Двадцать четвёртого февраля в Москве и многих других городах России и мира прошла акция памяти Бориса Немцова. Шествия и последующие митинги давно перестали быть связаны с Немцовым: акция превратилась в ещё одну возможность легально выразить протест. Участники марша обратили внимание, что в этом году в столице было необычайно много фотографий политзаключённых, которых стало столько, что узнать каждого не могут даже люди, погружённые в повестку. В прошлом году о росте числа уголовных дел по «экстремистским» статьям за репосты шуток и мемов написали даже государственные СМИ, в очередной раз сообщив о том, в какой ярости был президент, когда узнал, что творится. Новости о новом уголовном деле за репост каждый раз порождают волну сравнений и параллелей с эпохой Большого террора. Самиздат решил вспомнить, за что на самом деле сажали в 37-м году, и сравнил логику советских и российских следователей.

— Почему Сталин в сапогах ходит, а Ленин в ботинках ходил?
— Почему?
— Потому что Сталин идёт прямо, несмотря на трудности, а Ленин трудности обходил.

Этот анекдот красноармеец Исаак Леонидович Шойхет рассказал помощнику командира взвода. Через несколько недель, 30 октября 1937 года, почти в самом начале Большого террора, Исаака арестовали. В деле П-6114, хранящемся в Государственном архиве, помимо процитированного анекдота, сказано, что Исаак был сыном «служителя религиозного культа». Фамилия Шойхет как раз переводится как «резник» — профессия, связанная с религиозной практикой. Чтобы вступить в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию (РККА), Исааку пришлось скрывать своё происхождение, но в 1936 году, узнав об этом, ему сделали выговор и позже исключили из комсомола. Следствие установило, что двадцатидвухлетний красноармеец «обманным путём пробрался в ряды РККА, стал проявлять воинскую недисциплинированность, группируя вокруг себя враждебно настроенный кулацкий элемент». По данным НКВД, Исаак пропагандировал красноармейской массе контрреволюционную троцкисткую теорию о невозможности построения коммунизма в Стране Советов, выражал сочувствие врагам народов и, наконец, рассказывал антисоветские контрреволюционные анекдоты. По статье 58-10 УК РСФСР Исаака обвинили в антисоветской агитации и приговорили к шести годам в исправительно-трудовых лагерях.

Позже Исаака, в отличие от многих других, освободят. Дело отправится на пересмотр, где выяснится, что главные свидетели не были допрошены и никто толком и не может сказать, какие контрреволюционные идеи высказывал бывший красноармеец. Спустя год и четыре месяца, 29 марта 1939 года, Исаак Леонидович Шойхет выйдет из Сретенской тюрьмы и станет одним из немногих попавших в лагерь, но сумевших доказать свою невиновность в условиях абсурдной и иррациональной советской системы террора.

Период Большого террора обычно описывают как тяжёлое время, когда сесть можно было даже за анекдот, но такое понимание неверно и мешает нам по-настоящему оценить масштабы. Традиционное представление о тоталитарной машине подсказывает нам, что власть при помощи лагерей и расстрелов уничтожала людей, её не одобряющих. На самом деле система была устроена иначе, и ни анекдоты, ни настоящая антикоммунистическая агитация не имели никакого значения для признания человека виновным.

Исаака Шойхета судили по 58-й статье УК РСФСР «о контрреволюционной деятельности», эту статью ещё называли «политической». Она включала в себя не только пропаганду, но и шпионаж, измену Родине, контакты с иностранным государством в контрреволюционных целях, восстания и, например, побег военнослужащих. «Удобная» для следователей статья использовалась очень часто, всего за контрреволюционные преступления с 1921 по 1954 год было осуждено около 3,7 миллиона человек. Но, по оценкам исследователей, в действительности террору подверглись около 12 миллионов. Следователи использовали очень общие формулировки. Контрреволюционным можно было счесть что угодно. Если в обвинительном заключении есть формулировка «распространение клеветнических антисоветских измышлений с террористическим выпадом в сторону одного из вождей советской власти» — это может быть как анекдот про Сталина, так и любое скептическое высказывание или «неуважительное» действие. Контрреволюционным, например, называли «оскорбление» фотографии Сталина в газете. По словам историка и автора книги «Советский анекдот. Указатель сюжетов» Михаила Мельниченко, «человек огурцом в неё потыкал, матерных слов несколько сказал — и всё, можно упаковывать в похожую формулировку».

