Семейные ценности: история домашнего насилия в глубинке

Принятый в начале февраля закон о декриминализации побоев в семье вступит в силу 1 июля 2017 года. Спикер Госдумы Вячеслав Володин назвал смягчение наказания за побои залогом крепкой семьи. В одной из таких семей, живущей в небольшом посёлке Челябинской области, мужчина регулярно избивал жену и поил детей пивом. Уголовное дело завели совсем недавно, потому что боялись развалить семью. На допросе в следственном комитете мужчина заявил, что «пиво полезно». Специальный корреспондент «Новой газеты» Екатерина Фомина специально для самиздата «Батенька, да вы трансформер» съездила в Разрез Батуринский и выяснила, как живут и растят троих детей Кузнецовы, чего стоит сохранить семью и нужно ли это делать.

14 января 2017 года, в субботу, Виталик пришёл домой с ночной смены на заводе по производству деталей для тракторов. Света варила на кухне суп. Виталик, как обычно, устроился в гостиной — отдохнуть — и откупорил бутылку пива.

В комнате было на удивление тихо, обычно не смолкающий трёхлетний сын крепко спал. Потом он встал, покачнулся, и его начало тошнить.

Света не могла вызвать полицию: два месяца назад Виталик разломал её телефон. Сына госпитализировали в городскую больницу. У ребёнка диагностировали алкогольную интоксикацию тяжёлой степени.

— Он всегда в зале пьёт. Первую-то бутылку он вообще нормально выпил, — вспоминает Света. — А со второй — я не помню. Ему скучно просто пить одному, ему надо с кем-то. Я ему сколько раз говорила: не хочешь один пить, возьми к кому-нибудь сходи, у нас здесь алкашей — ууу сколько, с бутылкой-то кто придёт, много кто откроет!

До этого Света увидела, что ребёнок хлебнул пива из кружки.

— Я его сразу унесла спать. Я сказала: не надо ему наливать. Когда всё произошло, Виталик сказал мне: «Пиво полезное. Я дал просто попробовать рюмочку».

Вся округа знает, что творится за высоким забором с голубой потрескавшейся краской. Соседи говорят про Свету: зачем рожать от такого дурака надо было? Они судачат, но жалеют и каждый раз говорят: «Добром не кончится».

— Сколько раз видела в огороде, как он её бил, а она потом: «Я упала», — говорит соседка тётя Люба. — Если что не то скажет, начинает её учить. Как сказать-то? Ну, это, домашний тиран он!

Любовь Фёдоровна, аккуратная женщина за шестьдесят, в стильных очках, рассказывает свою версию того, как всё могло быть вечером 14 января:

— Когда человек пьёт, он не соображает. Ну дал ребёночку выпить — играючи! Ребёнок подошёл: «Папа, дай попробую». Это ж дети малые, может, думал, что газировка, а папа позволил. Ну типа, мол, ничего с пива-то, оно лечебное. Да у них такое не первый раз!

Пьяных детей Кузнецовых видят уже не в первый раз. Летом в детский сад привели старшего сына в состоянии алкогольного опьянения.

— Сначала мы не обратили внимания, — вспоминает воспитательница, чья смена тогда была. — Подошла мама с сыном, пахнуло перегаром, думали, это от мамки. А потом няня собирала ребёнка на прогулку и учуяла, что это от него. Начальства не было, все были на медосмотре, обратиться было не к кому. Такая ситуация здесь впервые. Мальчик потерял равновесие, шёл, держась за стену, вилял. Вызвали скорую, но без матери в больницу отправить нельзя. Она его просто домой забрала, отказалась от госпитализации. А в это время и младший пьяный был — дома спал, не привела она его.

Тогда закрыли на это глаза, не стали доводить до греха, то есть до правоохранительных органов, несмотря на то, что участковый приезжал к Кузнецовым несколько раз. Но побоялись, что семья развалится.

И только сейчас возбудили уголовное дело по статье 156 УК РФ «Неисполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего». Виталику грозит до трёх лет лишения свободы и как минимум лишение родительских прав.

Поселок, где живут Кузнецовы, называется Разрез Батуринский. Отсюда до Челябинска полтора часа езды. Раньше он процветал — в тридцатые годы прошлого века поняли, что бурый уголь может кормить и самих добытчиков, и государство. Люди поселились вокруг разреза, назвали посёлок в честь своего кормильца, — Черный городок.

Поселок разросся до города Еманжелинска, рядом с ним образовался Батуринский. Только дух «чёрного городка» здесь, кажется, остался. Шахты закрыли ещё в девяностые, работы в посёлке, как и поблизости, нет.

