любил с димедролом и носил там несколько таблеточек, кто ещё с чем. Всё должно быть обязательно чистым, любая грязь, попадая в кровь, очень неприятно «протряхивает» человека. А поскольку чаще всего компания кололась из одного шприца, подвести самых близких своих людей не хотел никто.
То, что ребята считали героином, на самом деле было опиумным маком. Донбасс в начале 80-х представлял собой наркоманское Эльдорадо. Милиции не было никакого дела до наркопотребителей. В соседней, Днепропетровской области росли обширные маковые поля, а в аптеках свободно продавались многие вещества, которые сегодня были бы признаны запрещёнными.
По большому мешку, чаще всего из-под картошки, в каждую из рук, стеклянный фунфырик с готовым к употреблению наркотиком и плотно закрытый резиновой пробкой, несколько шприцов на компанию, десять рублей на дорогу — всё, что нужно, чтобы в начале 80-х добыть себе мака. Ехать до полей несколько часов на электричке, а всё предприятие занимало около суток.
Олег всегда был на полшага впереди брата. Первым начал курить, первым колоться. Синхронно они отправляются только в армию, в мае 1981 года, попав в одну часть. Наверное, за трое суток в эшелоне по пути на Байконур, где они прослужат два года в ракетных войсках, с близнецами и случается первая ломка, но по молодости и не очень большим дозам она даже и не запоминается.
Вернувшись из армии два года спустя, они находят свою компанию в том же состоянии безвременья. Большинство молоды и полны сил, погибли пока что единицы. Кажется, меняется что-то только в них самих. До конца не понимая, что именно происходит, братья идут работать в шахту, в забой. Наркотики не очень совместимы с тяжёлой физической работой, так что близнецы обходятся без них.
Олега хватает совсем ненадолго, а вот Игорь продержится под насмешками друзей полтора года. После ухода из шахты он ещё чуть-чуть поработает в цирке ассистентом фокусника. И на следующие десять лет забудет, что такое постоянная работа.
День наркоманской компании в Донецке начинается рано: часов в семь-восемь утра. Как только мама братьев уходит на работу, в квартиру тут же залетают друзья — чтобы не болеть, нужно раскумариться. Чаще всего компания по утрам ждёт этого момента под окнами, сидя за деревянным шахтёрским столом. Свободной квартиры больше нет ни у кого.
Раскумарившись, можно выдвигаться в центр. Никто не работает, так что деньги добываются неправедными путями. Кто ворует у граждан по трамваям кошельки, кто сбивается в банды и живёт банальным гоп-стопом. Самым интеллигентным способом промышлял Вася по прозвищу Шмэн.
Шмэн — игра, в которой нужно было выбрать несколько цифр из номера купюры — оставшиеся доставались оппоненту. У кого сумма оказывалась больше, тот и побеждал, и забирал купюру. Всегда стильно одетый, в солидном галстуке и с мундштуком в углу рта, Вася стоял на центральных площадях, небрежно заложив ногу за ногу. Свои игровые купюры он собирал по всему городу. Если находил особенно интересные — выкупал. Его номерные купюры, состоящие практически из одних нулей, обыграть случайному человеку было практически невозможно. В хороший день он приносил домой и по триста рублей.
К середине 80-х годов вместо обычного сухого мака начинают использовать химию — «кислый», уксусный ангидрид. Эффект получается куда мощнее, но вместе с тем опасность передоза только увеличивается. Маковое раздолье постепенно исчезает, появляются первые барыги, голодными наркоманскими зимами торгующие им втридорога. А вслед за барыгами приходит и милиция.
В начале перестройки близнецы переживают очередной период «чистоты». Такие завязки периодически случались у них и раньше, но никогда не превышали пары месяцев. Мать предлагает им вернуться в город Бобров, где они когда-то жили с бабушкой и дедушкой. Она уверена, что там наркотиков нет и сыновья смогут начать новую жизнь. Дедушка умер, когда они служили в армии, но бабушка ещё жива, и вместе с ней стоит и дом.
В маленьком провинциальном городе кажется, что жизнь застыла. Пока всю страну трясёт, здесь не происходит ровным счётом ничего. В Боброве грунтовые воды подходят совсем близко к поверхности, так что многоэтажная застройка тут попросту невозможна и практически весь город состоит из частных домов с огородами. По этим огородам уже не молодые, тридцатилетние парни дёргают мак с разрешения старушек. С единственным условием — лишь бы не затоптали картошку.