30 июля 1937 года, после издания секретного приказа НКВД №00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов», начался Большой террор: всего за год было арестовано более 1 700 000 человек. Массовые репрессии были достаточно хорошо спланированы: количество людей, которых необходимо арестовать или расстрелять, было предопределено «плановыми лимитами». Так назывались ориентировки с числом людей по категориям, которые спускались «на места» руководством. В ходе террора они неоднократно увеличивались. Следуя насаждаемой на всех уровнях стахановской логике, следователи устраивали настоящие соревнования, нередко превышая установленные лимиты в несколько раз и запрашивая разрешение на повышение нормативов. Перевыполнение плана воспринималось в советском обществе как один из главных показателей качества работы, к тому же исполнители боялись, не выполнив работу, сами стать жертвами. Рассказывает историк и сотрудник центра «Мемориал» Сергей Бондаренко:

«Спускает государство на твой регион план: должно быть 50 тысяч арестов. Из них 20 тысяч — по первой категории, то есть расстрелянных; 10 тысяч — по второй категории: лагерь на 10 лет. Дальше ты разбираешься: ага, у меня такой план, под него мне нужно подверстать определённое количество народа. Я вижу, что вокруг чёрт знает что творится и люди все перевыполняют план. Я не только 50 тысяч найду — я ещё напишу обратную бумагу: „Повысьте мне, пожалуйста, план ещё на 10 тысяч. Я чувствую, что не всех врагов мы добили!“»

Для того чтобы арестовывать людей с такой скоростью, а это около тысячи человек в день, нужно было понимать, кого брать. Здесь НКВД и пригодилась годами собираемая картотека.

Во второй половине двадцатых, когда сворачивался НЭПа и был взят курс на коллективизацию и индустриализацию, СССР в очередной раз пошёл за необходимыми ресурсами к крестьянам. Зажиточных крестьян, успевших отстроить хозяйства и обзавестись инструментами, называли «кулаками» — классовым врагом, которого следовало насильно лишить имущества. В результате раскулачивания сотни тысячи людей по всей стране были фактически лишены средств к существованию и отправились в лагеря. На местах в обязательном порядке составлялись картотеки со списками кулаков и их характеристиками. Именно эти картотеки стали основой для списков «потенциально неблагонадёжных элементов», по которым и ударил Большой террор.

Никита Петров, историк и сотрудник «Мемориала», называет СССР «системой социоцида»: «Советская идеология требовала очистить общество от тех, кого не берут в светлое будущее. На оперативном учёте все: потенциальные враги или те, к кому были претензии по социальному происхождению, — все состояли в каталоге спецслужб».

Данные собирались через осведомителей, с паспортных столов и по местам работы. Национальность, неправильная фамилия, переписка с заграницей, связь с иностранцами, обеспеченное или церковное прошлое и многое другое — всё могло спровоцировать арест. Человека могли забрать с обвинениями в шпионаже в пользу Польши из-за того, что он поляк. Этого было достаточно, чтобы вынести приговор и обвинить его в контрреволюционной деятельности.

Вопреки распространённому мнению, доносы не играли приписываемой им роли. Знаменитая цитата Довлатова про четыре миллиона доносов на самом деле не учитывает концепт вины в системе Большого террора.

Человека арестовывали за то, что он враг с точки зрения правоохранительных органов. Не важно, доказано преступление или нет; не важно, соблюдены ли процедуры, — важен тот материал, который собрал НКВД, уверен Петров.

Во времена Большого террора не существовало вины в её привычном нам юридическом понимании. Классическая вина в уголовном праве подразумевает незаконное деяние, какой-то поступок. Это психическое отношение лица к совершаемому общественно опасному действию или бездействию и его последствиям. Чтобы стать виновным, нужно что-то сделать или не сделать с каким-то умыслом или неосторожностью. В Большой террор человека арестовывали из-за планов и списков; анекдоты, доносы, и показания очевидцев лишь дополняли картину.

«Советское делопроизводство очень формально: среднестатистическое судебно-следственное дело эпохи Большого террора выглядит как медицинская карта школьной диспансеризации. В нём очень мало фактографии: несколько бумажек с клише, из которых сложно что-то понять», — объясняет Михаил Мельниченко. Энкавэдэшники и вся система в целом работали в авральном режиме, буквально на износ: следователям ежедневно надо было арестовывать сотни человек и выполнять планы, а потом этим людям надо было ещё выносить приговоры. Дела стандартно были очень тоненькие, несколько бумажек, и выносить приговоры тоже надо было быстро. Так появились «двойки» и «тройки».

