В Костроме закончился суд над Еленой Илларионовой, которую обвиняли в акте телефонного терроризма, — её оштрафовали на пять тысяч рублей. 13 марта 2018 года она позвонила в службу спасения и сказала, что в роддоме заложена бомба. Здание немедленно оцепили. Поэтому Илларионовой, которую муж принудительно повёз на аборт, удалось его избежать. Она думала, как бы протянуть с этим делом ещё три недели, но уже через два дня после этого — в её день рождения — муж выдвинул ультиматум: или аборт, или она со всеми уже имеющимися детьми отправляется в деревню к маме. Спецслужбы нашли её дома в тот день, когда она проводила медикаментозный аборт. Корреспондент «Батеньки» тоже побывала в доме семьи и поняла, почему Илларионовы не в состоянии были заводить четвёртого ребёнка и почему эта история — не о трагедии отдельно взятой семьи, а о том, что многодетные родители в российских регионах по большей части обречены на нищенское существование.

В 6:30 утра 13 марта 2018 года главный роддом Костромы был оцеплен вместе с близлежащими улицами. К зданию стянулись все городские службы. Во дворе лежали сугробы, в которых рыскали две служебные овчарки. Экстренно созданная комиссия обсуждала, стоит ли эвакуировать роддом вместе с пациентами. Было неясно, как выносить младенцев и куда их девать. «Эвакуировать грудничков очень трудно. Вы сами представляете, как их тащить на улицу?» — спрашивает главный врач роддома Анна Федоренко. По её словам, в роддоме было более ста беременных и одну из них в это утро оперировали.

Охранник здания Александра Козина между тем была уверена, что взрывного устройства на территории нет, и сразу доложила об этом оперативникам: «Я совершала обход в шесть утра. Ночью снежок выпал, поэтому если бы кто-то во двор прошёл, то я бы по следам увидела. А там ни одного следа не было, только мои». В итоге территорию проверяли больше двух часов: в здание не пускали, из здания не выпускали. К девяти утра было объявлено, что тревога ложная, и роддом возобновил работу. Юрист роддома Анна Хозиева говорит, что впоследствии роддом в ответ на запрос полиции не стал выдвигать претензий, потому что «ситуация неприятная, но всё прошло в штатном режиме».

В разговоре с «Батенькой» главный врач Федоренко просит обозначить в тексте, что лечебное учреждение «даже ложно минировать нельзя». «Это привело к срыву плановой работы и могло отразиться в том числе и на качестве оказания медицинских услуг», — замечает она. И добавляет, что вообще в Костроме аборт можно сделать не только в роддоме, но и в частных центрах, «которых у нас уже, как парикмахерских»: «Если бы эта женщина сказала, что заминирован не роддом, а гинекология, то собачки поехали бы не только к нам, а как минимум ещё в десять мест».

Главный врач считает, что «такие дурочки думают, что их не найдут». «Но их обязательно найдут — и будет огласка», — резюмирует она. «Если человек подготовился — например, позвонил через прокси-сервер или из-за границы, то его не вычислят. Но всех остальных — найдут», — подтверждает адвокат Дмитрий Динзе. Он называет случай с костромским роддомом рядовым: «В России это популярная статья. Чаще всего минируют торговые центры и школы. Последним занимаются несовершеннолетние. Люди, которые опаздывают на самолёт или поезд, тоже почему-то считают, что заминировать вокзал или аэропорт — это отличная идея». Мотивы таких людей классифицируют как хулиганские. За подобное сообщение, в зависимости от обстоятельств, могут наказать штрафом до двух с половиной миллионов рублей или лишением свободы на срок от восьми до десяти лет. Динзе поясняет, что в деле о минировании роддома была бы дополнительная квалификация, если бы кому-то был причинён вред или если бы больница заявила о материальном ущербе. «А так — тут было очень много смягчающих обстоятельств», — добавляет Динзе.

Елену Илларионову, ту самую женщину, которая звонила в роддом, вычислили уже через пару дней. Она звонила не со своего телефона, поэтому сотрудники ФСБ сначала вышли на её мужа Олега Казьмина. Телефон, с которого был совершён звонок, ему в залог оставил один из пассажиров: Казьмин работает таксистом. Звонить с трубки мужа Илларионова решила не из злого умысла: на её собственном телефоне просто не было денег.

Оперативная группа вместе с Казьминым приехала к ним домой и около двух часов допрашивала Елену, которая буквально истекала кровью после медикаментозного аборта. Та не признавалась около часа, и Казьмин какое-то время вообще не понимал, что происходит: «Долго её мурыжили. А потом фээсбэшники включили запись звонка — и я сразу узнал её голос». После этого он вышел покурить с фээсбэшниками, и те объяснили, что посадят жену вряд ли, но штраф может быть до полумиллиона. Казьмин вспоминает, что той было совсем плохо: «кровь же шла», но скорую решили не вызывать, потому что «фээсбэшники угрожали вызвать вместе со скорой органы опеки, а те бы забрали детей». Трое маленьких детей всё это время сидели во второй комнате. Оперативная группа из десяти человек уехала затемно, и супруги наконец поговорили. «Я её не ругал — зачем? — она и так в истерике была», — говорит Казьмин.