На улице минус пятнадцать, тело покалывает. В посёлке включаются редкие фонари, на большей части дорог посёлка темень, видны только контуры. Дети отчего-то здороваются с тобой — видимо, наверняка, вдруг кто знакомый. Посёлок — это одноэтажные деревянные дома, добротно отстроенные ещё лет пятьдесят назад или больше. Едва ли не единственная кирпичная двухэтажка посёлка около магазина «Анастасия»: на втором этаже двухэтажки зажигается окно, мужик без футболки закидывает голову, допивая из бутылки водку и идёт на балкон курить.

Во дворе растянуты верёвки, сушится свежее бельё. Двор не расчищенный, детские санки утонули в снегу. К звонку на заборе трудно подобраться, валяются какие-то доски, щепки, мусор. Хозяев здесь зовут по-деревенски, громко.

Света в доме одна с тремя детьми. Муж ушёл на завод в ночную смену — с восьми вечера до восьми утра.

По дому ходят в шерстяных носках, пол холодный, неровный, застелен обрывками ковров. Слева от входа потрёпанный жизнью диван, какой-то ещё хлам. Свете двадцать два, хрупкая и угловатая, длинные рыжеватые волосы, никакой косметики, кофта с диснеевской уткой и подчёркивающие худобу лосины.

В этом доме всё как будто собрано из кусочков, причём разных пазлов. Стены там, где вроде должна быть кухня, заклеены салатовыми обоями, на которых наштампованы кружечки с чаем и мятным листочком. Над столом в рамках висят плакат «За будущее родной области» с эмблемой «Единой России» и глянцевый православный календарь с подписью депутата «Единой России».

Впереди — холодильник (на нём голографический Иисус) и сразу же ванная, она отделена алой шторой: грязная чугунная ванна, а рядом печь.

На плите в огромной кастрюле развариваются кости для собак.

— Я два раза в телевизор писала, на третий с этим придурком познакомилась, — вспоминает Света историю знакомства с мужем. — Он не наш, он с Октябрьского посёлка, это за Еткулем. Мы месяц по телефону общались. Потом встретились в Коркино. Погуляли. Сразу поехала к нему в гости. А я была девочкой.

Дом для такой большой семьи тесный, дети постоянно под ногами, на что-то натыкаются, во что-то врезаются.

Отношения Светы и Виталика развивались стремительно. До того как съехаться, они виделись всего три раза. Это было даже не их решение.

После первого длинного свидания Света вернулась от своего нового, первого парня домой. Света училась в девятом классе, у подружек тогда ещё романов не было и обсудить так, чтобы поняли, было не с кем. Света описала все свои эмоции в бумажном дневнике — с подробностями, как всё было.

Света жила в однокомнатной квартире с матерью и отчимом. Отчим-то и нашёл девичью тетрадку с самым сокровенным.

Скандала, кажется, даже не было. Был холодный, сухой разговор. От бабушки остался дом в том же посёлке — плохой, еле пригодный, чтоб жить. Отчим велел переезжать молодым туда. Непонятно — чтобы честь сохранить, чтобы молва не поползла или ещё зачем. Сейчас Свете кажется, что была другая причина — просто отчиму побыстрее хотелось её куда-то сбагрить. Молодая девчонка просто мешала жить полной жизнью.

Единственный альбом с фотографиями, которые сохранились о жизни молодой пары, заполнен не полностью — там несколько фотографий о главных событиях их жизни.

Первые четыре одинаковых фотографии плохого качества — первое совместное селфи на старенький телефон, добавлены надписи «Love её», «Love его».

Дальше в альбоме фотографии с регистрации брака. Свадьбу не играли — денег не было. Пошли в ЗАГС в том, что было: спортивные штаны, свитера — на улице мороз. На фотографиях Света и Виталик совсем дети, рядом с ними улыбается женщина — мама Виталика. Светины родители почему-то были против брака, из-за этого рассорились с дочерью.

Десяток однообразных карточек: Света с волнистыми распущенными волосами и Виталик в полосатом джемпере обмениваются кольцами на фоне чёрного лебедя в золотой короне — герба Еманжелинска.

Последняя фотография в полупустом альбомчике — сморщенный комочек, ещё не открывший глаза — первая фотография их сына.

Света забеременела через девять месяцев после того как съехалась с Виталием.

— Веришь-нет, я на пятом месяце беременности кросс на спине сдала на второе место в школе, — с гордостью вспоминает Света. — У меня животика вообще почти не было. Завернулась в полотенце, быстро нырнула.

В школе Света так и не доучилась.

Когда родился старший сын, Виталик на радостях пропил все деньги в доме. Если по-честному, странности за своим парнем Света начала замечать с самого начала. Через месяц совместной жизни Виталик в первый раз вскрыл вены. Причём было всё как-то внезапно и непонятно: вроде сидели за столом вместе, позвали соседку на чай. Раз — и скатерть в крови.