Жизнь в Воронежской области выглядит как донецкая молодость, оказавшаяся в антиутопии. Вместо шмэна — грабёж магазина с шоколадными дед-морозами, вместо свободно растущего мака — покупка опиума-сырца у цыган.
Все прошлые страхи тоже забыты. Уже открывают пах, больше не думая про наркоманскую поговорку про «открыл пах — открыл гроб», колются без малейших сомнений в шею. В бесконечном цикле перемещений и вечного поиска любых наркотиков они с друзьями и знакомыми обносят аптечки всех знакомых бабушек. Однажды им удаётся добыть целый таз тюбиков промедола, выкинутого из военных аптечек на свалку.
Иногда будто бы нерушимые узы близнецов можно порвать совершенно неожиданно.
Зимой 1996 года у Игоря рождается дочь Алиса. Олег и здесь оказался впереди брата: его сын родился на год раньше, но это ему не помогает. Он не придаёт этому большого значения: быстро разводится с женой — и продолжает жить прошлой жизнью, без работы, планов и ответственности. Поначалу Игорю тоже кажется, что это не должно никак повлиять на его жизнь. Да, жена, школьная учительница, постоянно уговаривает его завязать, он периодически держится месяц, но потом всё равно срывается. В один из таких моментов жена забирает Алису и уходит жить к своим родителям. Игорь оказывается в феврале 1997 года.
«Сивый, старый, кому ты нужен ещё такой потом», — пеняет ему мать. Кажется, её постоянные уговоры и нравоучения на протяжении последних пятнадцати лет срабатывают. Игорь неожиданно разумно смотрит на свою жизнь и понимает, что это правда момент, где нужно сделать выбор. Начиная ломку, он уверен: никакого смысла возвращаться назад больше нет.
Пережив февраль, он работает кочегаром в котельной при школе, где преподает его жена. В его котельную часто захотят Олег с другом — им негде сварить себе героин, так что Игорь запирает дверь на засов, подкидывает угля и смотрит, как они варят в котелке в печи. Про себя он постоянно повторяет, что никакого смысла нет, смысла нет, смысла нет, смысла нет.
«Алиса, смотри, вон твой папа стоит», — смеясь, показывают второкласснице бабушка с дедушкой. Она приехала на лето в Бобров и точно знает, что папа здесь оказаться никак не мог: он остался работать в Воронеже за много километров отсюда. Тем не менее человек, который стоит здесь, один в один похож на отца. Алисе приходится подойти и из вежливости обнять его, но подвох она чует сразу. Так Алиса впервые осознано знакомится с Олегом. Он только вышел из тюрьмы после срока за продажу наркотиков.
В следующий момент Олег возникает в жизни Алисы, когда Игорь с женой пытаются ему помочь. За это время они успели немного подняться и из дома с печным отоплением в Боброве переезжают в квартиру в Воронеже. Теперь у них есть возможность, и они зовут Олега к себе. Игорь обещает ему полное обеспечение и заботу, взамен предлагая сидеть с Алисой и водить её по утрам в школу.
Олег выдерживает полгода спокойной жизни: постоянно обижается на малейшие замечания и уверяет, что это его личное дело, пьёт ли он алкогольный коктейль по утрам, когда отводит ребёнка в школу.
Алисе четырнадцать, и она вновь приезжает в Бобров на лето. В её личной копилке есть около пятисот рублей. Олег узнаёт об этом и постоянно просит взаймы по двадцать пять — пятьдесят рублей на самогон. Когда до Боброва доезжает Игорь, он приходит в ярость, выяснив, что у его дочери вообще не осталось карманных денег.
В феврале 2011 года Олег умирает от переохлаждения, в морозы разобрав печку в своём доме. Никто так и не смог узнать, было ли это намеренным самоубийством. Врач, проводивший вскрытие, с уверенностью сказал, что, если бы не переохлаждение, Олег в любом случае погиб бы в течение нескольких месяцев от цирроза печени.
Родственники героиновых зависимых часто делят их на хорошую и плохую личность. Они могут быть одновременно уверенны в том, что человек, находящийся под действием наркотиков, — сущий демон, а он же, но «чистый» — самый замечательный на свете.
Если спросить у Алисы, не было ли у неё ощущения, что она смотрит на Игоря и Олега как на два варианта отца — «хорошего» и «плохого», она сначала удивится, а потом ответит, что совсем нет. На самом деле с Олегом она в детстве общалась даже больше, чем с отцом, и он всегда был добр к ней. Смешно шутил, старался вести себя не как с ребёнком, а как с равным. А те пятьсот рублей ей и вовсе были не нужны.