При первой встрече он напряжённо спрашивает меня: «Снимать дом будете?» Получив отрицательный ответ, совсем суровеет. Эти полтора месяца семья страдает от внимания прессы: во-первых, с ними регулярно пытаются связаться журналисты, во-вторых, оперативную съёмку, которую вели в доме, слили на телевидение. «Все родственники и друзья увидели, начали звонить. А мы не хотели афишировать это всё», — говорит Казьмин. Для близких была придумана легенда: злосчастный телефон был найден Илларионовой, но звонила не она. «Оперативники обещали, что эта съёмка для дела. А показали по всей Костроме. Поэтому мы не хотим ни с кем разговаривать. Нас уже обманули однажды. О ситуации никто не знал. Вы точно из Москвы?» — переспрашивает в очередной раз Казьмин.

Я вычислила их дом по тому самому видео: таблички видно не было, но оказалось достаточно сверить наличники дома по гугл-картам и найти нужную улицу. В день, когда Илларионова проигнорировала пять смс с просьбой об интервью, я устроила засаду во дворе и дождалась Казьмина, который провёл меня в дом. «Вы видите: нам жить особо негде», — показывает он жильё. Семье принадлежат 17/50 долей одноэтажного деревянного строения — это 47 квадратных метров вместе с кухней. Получается, что на каждого человека приходится чуть больше шести квадратных метров, а норма по Костроме — двенадцать. Два года назад семья пыталась встать на учёт как малоимущая, но их таковыми не признали. Прокуратура месяц назад постановила, что «отказ Администрации г. Костромы в предоставлении муниципальной услуги по принятию на учёт в качестве нуждающихся в жилых помещениях является необоснованным».

С конца февраля Илларионова вяло отстаивала перед мужем право на четвёртого ребёнка. О беременности она сообщила ему через две недели после того, как узнала сама, но супруг был «категоричен». «Она хотела, а мне куда? Троих завели — это нужно было: мы девочку ждали — и дождались, и как бы хватит», — поясняет Казьмин. Дети играют в огороде рядом, и я представляю, как шестилетка может спросить: «Папа, а что такое аборт?» Троих детей супруги завели запланированно. Хотя Илларионова доверительно сообщает, что муж и в прошлый раз настаивал на аборте. Тогда ей удалось дотянуть до УЗИ, где им сказали пол, а девочку действительно ждали, поэтому муж «разрешил оставить».

По словам Казьмина, «Лена какие-то действия всё-таки предпринимала, показывала мне бумажки. Делала вид, что была у врача, просила отвезти её». Илларионова понимала: надо прожить три недели, а дальше аборт уже будет делать нельзя. «Но я бы не потянул», — несколько раз повторяет Казьмин. Он говорит, что зарабатывает таксистом около пятидесяти тысяч рублей в месяц: половина уходит на аренду машины, половина на еду. «Я с удовольствием оставил бы ребёнка, но сегодня в Костроме есть работа, а завтра — нет. Вы знаете, сколько стоит каша? 130 рублей упаковка. А мелкой её на два дня хватает, — объясняет Казьмин. — Тяжело бы было, мы бы одним хлебом с водой питались, а так мы питаемся нормально». Он молчит почти минуту, а после добавляет: «Мясо каждый день у нас». Семья постоянно пытается выиграть что-нибудь по репостам из соответствующих групп в социальных сетях: недавно им удалось получить и пиццу, и простенький телефон.

По данным Росстата, за последний год аборт сделали 600 000 россиянок (а пять лет назад их было в два раза больше). Росстат не разделяет аборты по медицинским показаниям и добровольные. Если отходить от официальных обозначений, то добровольные аборты не всегда являются таковыми: чаще всего на женщину давит семья или муж. Активисты, выступающие против абортов, утверждают, что главное — это отговорить женщину от «убийства». На этом серьёзная поддержка заканчивается, материальные трудности родившей уже никто не решает. Руководитель фонда «Женщины за жизнь» Наталья Москвитина считает, что денежная поддержка — это «крайний метод» и «ловушка для всех фондов». «Очень легко сказать: я хотела сделать аборт, но сохранила ребенка, поэтому дайте мне денег», — поясняет она.

«Не получилось у Лены меня обмануть, — заключает Казьмин. — Я пришел после работы в тот день, лёг спать, проснулся, а она ещё с пузом, видно же, что всё надутое. Я спрашиваю: „Ты почему аборт не сделала?“ Она объяснила, что роддом был оцеплен, поэтому консультацию переназначили». После этого он жене о необходимости аборта не напоминал. Но, по словам Илларионовой, уже через два дня — в её день рождения — муж снова поднял эту тему: «Он основательно сказал, что детей ему больше не надо. И что если я не послушаюсь, то поеду в деревню к родителям». Елене такая перспектива не понравилась, поэтому она попросила знакомую достать ей таблетку для медикаментозного аборта на дому. Стоила она три тысячи рублей. «Я аборт делала первый раз. Всё очень плохо было. Живот болел очень сильно. Можно я не буду подробности рассказывать?» — говорит Илларионова.

«Если бы нам дали землю, то, конечно, можно и четвёртого, и пятого. Но жить же негде. У нас две комнаты. В одной мы, в другой трое детей: маленькая на раскладном диване, у старших — двухъярусная кровать», — поясняет Казьмин. Сейчас супруги стараются об этом не говорить, им хочется «всё забыть». Илларионова с обидой замечает, глядя в пол: «В социальных сетях смотришь: одна идёт за четвёртым ребёнком, другая за пятым. У меня сёстры двоюродные беременные. У них же тоже не очень большая разница по детям, и ничего, все справляются. Я тоже захотела. Позавидовала».