Что скрывают пирамиды Голода

В это время инженер Александр Голод — крепкий невысокий старик сорок девятого года рождения — едет по московской улице в своем новеньком чёрном Land Rover. Даже в такой мощной машине он чувствует силу ветра, ему кажется, что внедорожник вот-вот оторвёт от земли. Вдруг звонит телефон: Голоду говорят, что его самую большую пирамиду, которая семнадцать лет спокойно стояла в поле на обочине Новорижского шоссе, только что снесло ветром. Голод тут же отправляется на северо-запад. Он не очень-то удивлён. Опытный инженер, он знает, что конструкции пирамиды ослабли ещё два года назад, и давно дал указание охраннику: как только подует сильный ветер, людей надо выводить на улицу. И если в истории волхва Радмира это он что-то почувствовал и скомандовал «на выход», то в мире, каким видит его Александр Голод, ничего мистического не произошло: всё было чётко по инструкции. На месте этой пирамиды давно уже пора было построить новую, выше и крепче, но это стоит 3 000 000 долларов, и одному, без партнёров и организационной помощи, так быстро не справиться.

В любом случае, теперь, когда стометровая обветшавшая конструкция рухнула, Голод испытывает облегчение. Он вдруг понимает, что давно уже жил с постоянным страхом: а вдруг кто-то пострадает из-за его пирамиды? Но теперь всё осталось позади. Двадцать девятое мая, когда в Москве и Московской области разразился сильнейший почти за двадцать лет ураган, погибли шестнадцать человек, среди них — одиннадцатилетняя девочка. Пятьдесят человек получили травмы. В городе Люберцы упал башенный кран, больше семи тысяч человек остались без электричества в Московской области. Но, когда на тридцать восьмом километре Новорижского шоссе рухнула стометровая пирамида весом больше пятидесяти пяти тонн, никто не пострадал.

Александр Голод плохо запоминает имена людей, с которыми говорил по телефону только что, но прекрасно помнит всё, что происходило с ним двадцать лет назад. Как-то раз, когда инженер построил очередную пирамиду на Селигере, к нему приехал журналист из газеты «Век». Долго ходил за ним по пятам, задавал вопросы, восторгался. А потом, когда материал вышел, Голод прочитал в нём про мужиков из соседних деревень, которые будто бы уже берутся за топоры, чтобы снести его «бесовское сооружение». Голод решил, что с ним поступили очень несправедливо, и даже пожаловался своему знакомому журналисту Виктору Литовкину. Когда-то Литовкин написал для газеты «Известия» текст про пирамиды: он не сомневался в научных достижениях Голода, не называл их лженаукой и открыто намекал, что государство должно помочь инженеру с его проектами. Этому журналисту Голод доверял. Но Литовкин сказал, будто бы критика в прессе — это совсем не плохо. Наоборот, привлечёт побольше внимания. И вообще: если про тебя пишут только хорошее — значит, с тобой что-то не так.

С тех пор журналисты разных газет и телеканалов взяли у Голода сотни комментариев и интервью, он давно уже перестал обижаться и расстраиваться из-за тех, кто высказывает сомнения в его концепции. Но к журналистам он относится скептически, о себе говорит неохотно и мало, отказывается вспоминать, как он строил первую пирамиду, на прямые вопросы отвечает туманными фразами и во всём ссылается на свои старые интервью, которые вышли ещё в прошлом веке. В них нет ничего о жизни инженера, о его семье. Из них невозможно понять, почему когда-то в юности его так привлекли пирамиды и идея золотого сечения, зачем он потратил на них десятки лет и миллионы долларов. Что такого случилось в его жизни, что он посвятил себя гигантским сооружениям, не боясь перед всем миром выставить себя сумасшедшим чудаком. Но Голод считает, что журналистам и не нужно про это знать. «Они приезжают только при рождении и после смерти. А ведь всё самое интересное происходит как раз посередине, между этими моментами. Вот и сейчас, когда пирамида рухнула, на развалинах побывали десятки телекамер. А когда она стояла, мои исследования никого не волновали».