«Обычно это один человек от партии, один человек от НКВД и один местный прокурор. Они олицетворяют три разные ветви власти, подменяют собой суд. Это законный орган, который выносит решение, — отмечает Сергей Бондаренко. — Как правило, у них уже всё было абсолютно наработано: они видели определённый набор признаков, по ним автоматически выносили вердикт и двигались дальше». На приговор могло уйти около пяти-десяти минут.

Рассмотрение дела на суде — это присутствие обвиняемого, возможность подать апелляцию и хоть какой-то шанс на оправдательный приговор.

Масштабы политических репрессий в современной России, конечно, несопоставимы с советским прошлым, однако, согласно рейтингу Freedom House, страна занимает 180-е место в мире по уровню политических и гражданских свобод. Сегодня в России насчитывается 195 политических заключённых. По данным правозащитного центра «Мемориал», количество политзэков по сравнению с 2017 годом в общем выросло на 115 человек. С 2011 года количество осуждённых по «экстремистским» статьям увеличилось в четыре раза. В основном людей судили за публичные «экстремистские высказывания». Приговоры по таким делам превышают общее количество приговоров за «экстремистскую деятельность» вообще. По данным информационно-аналитического центра «Сова», за 2018 год было вынесено 183 обвинительных приговора за публичные высказывания, в 2017-м — 197. Так, в августе 2018 года за смешные сохранённые картинки «ВКонтакте» на старой странице судили жительницу Барнаула Марию Мотузную. В восемь утра к ней вломились шесть человек и начали обыск. Также дело по 282 статье было возбуждено против ещё одного жителя Барнаула — строителя Андрея Шашерина, тоже за репост картинок. Эдуарда Никитина, жителя Санкт-Петербурга и участника движения «Солидарность», судили за репост анекдота про выборы и карикатурное изображение «ватников». Участников организации «Новое величие» тоже судят по 282-й за создание экстремистского сообщества.

Сама 282 статья появилась с момента принятия Уголовного кодекса РФ в 1997 году и предназначалась для борьбы против расовой, национальной и религиозной вражды. В 2013 году статья сменила название на «Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства». С тех пор борьбу ведут не только против расовой, национальной и религиозной дискриминации, но и половой, языковой, по происхождению и принадлежности к социальной группе. В декабре 2018-го президент подписал федеральный закон, частично декриминализирующий статью.

Следователи в России живут в условиях палочной системы, где их KPI — дела, переданные в суд, с обвинительным приговором. Не работает на эффективность и аналогичный период прошлого года (АППГ), заставляющий полицейских раскрывать больше дел, чем в предыдущем году. Бывший сотрудник Центра «Э» рассказывал «Медиазоне», что если раньше сам он занимался делами, связанными с незаконным оборотом оружия, а его коллеги — сообществом сторонников неонациста «Тесака», то после смены руководства оперативники стали искать картинки в интернете. По словам героя материала, дела за репосты мемов появлялись потому, что надо закрыть количественные показатели по существующим статьям, а сделать это, скролля ленту «ВКонтакте», достаточно просто: из кабинета выходить не нужно, а с экстремизмом борешься.

Несмотря на частичную декриминализацию 282 статьи, обвинения в оскорблении чувств верующих и оправдании терроризма никуда не исчезли. Если «экстремистские статьи» подконтрольны Центру «Э», то сейчас инициативу перехватывает ФСБ, возбуждая дела по статье за оправдание терроризма. «Статистика уголовных дел показывает, что статья 205.2 росла гораздо сильнее, чем 282. До 2015 года это была очень редко применяемая статья. За последние два года количество дел по ней выросло с нескольких десятков до почти сотни», — отмечает юрист международной правозащитной группы «Агора» Дамир Гайнутдинов. По его словам, фигуранты дел не меняются: это всё так же активисты, члены неформальных движений, анархисты, левые, правые, радикалы — на которых уже давно есть необходимый материал. «Никакого риска: сидишь в кабинете, листаешь. Работать по таким делам — одно удовольствие», — добавляет Гайнутдинов.

Самиздат выражает благодарность Открытому списку за помощь в подготовке материала.