За пару месяцев до старта нашего исследования с ПИК «Что такое дом?» в рассылке главного редактора самиздата Григория Туманова мы попросили наших читателей рассказать о том, что для них есть дом. Одно из пришедших в ответ писем было написано Валерием Ковалёвым, где он коротко рассказал, что у него и его жены Ксении дом — это они сами. Сегодня Валерий и Ксюша рассказывают нам целиком свою историю: как два человека, которые никогда не знали слова «дом», внезапно нашли его друг в друге, как они поменяли десяток квартир, подобрали избитого кота без одного глаза и с вывернутой челюстью, оказались с ключами от четырёх квартир в центре Москвы, но дом видят только там, где есть они оба.

Исследование

«Что такое дом»

С самого детства мне приходилось регулярно переезжать. Нет, мои родители не были военными, дипломатами или какими-либо другими командированными, просто так складывалась жизнь.

Сначала мы переехали в новую квартиру, потом СССР развалился, а так как мы жили в Северном Казахстане, нам пришлось продать за бесценок никому не нужную квартиру без газа, света и отопления и сначала переехать в частный дом к бабушке, а потом в Россию, в небольшое село под Волгоградом. Окончив там школу, я уже самостоятельно перебрался сначала в Волгоград, а потом в Москву, где с 2010 года и живу.

В силу этих обстоятельств не только понятие «дома», но и понятие «родины», «родной земли» для меня остаётся чем-то весьма расплывчатым, я не могу сказать, что такое для меня «малая родина» и «двор детства». Я допускаю, что это место, о котором ты с теплотой вспоминаешь, но у меня такого места нет: я совсем не скучаю ни по Казахстану, ни по селу в волгоградских степях, ни по Волгограду, поскольку везде мне жилось довольно тяжело и возвращаться в те места и в то время я бы не хотел.

Первый раз я переехала, когда мне ещё не исполнилось и года, причём сразу — в другой город. Мама потом рассказывала, что в самолёте Новосибирск — Москва я оказалась самым спокойным ребёнком, хотя мне было всего шесть месяцев.

Мы переехали вслед за бабушкой и дедушкой на полгода позже них. Они тогда освободили нам свою квартиру на Красногвардейской, а сами перебрались в Бутово. Дедушка в Москве стал предпринимателем, а бабушка — риэлтором. В девяностые те, кому повезло (да ещё и в Москве), могли заработать большие деньги, всё росло очень быстро. Спустя год бабушка с дедушкой уступили нам квартиру в Бутово, а сами поселились поближе к центру. Так, меняя жильё друг за другом, каждый по три квартиры, мы все оказались в центре Москвы, на Чистых прудах.

Ни в одной квартире мы не жили дольше десяти лет, поэтому у меня никогда не складывалось концепции «дома» как чего-то вечного, как это было у второй бабушки, где все вещи лежат на своих местах десятилетиями и можно взять свою куклу с той же полки, с которой брал её в детстве. Но почему-то особенно во мне отпечаталась та квартира, в которой мы жили, когда мне было пять-десять лет. Там у меня была большая комната с юго-западным окном, я любила валяться на ковре в солнечном пятне, представляя, что загораю, а на окне я выращивала джунгли из фасоли. Когда мы переехали, я очень сильно тосковала и мне очень долго ещё снилась моя комната. Часто во сне я видела её заброшенной, с открытым окном и наполовину заметённой снегом.

Они познакомились в 2011 году, когда Валера вместе с друзьями открыл первое в мире «антикафе» под названием «Циферблат», а Ксюша пришла туда работать «помощницей» — варить кофе, встречать гостей.

Валера тогда снимал квартиру в старом разваливающемся доме на Чистых прудах, в Сверчковом переулке. Это была большая двухкомнатная квартира в цоколе дома, бывшая мастерская художника. Окна выходили во двор и были вровень с асфальтом. Площадь была внушительной, квартплата маленькой, потолки высокими, электричество и вода бесплатными, а в подъезде всего четыре квартиры, по одной на этаж.

Разумеется, были и недостатки: солнце заглядывало в окно только в июне и на полчаса, поэтому у них всегда горел свет, душ был на кухне, в полу были дырки в подвал, с потолка сыпалась штукатурка, все стены были в трещинах (дом и по сей день стоит в аварийном состоянии), иногда в гости приходили гигантские пятисантиметровые тараканы.

Валера шутливо говорил Ксюше: «Ты никогда не переедешь ко мне», но всё вышло иначе.

Уже спустя месяц после знакомства мы жили в нашем шалаше, «в Сверчках», как мы говорили.