— Меня это сразу напугало. Но, думаю, может, какой нервный срыв. Я мамке сказала: «Мам, он вены вскрыл». Она вроде с ним поговорила: «Всё, простите, больше не буду, честное слово».

Света не уходила от Виталика, «потому что нормальный был». Да и куда денешься в маленьком посёлке, когда уже у всех на виду.

Света родила первого ребёнка и почти сразу забеременела снова.

Точкой отсчёта «конкретной жопы» в семейной жизни Света считает вторую беременность. На седьмом месяце Виталик избил жену палкой. Пришёл пьяный. Завязалась ссора, уже не помнит причину.

— У нас были кресла такие узкие раньше, я в него села и успела живот закрыть.Он мне говорит: я сейчас его тебе просто выбью. В больницу обратилась, подозревали сотрясение. Я к нему вообще возвращаться не хотела.

Но после больницы приехала домой.

Когда второму сыну Светы и Виталика было два месяца, папа избил его в первый раз. На лице у младенца отпечаталась ладонь отца. Врачи подозревали перелом челюсти. Света только тогда первый раз написала заявление. Раньше боялась — пересудов в посёлке, непонимания от родителей.

Виталика наказали: шесть месяцев исправительных работ.

За него приехала просить бабушка: мол, оступился, по пьянке в первый раз, «ты уж прости». И Света простила.

— Я, дура, раньше всегда оправдания искала. Дура, его простила, долбанутая. Надо было ещё в тот раз развестись, может, этого ничего и не было бы.

Но водоворот жизни в маленьком посёлке, где нельзя откатить назад, переиграть и сбежать, затянул. Дом, где они сейчас живут, купили на материнский капитал. Паршивый, старенький, но зато крыша над головой и целых три комнаты с низкими потолками. В доме нет отопления — приходится топить печь. Топят сосной, куб за тысячу рублей. От горбыля тепла толком нет. Берёза больше даст, но стоит 2 000 рублей за кубометр.

Воду Света таскает из колонки. Виталик редко с этим помогает.

Дом на самом деле тоже купили вынужденно, как и всё до этого: вынужденно съехались, вынужденно рожала дважды.

— А чё делать-то было? От мамки надо было переезжать. С ней жить нереально. А снять — я понимаю, что у нас денег нет. Да и дом нашла подходящий. Он мне понравился изначально. Мы с риелтором договорились, всё нормально, по-быстрому.

Дом купили за 430 000 рублей. Поначалу кое-где наклеили свежие обои, залатали совсем неприличные прорехи, а больше ничего и не трогали.

Света не пьёт. Она один раз в жизни пробовала водку «на язык», в восьмом классе — пила за компанию какой-то коктейль.

— Не могу я, рвотный рефлекс срабатывает. Даже шампанское — внутри пожар начинается.

У Светы пили родители. Соседи вспоминают: «Не то что прям алкоголики, но выпивают».

Виталик пьёт. Впервые Света увидела это на первом свидании. Виталик позвал её в гости и сразу достал бутылку пива.

— Да я разве я тогда соображала. Для меня это нормально было — у меня родители пили, я знаю, чё это такое. Но я не знала, что такими шизанутыми можно быть, по-русски говоря, когда выпьешь.

Света пыталась выгнать непутёвого мужа не один раз — «только никогда до конца не доводила».

— Он здесь чувствует себя хозяином, чё захотел, то и делает. Его бабушка приезжала на прошлой неделе, когда всё случилось, сказала ему: собирай вещи, в летней кухне будешь жить. То ли он у бабушки будет жить, как ему скажут. А здесь он топнул ногой, шандарахнул чем-нибудь, сказал: так будет — вот и всё!

После Нового года Света твёрдо решила разводиться. Но пока всё тянула — не было денег, чтобы оплатить в суде подачу заявления. Что такого произошло в Новый год, Света объясняет путано.

— Да он трезвым был. Пил по рюмке — ничего, спокойным был. Он перед этим накосячил. Там косячок был посерьёзней, чем обычно. Да подружка в гости приходила. Она заявление потом написала. А потом они примирение взяли прямо в кабинете. Он уже не образумится. Ну не верю я, что произойдёт чудо. Не придёт же Дедушка Мороз, не долбанёт по башке, не скажет: Виталичек, исправься! Следователь сказал: зачем тебе разводиться, если он сейчас не пьёт? Я говорю: в смысле «зачем»?

Света сама себя спрашивает: почему она терпела?