Для Голода его пирамиды — вовсе не ведический храм, собирающий энергию. Это инструмент, который меняет структуру окружающего пространства, влияет на связи, события и явления. Если в пространстве есть пирамида, построенная по пропорциям золотого сечения, то всё происходящее будет стремиться к своему гармоничному проявлению во времени. По версии Голода, войны, озоновые дыры, эпидемии, климатические катастрофы, терроризм, пропаганда — явления одного порядка, и на них можно повлиять, если гармонизировать пространство. Правда, пирамида — всего лишь инструмент, и воспользоваться им можно по-разному. Всё самое главное — не в пирамиде, а в человеческом сознании. Во время Евромайдана на главной площади Украины тоже стояла пирамида, возведённая группой активистов, но Голод уверен, что в данном случае этот инструмент применили неудачно.

Инженер знает, что к пирамиде на Новой Риге постоянно приезжали паломники — старообрядцы, любители эзотерики, шаманы. Но к нему, Александру Голоду, эти люди не имеют никакого отношения. Для него всё, что он делает — это череда экспериментов в области физики. Вернее, в той области физики, которая ещё не стала официальной наукой. Как утверждает сам Голод, он проводил исследования на мышах, младенцах и заключённых. В конце девяностых — начале нулевых он передал пять тонн соли, настоянной внутри пирамиды, в учреждения ФСИН одной из российских областей. Через полгода тюремные охранники сказали, что им как будто «заменили весь контингент»: смертность стала меньше, нарушения режима стали происходить в три раза реже. Животные, которых поили раствором соли из пирамиды и купали в нём, стали устойчивее к стрессу, и их агрессивность снизилась. Голод утверждает даже, что совместно с руководителем отделения реанимации патологии новорождённых РНИЦ ПАТ РАМН пробовал вводить раствор глюкозы новорождённым с тяжёлыми патологиями, и у них повышались значения индекса мгновенного состояния. По словам инженера, в его экспериментах принимали участие члены РАН и сотрудники РАМН. Правда, эту информацию вряд ли можно проверить. Однажды автор из журнала «Русский дом» Владимир Устинов спросил у замдиректора гематологического научного центра РАМН Владимира Городецкого, действительно ли его сотрудники участвовали в экспериментах Голода. Тот сказал: «Если вы намерены говорить о научных изысканиях господина Голода, то, боюсь, разговора не получится из-за отсутствия предмета для разговора. Не исключено, что наши сотрудники привлекались к опытам, но если это и делалось, то, безусловно, в частном порядке».

Когда-то всё началось с огурцов. В 1989 году Голод жил в Днепропетровске, и у него был свой кооператив по производству гитарных нейлоновых струн. Кооператив назывался АБО — «Адаптация биологических объектов». Однажды сотрудники кооператива Сергей Мисюра и Андрей Белик рассказали Голоду, что в мире есть люди, которые изучают пирамиды и считают, что пирамидальные сооружения благотворно влияют на окружающую среду. Сотрудники решили провести эксперимент: что будет, если поместить в пирамиду золотого сечения семена огурцов. Голод сначала был настроен скептически, но всё-таки из любопытства решил проверить. В тот год урожаи в Запорожской области сильно пострадали от кислотного дождя, но Голод вспоминает, что экспериментальные огурцы всё-таки выжили, причём урожай был в два раза больше, чем в предыдущие годы. По его словам, то же самое произошло и с семенами кабачков, арбуза и свёклы. Через год АБО поставила пирамиды в Воронежской, Тверской, Белгородской областях и ещё в нескольких местах. Потом Голод поехал в Москву, встречался с предпринимателями и экономистами и убеждал их, что с помощью пирамид можно будет накормить всю страну. Ему нужно было, чтобы кто-нибудь вложил деньги в его проект. Ему казалось, что потенциальные инвесторы заинтересованы. Но потом началась перестройка, и всем стало не до этого. С тех пор Голод строит пирамиды на собственные деньги. После распада СССР он приватизировал НПО «Гидрометприбор», которое раньше возглавлял, и это приносит ему достаточно денег. Его пирамиды стоят на Селигере, в Башкирии и в Астрахани. В 1990-м году он построил одиннадцатиметровую пирамиду в Раменском районе (позже её демонтировали). Эта пирамида очень не нравилась местному священнику: он расстраивался, что «бесовское сооружение» отнимало у него прихожан. Будто бы люди, которые раньше шли в церковь с пожертвованиями, теперь проходят мимо неё, запутавшийся народ «бьёт поклоны пирамиде». Священник переживал, что народ, «далёкий от науки», запутался и увлёкся пустыми обрядами вместо искренней веры. Вряд ли отец Владислав спрашивал себя, есть ли что-то общее между церковью и пирамидой.

Пока Александр Голод строил гипотезы в области неизвестной человечеству физики, к ней потянулись паломники, адепты эзотерики и просто любители мистики. Родолог и целитель Александр Триян говорит, что приезжал к пирамиде на Новорижском шоссе с группой сподвижников, чтобы «почиститься и набраться энергии». Он считает, что, как бы ни оценивал собственные сооружения сам Александр Голод, разные люди могут использовать эти конструкции по-разному и по-своему интерпретировать их значение. «Когда только подъезжаешь к этому месту, чувствуется особая энергетика, — говорит Триян. — Я выявил несколько закономерностей. Пирамида собирает позитивную энергию вокруг себя, а снаружи остальная энергия как бы стекает по сооружению. Если ходить вокруг него по часовой стрелке, энергия будет раскручиваться через пирамиду вверх, если против часовой стрелки — наоборот». То есть, как утверждает целитель, нужно ходить вокруг пирамиды по часовой стрелке, чтобы поднять свой энергетический баланс, и в другую сторону — чтобы сбросить излишки энергии. Так можно нормализовать своё энергетическое поле. При этом на невидимом, энергетическом уровне, пирамида состоит из двух частей — есть ещё нижняя пирамида, как бы зеркальное отражение верхней. И неважно, что думает обо всём этом сам Голод. «Он рассматривает своё сооружение как инженер, — говорит Триян. — По-своему он прав, но у каждого своё понимание, и пирамиду можно использовать по-другому, не так, как придумал её создатель». Целитель считает, что причина обрушения подмосковной пирамиды — не ветхость конструкций. Просто слишком много людей приезжали туда «поработать с энергетикой», и поле вокруг пирамиды не успевало очищаться от излишков негативной энергетики. Рано или поздно такое происходит с каждым подобным объектом.

Копия, снятая с копии, которая в свою очередь снята с копии — так говорил герой в полузабытой книге из моего пубертатного возраста — точнее, из возраста, который должен был быть моим, но я не уверена, что всё это происходило со мной. Герой книги говорил о том ощущении, которое возникает, когда ты не можешь спать. Сегодня мне кажется, что мир похож на киноплёнку, где главная героиня чем-то похожа на меня, но всё-таки не я. Обо всём этом я размышляю, пока добираюсь до тридцать восьмого километра Новорижского шоссе. Когда-то это место было популярно у туристов и сюда ходили автобусы, но теперь специальных маршрутов уже нет. Я три часа пересаживаюсь с одной загородной маршрутки на другую, пытаясь найти место, где можно будет перейти на противоположную сторону шоссе. В какой-то момент я стою посреди трассы за много километров от Москвы — намного дальше, чем мне нужно — и не понимаю, как отсюда выбраться. Мне начинает казаться, что не существует никакой пирамиды и никакого инженера со странной фамилией Голод. В конце концов я на последние деньги вызываю такси и наконец приезжаю на место. Весь этот путь можно было проделать за полчаса, но сегодня что-то идёт не так — прямо как у ведического волхва Радмира.

Я — в чьём-то блёклом воспоминании об огромном поле, посреди которого стоит пирамида. Вокруг пирамиды ходит пожилой человек в очках. На нём джинсы, джинсовая рубашка и джинсовая футболка. Всё — выгоревшего, блёкло-голубого цвета. Такого же цвета у него глаза. В нескольких метрах от него грудой свалены огромные пластины стекловолокна. Из-за изгороди на меня смотрит живой страус, и он тут совсем не к месту. Старик из выгоревшей джинсы не помнит, кто я такая и откуда взялась, хотя за последние сутки я пять раз говорила с ним по телефону. На диктофонной записи останется свист ветра и строительной дрели. Всё это — на фоне тихого голоса старика. На месте упавшей пирамиды строят новую — временную, высотой одиннадцать метров. Осталось только сделать облицовку. По сути эта новая пирамида — верхушка, которая осталась от той, прежней.

Ещё вчера Александр Голод согласился на интервью, но сегодня он не хочет со мной разговаривать.
— Вы не могли бы рассказать…
— Нет, не мог бы, — прерывает он.
— Простите, что именно вы не можете рассказать?
— Ничего не могу.

Диалог движется по кругу, Александр Голод говорит, что его цель — предотвратить информационные войны, и что пирамида — это всего лишь инструмент. Раньше он не занимался пирамидами и был адептом лженауки. «Но, может быть, я и сейчас адепт лженауки», — усмехается он. И снова переходит к информационным войнам. Я не верю ни в какие загадочные свойства пирамид и интересуюсь, почему Голод построил столько сооружений, а на Земле всё ещё есть ИГИЛ, пропаганда и климатические угрозы. «Но ведь пока пирамид не было, катастрофы тоже случались. Кто знает, может сейчас их было бы в два раза больше», — говорит Голод. Он не считает, что занимается чем-то необычным. Просто у него есть деньги, и он может потратить их на своё увлечение. Что тут такого? «Вот вы же тоже чем-то увлекаетесь». Я пытаюсь понять: неужели ему настолько сильно хочется спасти человечество, что он вложил в это двадцать семь лет и не побоялся прослыть сумасшедшим. Он сильно удивляется: «А кто вам сказал, что я хочу спасти человечество? Я о нём и не думаю, просто случайно вышло так, что пирамиды на него влияют. Для меня это всё — интересный эксперимент, исследование. Я бы хотел помочь своим детям и внукам, но человечеству… Нет».

Голод рассказывает, что в ближайшие несколько лет он будет строить новую пирамиду на этом же месте, в два раза больше той, что рухнула. На это надо много денег, но инженеру никогда не нравилось общаться с людьми, так что он не обзавёлся ни связями, ни деловыми партнёрами. А правительство не хочет участвовать в его проекте. Услышав, что я добиралась сюда несколько часов на автобусе, Голод говорит, что подвезёт меня обратно до Москвы на своём внедорожнике. А сейчас ему надо отлучиться: неподалёку отсюда у него загородный участок, и там ему надо кое с кем встретиться. Заодно он обещает привезти мне клубники с грядки.

Оставшись одна, я сажусь на землю у подножия пирамиды. Надо мной — чистое небо, и посреди него — чёрная грозовая туча, она зависла прямо над остриём сооружения. Внезапно я начинаю плакать — впервые за год. Мир больше не кажется киноплёнкой. Я вдруг понимаю, что если бы я верила в бога, именно так я представляла бы себе нашу встречу. Я несколько дней прошу загадочного старика об аудиенции, а он забывает, кто я такая, и не может толком ничего рассказать о себе. Про него говорят и пишут так, будто бы он хочет спасти человечество, наладив гармонию в пространстве, но на самом деле он всего лишь проводит эксперимент ради собственного любопытства. К его сооружениям приезжают паломники и шаманы, которые трактуют его науку как-то по-своему и проводят свои обряды, но ему наплевать на обряды, он имел в виду совсем другое. Он несколько раз говорит, что ему надоело вести со мной диалог, и прямым текстом отправляет меня домой, но потом привозит мне клубнику с собственной грядки. Я не верю ни в его учение, ни в силу пирамид, но ему и не надо, чтобы в него верили — он самодостаточен и не очень-то любит людей. Никогда не понимаешь, говорит ли он серьёзно или издевается. То же самое и с его странным, растянувшимся на тридцать лет проектом: никогда не знаешь, то ли это гениальное изобретение, опередившее время, то ли смешное чудачество талантливого инженера, то ли полное сумасшествие. А может, просто жестокий розыгрыш, который слишком затянулся, но прекратить уже как-то жалко — слишком интересно, чем всё это кончится.