Первый год в этой квартире мы прожили в проходной комнате без окон, под лестницей. А потом переехали в настоящую Комнату — с большим окном. Это был наш первый дом. Мы завели «словарик первых фраз», куда записывали необычные для нас слова, которые мы произносили впервые в своей взрослой жизни: «давай купим кухню», «собери шкаф». Мы взяли к себе домой ставшую лишней в одном из «Циферблатов» пару попугаев корелл, потом подобрали во дворе полумёртвого избитого серого кота без одного глаза, со сломанным хвостом и вывернутой челюстью, который оказался самым ласковым и умным котом на свете, что не мешает ему быть в то же время ещё самым наглым и нахальным. Как-то раз у нас под душем умерла крыса, и мы нашли её только через неделю. Этажом выше жили какие-то экстрасенсы, и от проводимых ими ритуалов у нас постоянно звенел потолок.

В этом доме мы притирались, узнавали друг друга, формировали новые общие привычки и избавлялись от старых индивидуальных, ссорились и мирились. Там мы прожили с 2011 по 2014 год — три первых года нашей совместной жизни. Именно в этой квартире мы впервые стали говорить друг другу «Ты — мой дом».

К сожалению, наш дом не становился новее. Как-то раз кусок штукатурки упал Ксюше прямо на бутерброд во время еды. А ещё тараканы, которых Ксюша панически боялась с детства, стали приходить всё чаще. Последней каплей для Ксюши стала сцена, когда счастливый кот триумфально пронёсся по коридору с пойманным тараканом в зубах. Мы решили переезжать.

Мы переехали в съёмную квартиру неподалеку от Курского вокзала, в Большом Казённом переулке. Там наш дом продолжил оформляться: у нас появилась старая машина, которой мы пользуемся и по сей день, появился ещё один кот: на этот раз рыжий, с двумя глазами и шикарным хвостом, очень красивый, скромный и чуткий, в противовес первому, задире.

Воспоминания об этом жилье гораздо бледнее, чем от Сверчков, но именно там, в «Казне», мы окончательно научились друг друга понимать и принимать.

В 2016 году у нас начался период переездов, который не закончился до сих пор. Ксюшина мама купила квартиру на Бауманской, в которой мы своими руками сделали ремонт. За время этого ремонта нам пришлось несколько раз переселяться — за три летних месяца 2016 года мы перевозили свои вещи и животных с места на место четырежды. Переехав в квартиру, в которой мы всё сделали сами, мы наконец поверили, что это и есть наш дом, настолько всё вокруг нас было пронизано нашими совместными эмоциями — от выбора раковины на кухню до покраски стен и потолков. Для того чтобы закончить начатое и завершить оформление нашего дома, нам оставались две сущие мелочи: купить рабочий стол для двоих и большой экран для нашего проектора, чтобы смотреть ужастики с друзьями. Увы, тогда это не сбылось.

По семейным обстоятельствам, прожив в нашем новом доме чуть больше года, нам пришлось опять сниматься с места. С декабря 2017-го и до октября 2018 года мы прожили в одной квартире с Ксюшиным эмоциональным папой и больным дедушкой.

В сентябре 2018 года мы поженились.

В отличие от Валеры, у меня хоть и не было глобального понятия «Дом», но всегда была географическая привязка: дом, где живёт мама. Это был и мой дом, там хранился мой «архив детства» — все мои оставшиеся игрушки, учебные тетради, подростковые дневники, смешные записки, которыми мы перекидывались в школе, детские рисунки. Весь этот архив всё время хранился в моём шкафу, в моей комнате, в той квартире, из которой я ушла жить к Валере под лестницу в Сверчках.

Говорят, московские квартиры испортили многих, кто здесь живёт. Так случилось и в моей семье. Нерешённые проблемы предыдущих поколений как-то разом обрушились на меня за несколько месяцев до свадьбы. Ситуация зашла в тупик — и никто не понимал, как её разрулить. К счастью, всё решили эмоции: в один день, когда папа мне нагрубил, а Валера попытался за меня заступиться, папа просто попросил нас освободить жилплощадь. По счастливому стечению обстоятельств (и благодаря договорённостям с мамой) именно в этот день мы переезжали — обратно, в нашу отремонтированную квартиру. После того разговора с папой я собрала свой детский архив и забрала его с собой.

Время то неслось, то тянулось, котов у нас стало уже три, и вот в мае 2018 года я вдруг обнаружил себя с ключами от четырёх квартир в центре Москвы, но осознал, что ни одну из них мы не можем назвать нашим домом. Точнее, наш дом трансформировался, он стал общим и потерял всяческую привязку к местности.

Размышляя об этом, я понял, что за прошедшие годы мы научились создавать дом везде, где мы вместе находимся. Мы делаем это совершенно непринуждённо: сейчас наш дом находится иногда в нашей старой ломучей машине, в отеле на час, под нашим дубом в Сокольниках, в купе поезда или в римской квартире Airbnb.

Я попытался обобщить и понять, что же для нас такое дом и как мы его вокруг себя формируем:

То есть для нас дом — это не обязательно место, где мы спим, готовим еду или едим её: для нас дом — это мы двое.