— Я боялась, я и сейчас боюсь. Сейчас его бабушка такая: типа, зачем ты вообще этот шум подняла, тебе, типа, не стрёмно от этого, ты такая плохая, такая-сякая. Я следователю сказала: он постоянно угрозы жизнью сыпет. А он мне: «Не бойся, убить он никогда не убьёт, он просто ссыт. А вот попакостить — это он в первых рядах».

Девять месяцев назад Света родила дочку.

Ни одного из детей Света и Виталик не планировали.

Света в двадцать два года мечтает об одном: о покое и как сделать так, чтобы можно было как в сказке: раз — и муж исчез из жизни. Но посёлок — не королевство, покосившийся дом — не дворец.

Когда-то она хотела стать парикмахером, но поступила в техникум на повара и не доучилась. Сейчас хочется стать медсестрой.

— Но когда уже родила, я теперь хочу быть просто мамой. Конечно, я их воспитываю: и в угол ставлю, ты чего, и учу разговаривать, и сказки читаю.

О «мужике в доме» Света, как все нормальные девушки её возраста, уже не мечтает.

— Да на фиг, если вот чисто для удовольствия вот это, может, я себе и кого-то найду. Но в плане вот жить — этого не надо. Вот сегодня он спит весь день. Я ему элементарно говорю: Виталь, сделай мне кипятильник. Перегорел, там проводки соединить. ..., он спит, время двенадцать — он спит! Я взяла сама, очистила, прикорябала да сделала! Конечно, я хочу нормального мужика, чтобы моей опорой был, а не вот этой тряпкой. Не, ну ты сама подумай, всё в доме я делаю. Он единственное — перегорит что-то, он это чинит, это да. То есть машинка сегодня сломалась — он сделал. Я не говорю, что он совсем хреновый, нет. В чём-то он молодец, руки у него из того места. Он может телефон сделать за пять минут — у тебя что-то перегорело внутри, он разобрал и сделал. В этом плане я не говорю, что он совсем говно и ничтожество. В плане отношений он говно.

Света вчера топила печь и нашла сокровище для себя: статью «Быть мамой нужно даже в трудной жизненной ситуации». Она достает её из кармана тёплых лыжных штанов, которые сушатся на верёвке. Спрятала, чтобы муж не нашёл. Там телефон кризисного центра.

— Понятно, что он будет претендовать на дом, он говно такое, он последнее заберёт. Но почему, собственно, я должна уходить из этого дома, я понять не могу! Не, ну если прям совсем жопа будет, то конечно.

Бабушка Виталика припугнула Свету: разведётесь — она заберёт все деревяшки, которые давала укрепить дом и «на дрова пустит».

— Так это уже и в Москве про нас знают? Я просто переживаю: не дай бог какие-нибудь каналы приедут. Хотя, может, они бы реально мне помогли от него избавиться. Хочу быть снежной королевой. Чтобы никогда больше не любить. Думала, я однолюбка — первую любовь люблю, у меня до сих пор сердце ёкает, когда его вижу. Хотя я знаю, что он такой же дурак, как и мой. Он документы сжигал, дурак пьяный, жену он свою тоже бил, даже ходит слух, что он ребёнка у неё выбил, он беременная была. Мой-то брюнет с голубыми глазами, а тот — вообще! Тянет меня вот на таких мальчиков. Слушай, в Москве тоже все такие придурки?

Первый и последний раз Виталик дарил цветы жене на первую выписку из роддома в 2012 году. Света мечтает о подарках «в пределах разумного — цепочки, колечко, серьги».

До завода, где работает Виталик, на машине из посёлка ехать минут пятнадцать. В августе Виталик устроился сюда механиком. Зарплату обещали до двадцати тысяч, самое большое пока видели — одиннадцать. До этого всю семью «кормили бабушки», жили за их счёт.

Виталик семенит, хромает на правую ногу. Не выше ста шестидесяти пяти сантиметров, спортивные штаны подвёрнуты, рукава фуфайки тоже закатаны, он в шлёпанцах на голую ногу.

Ему двадцать шесть лет — на вид не меньше тридцати пяти. Тёплый свет жёлтого фонаря подчёркивает мелкие борозды на его лице. Нижних зубов нет.

— Без комментариев, — шепелявит Виталик, но не уходит, стоит на ветру и ждёт.

— Что дальше делать будешь?

— Чё делать, чё делать, пить не буду! Закодируюсь. Я и раньше кодировался. С детьми остаться хочу. Никто никого не поил. Он как бы сам. Ну, бутылка стояла у кровати, я уснул. Сын сам подошёл и выпил. Почему сам пью? Да не знаю. Получается так. Я пить в двадцать лет начал, когда отца сбила машина.

На следующее утро звонит бабушка Виталика: