В сентябре в Москву приезжал американский комик Эндрю Шульц. Его называют одним из самых популярных стендаперов ютуба, хотя он никогда не показывал свой материал на телевидении или в стриминговых сервисах. Он уверен, что современный стендап стал слишком осторожным и потерял связь с аудиторией, которая соскучилась по шуткам про педофилию, инцест, смерть и расовые стереотипы. Шеф-редактор самиздата Семён Шешенин провёл с Эндрю Шульцем два дня, чтобы разобраться, как тот планирует вернуть стендапу чудовищность, и узнал, как чеченцы придумали борщ, что связывает трансгендеров и Транссиб, дважды оказался в окружении абсолютно голых людей и понял, о чём грустит комик Александр Незлобин.

Обращение Эндрю Шульца к читателям самиздата

Две женщины стоят на четвереньках на круглом диване и одновременно засовывают себе в головы огромный двусторонний дилдо. Движение происходит синхронно, плавно и почти мгновенно, словно это не кусок пластика, а макаронина, которую двое случайно втягивают из тарелки с разных концов. Головы женщин встречаются на середине, и они начинают целоваться. Американский комик Эндрю Шульц сидит и смотрит на это через стол, уставленный кальянами, выпивкой и чёрными шариками с закисью азота. У него на лице выражение озадаченного кота. 

«Тебе точно не понравится то место, куда мы едем», — сказал мне Шульц, ехидно улыбаясь, двумя часами ранее, когда внезапно позвал меня и младшего продюсера самиздата Эмму отпраздновать свой первый концерт в России. За последние два дня в его компании я привык сносить многое и решил, что хуже, чем в той бане на 1905 года, уже не будет, и принял приглашение. По тону было понятно, что едем мы в какое-то злачное место типа стрип-клуба. 

Компания собралась довольно большая, и ехали мы на двух такси — сначала в подвал здания в центре заехала машина с Шульцем, затем наша. В конце спуска первая машина упёрлась в медленно поднимающуюся жалюзийную дверь. Мы вышли из автомобиля посмотреть, что происходит, и обнаружили за дверью около тридцати женщин с обнажённой грудью и бенгальскими огнями в руках. Они были очень рады гостям и громко визжали. Увидев, какой приём ожидал Эндрю Шульца, я развернулся к Эмме, которая оказалась в нашей компании, в общем, почти случайно, и сказал: «Эмма, кажется, это не совсем обычный стрип-клуб».

А когда женщины надели себя на пятьдесят сантиметров гигиенической резины под песню «Du Hast» группы Rammstein, Эмма своим низким голосом флегматично продолжила наблюдение: «Кажется, это называется блядюшник». Кроме нас, Эндрю Шульца и его компаньона Марка за столом сидело несколько российских комиков. Один смотрел на происходящее на круглом диване с детским восторгом, другой — неживыми глазами снулой сельди, и только на лице Александра Незлобина читалась лёгкая грусть. Инициатором поездки в заведение был именно он. 

Незлобин — комик с огромным стажем, стоящий у самых истоков стендап-движения в России, и знаком он с Шульцем дольше всех присутствующих. Несколько лет назад они встретились в лифте бостонского стендап-клуба Laugh Boston в США и обменялись контактами. 

Три года спустя американский комик приехал в Москву в качестве хедлайнера крупнейшего в России фестиваля стендапа «Панчлайн». Узнав о планах Шульца, Незлобин списался с ним в твиттере и договорился пересечься в день концерта, а при встрече сказал: «Эндрю, я хочу отвезти тебя в особенное место. Но прошу не подумать обо мне плохо». Шульц купился именно на последнюю фразу.

5 сентября в девять вечера Эндрю Шульц сидел в постели в одноместном номере гостиницы Lotte на Новинском бульваре и продирал глаза. Перелёт длился девять часов, не считая дороги до и от аэропорта, так что в отеле он первым делом лёг прикорнуть. Шульц в толстовке, джинсах и только что проснулся, чтобы дать мне небольшое интервью. До концерта ещё два дня.

Карьерный рывок, который забросил комика из родного Нью-Йорка на противоположную сторону планеты, случился с ним совсем недавно. Шульц занимается стендапом 12 лет, но больше десяти из них индустрия его словно не замечала. В том самом бостонском клубе три года назад Александр Незлобин продал больше билетов, чем Шульц, выступавший с ним в один день. 

Летом 2017 года Шульц предпринял отчаянную попытку штурма индустрии и на собственные деньги снял часовой концерт «4:4:1». Он надеялся продать его какой-то студии, продюссеру или стриминговому сервису, но везде получил отказ. Пару лет спустя на подкасте у Джо Рогана он назовёт эту ситуацию опытом подлинного смирения. 

Не найдя покупателей, Шульц урезал часовой материал до пятнадцати минут и опубликовал на своём YouTube-канале. Сегодня «4:4:1» просмотрели больше двух миллионов раз, а вскоре после выхода ролика Шульц впервые в жизни распродал все места в зале на своё выступление.

Концерт Эндрю Шульца «4:4:1»

«За 12 лет на сцене я сам изменился не сильно, — говорит Шульц в ответ на вопрос о том, как с ним случилась эта внезапная трансформация. — У меня развились комедийные навыки для обращения со сложными темами, но дело скорее в том, как за это время сместилась перспектива, с которой люди и индустрия смотрят на комиков.

Вот моя основная идея: люди, которые ведут блоги и влоги о том, что их что-то оскорбляет или триггерит, не представляют всех. Я верю, что люди любят чёрный юмор и ебнутые шутки. Мало того, я считаю, что шутки типа „Черный, еврей и мексиканец заходят в бар“ — это единственное, что существовало в юморе всегда. Вечные темы стендапа относятся к тем вещам, которых мы больше всего боимся. Расизм, инцест, сексизм, гомофобия, педофилия и так далее».

Сам Шульц началом прорыва считает пятиминутный ролик «В гендерном неравенстве есть свои плюсы», набравший к сегодняшнему дню почти три миллиона просмотров. В нём он на сцене нью-йоркского стендап-клуба Comedy Cellar рассуждает о том, что эмансипация — это замечательно, но в странах, где женщин всё ещё загоняют на кухню силком, еда всё-таки бесспорно вкуснее. Свой подход к болезненным темам Шульц описывает просто: «Я беру самую стрёмную вещь — и ищу в ней оборотную сторону».

Ролик Эндрю Шульца «В гендерном неравенстве есть свои плюсы»

В первом приближении формула его стендапа походит на «Я не расист, но...», с которой, как известно, начинается 99 % всех расистских высказываний в мире, и американский шоу-бизнес на такую подачу реагирует настороженно. Без малого два года назад обвинения в харрасменте внезапно оборвали на самом пике карьеру знакового стендапера Луи Си Кея, которого многие комики воспринимали как ориентир и ролевую модель. Из-за скандала почти все его шутки про секс, мастурбацию и гендер внезапно обрели второе дно, тридцать пять лет работы над материалом отправились на свалку, и комики массово шарахнулись от рискованных тем.

«Современная комедия — говно. Индустрия хочет, чтобы комики были безопасными, покладистыми, умеренными. Индустрия говорит нам: не раскачивайте лодку, а то за вами придут ревнители политкорректности. Дошло до того, что комиков снимают с выступлений за „неправильные“ шутки. Не знаю, как вы, а я от этого устал. Пора вернуть нецензурированную, нефильтрованную чудовищность. Ну, вы знаете. Комедию».

С этих слов начинается концерт «Цисгендерные взгляды» (Views from the CIS), который Шульц выпустил этой весной, уже будучи в статусе одного из самых популярных комиков ютуба, собравшего за 2018 год 30 миллионов просмотров. Что характерно, сам ролик называется «Как нам победить #MeToo», и что ещё более характерно — никакой инструкции по борьбе с феминизмом не содержит.

Шутка Хлои Лабренч про изнасилование

Долгое время у него не получалось добиться хоть сколько-нибудь заметного успеха, и несколько ролей на MTV никак не помогали его стендапу. Шульц, однако, винит в затянувшемся карьерном застое не эпоху победившей политкорректности, а скорее психологию самой комедийной тусовки: 

— Я белый гетеросексуальный мужчина со своим мнением. При этом продюсеры и вообще люди, которые что-то решают в комедийной индустрии, — по большей части задроты. Я напоминаю им того парня, который травил их в школе или не обращал на них внимания, если речь о женщинах.
— А ты травил кого-нибудь в школе?
— Нет.
— А ты был популярным в школе или в колледже? — продолжаю я задавать вопросы из неписаной журналистской методички «как интервьюировать комика и ни разу не спросить про универсальный рецепт смешной шутки».
— Да какая разница, что я — спайдермен какой-нибудь?
— Прости, не хотел тебя триггерить, Энди.
— Ха-ха.

Сейчас индустрия заинтересовалась Шульцем, но сам он, напротив, явно охладел к стандартному карьерному пути современного комика (или хочет, чтобы так думали окружающие). Он рассказывает, как за пять дней до выпуска концерта «Цисгендерные взгляды», который комик снимал уже специально для ютуба, с ним самостоятельно связался комедийный продакшн и предложил выкупить исключительные права. Шульц запросил миллион с условием, что его выплатят до запланированной даты релиза, но продакшн платить не стал — и шоу вышло в ютуб, как и планировалось. 

Шульц вообще нередко в разных формах даёт понять, что всё время идёт против течения. В последние годы синонимом успеха для западного комика стал собственный концерт на Нетфликсе, особенно после того, как стриминговый сервис заплатил комику Дейву Шапеллу 60 миллионов долларов за три концерта разом. Шульц не притворяется, что деньги его не интересуют, но самостоятельной ценности в том, чтобы появиться на стриминговой платформе, он не видит. Не так давно Нетфликс якобы предложил ему 20-минутный концерт, но Шульц отказался, ссылаясь на более выгодное предложение от другой платформы. Какое именно — Шульц конкретизировать отказывается.

Трейлер спешала Дейва Шапелла

Он, в принципе, уверен, что дни кабельного телевидения сочтены, рейтинги вечерних шоу падают, и прямо говорит, что, весьма вероятно, мы больше не увидим ни одного нового ситкома. Это означает, что традиционный путь от открытого микрофона в кабаке до полной занятости в большом проекте для современного комика не то чтобы невозможен, но как бы лишён смысла. И поэтому Шульц вроде ничего и не потерял.

Энди тыкает пальцем в телевизор на стене в противоположном конце отельного номера: «Чтобы попасть туда, Нетфликс мне не нужен. Они больше не располагают монополией на ящик. В Америке многие смотрят ютуб, просто раскидывая на смарт-ТВ трансляцию со смартфона. Так что я уже там. И вообще — что такое телевизор? Телевизор — это дерьмовый смартфон. Я хочу быть везде, но в первую очередь мне нужно быть в том, что ты всегда держишь при себе, я хочу попадать прямо тебе в ладонь». 

С момента успеха спешала «4:4:1» Шульц многократно увеличил активность в соцсетях и постоянно публикует у себя в ютубе и инстаграме новые ролики и подкасты. В туре его сопровождает собственный оператор Алекс Андерсон, который снимает большую часть его видео-контента, включая дорожный влог. По мнению Шульца, важнее выкладывать материал регулярно, а не рассчитывать на эффект взрыва, который может произвести отшлифованный часовой концерт. По его словам, это идёт вразрез с обычной тактикой комиков, которые не торопятся выкладывать материал в соцсети, чтобы иметь шанс продать материал на сторону.

В концепции Шульца формат часового концерта вообще плохо подходит для задачи завоевания аудитории. Он считает, что многие не досматривают концерты, потому что та самая шутка, которая их по-настоящему цепляет и заставляет досмотреть до конца, может оказаться где-то на тридцатой-сороковой минуте материала. Поэтому шутки имеет смысл выкладывать по отдельности — так у аудитории больше точек входа. Эту тактику Шульц считает если не личным открытием, то как минимум тем, что должно изменить комедию навсегда. 

Он также считает, что в принципе своим примером открыл всему стендапу дорогу назад в рискованные темы, что прозвучало особенно странно после выхода последнего концерта Дейва Шаппелла. 

Тот самый комик, многомиллионный гонорар которому трансформировал всю индустрию, в августе внезапно выпустил спешал с большим количеством неполиткорректного юмора. Шапелл прошёлся по людям, которые будто хотят присвоить себе весь алфавит (ЛГБТКИ+), и по жертвам Майкла Джексона, которым не следует жаловаться. В конце концов, нам всем достаются дяди, отчимы и пожизненная неловкость на семейных ужинах, а они могут сказать, что им отсосал король поп-музыки.

Концерт вызвал шквал критики в непрофильной прессе, но в комедийной среде его почти сразу назвали одним из лучших спешалов десятилетия. Когда Шульц на подкасте Flagrant 2 провел прямую связь между своими роликами в ютубе и тем, какие темы выбрал Шапелл для концерта, многие в комментариях задались вопросом: не зарвался ли он и не собирается ли объявить, что изобрёл колесо? В ответ на аналогичный вопрос от меня Шульц смягчает формулировку и говорит про то, что Шапелл безусловно G.O.A.T. (сокращение от эпитета greatest of all time — величайший всех времен), и речь скорее о том, что комедия — это единая экосистема, и Шапелл среагировал на тот же запрос аудитории, что и сам Шульц. 

Партизанский маркетинг Шульца в соцсетях пару раз наталкивался на теневой бан в инстаграме, когда пользователи жаловались на неприемлемый контент и аккаунт комика пропадал из поисковой выдачи. Но сам Шульц смотрит на ситуацию спокойно и считает её очередным циклом консервативного запретительства, когда такие запреты сменяют друг друга в США примерно каждые десять-пятнадцать лет. Просто раньше в роли запретителей выступали собственно консерваторы и республиканцы, а теперь — условные «левые» и ревнители политкорректности.

Наш разговор постепенно смещается в область обсуждения свободы слова, права на ношение оружия, и в конце концов мы переходим на Россию и предстоящий концерт. Шульц спрашивает, как сильно русских задевает тема американской высадки на Луну, что в России думают про глобальное потепление, проституцию, наркотики и насколько хорошо знают историю Тэда Банди. Интервью явно затягивается, вместо запланированных тридцати минут мы разговариваем уже третий час, и постепенно у меня возникает такое чувство, будто интервьюируют меня. Шульц сидит в кровати, задумчиво потирает подбородок и быстро задаёт вопросы, изучая мою реакцию, слегка прищурившись. 

— А как у вас относятся к тому, что американцы переписывают историю Второй мировой? 
— Это довольно болезненная тема, по крайней мере раньше была точно, — пытаюсь честно ответить я.
— Прикинь, у вас двадцать миллионов человек погибло, а мы снимаем кино так, будто кроме нас там и не воевал никто. 
— Ну да. 
— Вообще послевоенный период был, наверное, просто волшебным временем в России. Представляешь, как женщинам приходилось конкурировать за мужчин? Наверное, поэтому русские женщины такие красивые: мужчинам было из чего выбирать — и передались только красивые гены.
— Не уверен, что популяционная генетика так работает.
— А что за тема с чеченцами? 
— В смысле?
— Мне говорили, что в России нельзя шутить про чеченцев и все их боятся.
— Отчасти это правда, мне кажется, даже аудитория напрягается, когда слышит такие шутки.
— Ты не думаешь, что Ельцин зря им разрешил вернуться? 
— Это был не Ельцин.
— Ленин? Или Ленин их депортировал?
— Чеченцев депортировал Сталин, а возвращаться они начали при Хрущёве, — я зачем-то в деталях рассказываю Шульцу про массовые депортации, 1957 год, Первую и Вторую войны в Чечне, хотя меня не покидает ощущение, что он всё это и так знает.
— А правду говорят, что многие национальные русские блюда на самом деле придумали чеченцы? Типа борща?
— Вроде бы борщ придумали украинцы, я вообще не слышал про такой стереотип о русской кухне, — я всё ещё думаю, что Шульц ищет темы, и нахожусь в замешательстве.
— Смотри, в Америке нам говорят, что на самом деле многие знаменитые русские на самом деле чеченцы. Типа Гуриев там. Кремль построили чеченцы. Русский балет тоже на самом деле — это чеченский танец. Ты хочешь сказать, это всё неправда? — Шульц смотрит на меня не отрываясь.
— Что?
— Ладно, пойдём поедим.

На часах около двух ночи, метро уже закрыто, но я из смеси вежливости и растерянности соглашаюсь. К нам присоединяется оператор Шульца Алекс Андерсон, молодой комик Марк Ганьон, которого Шульц привёз с собой, чтобы тот выступил у него на разогреве, и московский британец Стивен, которого организаторы приставили к Шульцу в качестве сопровождающего. Шульц энергичен, размахивает руками и спрашивает, видели ли русские когда-нибудь стодолларовую купюру вживую. 

В «Чайхане № 1» Шульц обнаруживает, что в России есть азиаты, и громко изумляется тому, насколько невероятно круглое лицо у бурятки за соседним столиком. Официантка расставляет перед нами тарелки — несколько белых и одну цветную, которая достаётся чернокожему оператору комика. Шульц делает круглые глаза, тыкает пальцем в тарелку и в приятеля, кричит что-то в духе «бля, чувак, это что за расистская хуйня!?» и громко хохочет. Оператор флегматично улыбается и принимается за плов. Британец Стивен рассказывает, что живёт тут уже восемь лет, занимается стендапом и переводами. Шульц кивает в его сторону и говорит, обращаясь ко мне: 

«Он завтра поведёт нас в баню. Ты должен пойти с нами».

Мне очень жарко, и я не знаю, что делать. Вокруг десятка полтора тучных и серьёзных русских мужчин, которые выходят из парной с большой и красной писькой, а из ледяного бассейна — с маленькой и синей. Полный антипод дилдокробаток в белых свадебных платьях из того клуба, в который нас повезёт Незлобин после концерта.

Шульц в войлочной шапке и белом полотенце стремительно передвигается между парными и бассейнами мужской бани на 1905 года в компании оператора Алекса и компаньона Марка. Они снимают очередной ролик для инстаграма, в который удивительным образом не попадёт никто, кроме самого Шульца, ритмично хлопающего в ладоши в такт монтажных склеек, и флегматичного Алекса. Мне всё время кажется, что американцы в полотенцах разговаривают неприлично громко, но остальные посетители бани, одетые только в собственную невозмутимость, не сговариваясь, полностью игнорируют наше присутствие.

Часа за два до этого мы встретились с Шульцем, его спутниками и московским британцем Стивеном на Красной площади. Я не очень понимаю, что делать, потому что вчерашнее интервью закончилось в районе четырёх часов ночи, и я ещё даже не начал разбирать материал, а доступ к телу комика был получен на условии, что текст о нём выйдет до концерта. «Запишем ролик», — говорит Шульц и идёт фотографироваться с двойником Путина у нулевого километра. Московский британец Стивен неразговорчив: до этого он долго катался с американцами на речном пароходе и, кажется, устал. 

После короткой остановки у Лубянской площади и Соловецкого камня мы отправляемся в баню. Стивен, кажется, искренне надеялся попариться и показать гостям нетуристическую Москву, но бани недавно отремонтировали, и постапокалиптический колорит, который понравился Стивену в прошлые разы, скрылся под новой плиткой и вежливым сервисом. Вдобавок и сами гости явно не заинтересованы в том, чтобы долго сидеть в большой сумрачной парной и молча прогреваться. Там слишком влажно и жарко, чтобы снимать. 

Шульц делает несколько дублей, и мы довольно скоро покидаем основное помещение бани. В приватной раздевалке я без особой надежды напоминаю Шульцу, что нам нужно сделать хоть что-нибудь, чтобы оповестить аудиторию самиздата о его завтрашнем концерте. Шульц быстро импровизирует на камеру несколько вариантов монолога про то, что «Батенька, да вы трансформер» — это смелое издание про проблемы представителей ЛГБТ, которых в советское время по Транссибирской магистрали возили в Сибирь и делали из них трансгендеров. И только потом начинает по-настоящему отрываться.

Одетый в войлочную шапку и полотенце, Шульц требует признать, что США — величайшая страна планеты. Я пытаюсь уклониться от ответа, чтобы не попасть в очередную воронку безостановочного троллинга, и он затягивает со своими компаньонами американский гимн, срываясь на высокой ноте в конце почти в визг. После гимна Шульц продолжает допрос, и в конце концов я сдаюсь и просто говорю: «Jesus you are so fucking annoying». Шульц улыбается.

Московский британец Стивен сидит по-прежнему красный после парной и закатывает глаза: «Ох, Саймон, ты думаешь, тебе тяжело? Мы, англичане, терпим американцев уже триста лет».

Фестиваль «Панчлайн», на который Шульца позвали хедлайнером, раскинулся на полторы недели и проходит сразу на нескольких площадках Москвы одновременно. Российский стендап переживает невероятный подъём, который происходит по сценарию, до странного похожему на карьеру Шульца. Абсолютное меньшинство российских комиков появляются на телевидении, а у отечественных стриминговых платформ нет то ли денег, то ли достаточной дальновидности, чтобы купить концерт у тех, кто уже давно может выдать час превосходного материала. 

Но новые комики всё равно ездят с турами по всей стране, собирая аудиторию главным образом в ютубе, соцсетях, на открытых микрофонах в кабаках, и, кажется, не особенно стремятся на ТВ. А некоторые даже начали движение в обратном направлении, как, например, Александр Незлобин. 

Несколько недель спустя концерта Шульца мы договариваемся о встрече, чтобы прояснить обстоятельства их знакомства. На лице Незлобина читается печаль. Ему, как и Шульцу, 35, и в комедии он почти столько же, если не больше. Когда-то он стоял у самых истоков стендап-движения в России, но сегодня скорее сожалеет, что имеет отношение к той монополии, которую телеканал ТНТ почти на десять лет установил в индустрии. Сейчас договор с ТНТ расторгнут в пользу СТС, и у Незлобина, кажется, больше творческой свободы и есть возможность помогать молодым комикам сделать себе имя. Но Незлобин всё равно выглядит грустным. Со временем я понимаю, что у него просто такое лицо.

Незлобин, хоть и бесспорно успешен, по-своему тоже страдает от странностей устройства медиабизнеса. Сейчас одна из главных задач для него — продать документальный фильм «Sasha from Russia» про свои поездки в Америку. На протяжении нескольких лет он неоднократно выступал на родине стендапа, и кажется, что для него это часть одной большой попытки переизобрести себя и найти новый голос в новой эпохе российского юмора. Но в фильме есть шутки про российскую власть — и Незлобин готовится к сопротивлению медиа-менеджеров ненужным рискам. 

В одной из этих поездок в Америку он познакомился с Шульцем, тогда ещё малоизвестным комиком, который никогда не мог распродать все билеты на своё выступление. Сейчас Незлобин уверен, что встретился тогда с будущей звездой: «Не люблю громкие сравнения, но мне кажется, что Шульц — это следующий Билл Бёрр и Дейв Шаппелл», — говорит Незлобин. На протяжении разговора он часто говорит, что комплексы мешают ему развиваться, и из-за этого он не сразу решился написать Шульцу, когда узнал о его грядущем приезде. 

Но потом решил пойти ва-банк — и повёз комика сразу в стрип-клуб вместе со всеми, кого тот посчитал необходимым позвать с собой. По словам Незлобина, он был уверен, что Шульцу до этого организовали насыщенную культурную программу с музеями и Красной площадью, и потому сразу решил показать ему изнанку Москвы. Он не знал, что днём ранее Эндрю уже видел кучу голых москвичей в совершенно другом месте.

По расписанию начало концерта — в девять вечера, и зал Стендап-клуба номер № 1 уже набит битком, но выступление Шульца немного задерживается. На местах для прессы сидит команда самиздата, которая почти весь фестиваль выискивала для радио «Глаголев FM» лучших комиков, работающих в жанре длинных разгонов. Таковых оказалось около шестидесяти человек, и младший продюсер самиздата Эмма, лично отсмотревшая почти всех, тоже порядком вымотана. 

Вскоре на сцену выходит Марк Ганьон. Часть аудитории сидит в наушниках, откуда звучит голос синхрониста, но толпа настроена благосклонно — и почти все шутки молодого комика, который приехал в Москву разогревать аудиторию перед выступлением хедлайнера, неплохо заходят. А потом на сцену выходит Эндрю Шульц. 

 «Я слышал, у вас боятся шуток про чеченцев. Не переживайте: они сейчас смотрят бой Хабиба, так что мы в безопасности». Почти в каждой второй шутке я узнаю расспросы Шульца о том, что больше всего травмирует россиян. Вопросы про проституцию и гендерный дисбаланс оказываются подготовкой для разгона про русских невест на экспорт. Глобальное потепление оказывается заходом для шутки про то, как после взрыва на Чернобыльской АЭС развалилась социалистическая мечта о всеобщем братстве и никто не стал возражать, что Украина должна быть сама по себе. Шульц шутил о сталинской архитектуре, русском балете, серийном убийце Теде Банди, абортах вешалкой и прямо на глазах собирал в сет свои знания о России, вписывая в них проверенный и совсем новый материал.

Подкаст с победителем номинации на Глаголев FM

Впоследствии я спросил его, как часто он в принципе пишет на сцене, и Шульц сказал, что почти всегда, — иначе невозможно настроиться на аудиторию и построить с ней диалог. Поэтому весь материал о России, а он составлял около трети выступления, был им в той или иной форме придуман за два дня поездки. «За это время мне было нужно понять, чего вы ждёте от меня. Что вас триггерит и какой у вас уровень чувствительности к разным темам. Основа материала — это чувства и эмоции, потому что на чувствах построена связь между людьми вообще и моя связь с аудиторией в частности. Как только я понимаю, что нащупал тему, которая вызывает сильные эмоции, начинаю с ней играть». 

После концерта мы с трудом протиснулись сквозь очередь желающих сфотографироваться с американским комиком и вышли на улицу. Хабиб победил: по Новому Арбату носились машины с выкрученной на максимум лезгинкой в динамиках, из баров и заведений после трансляции вываливались целые компании в белых папахах. Отдельные группы скандировали имя борца, и казалось, что в центре затухают остатки какого-то массового шествия. Команда самиздата побрела по домам, а мы с Эммой решили перекусить в соседнем с клубом кафе. Я поздравил Шульца в вотсапе с безусловно успешным выступлением и получил ответ: «А ты что, ушёл уже?»

Огромный фестиваль стендапа позади, но Шульцу через шесть часов уже вылетать на следующее выступление в Австралию. А пока он сидит в приватной комнате подпольного стрип-клуба в центре Москвы — и выражение озадаченности на его лице медленно меняется на задумчивое: локоть на поясе, ладонь на подбородке, глаза не моргают и слегка прищурены. 

Женщины на круглом диване сменили уже несколько поз и продолжают демонстрировать навыки на самой передней грани возможностей человеческой анатомии. За время поездки в Россию Шульц успел снять несколько роликов для ютуба и инстаграма, познакомиться с множеством людей и довести до белого каления одного журналиста. Сейчас ему, кажется, нужно просто отдохнуть. 

В соседнем помещении на подиуме медленно танцуют под электронную музыку полуобнажённые женщины в фатах, подвязках и со шлейфами — словно прямиком из шутки Шульца про русских невест на экспорт, которой он закрыл выступление. Её зачатки я услышал, ещё когда пришёл к Шульцу брать интервью, а в итоге провёл с ним два дня. Два бесконечных, невыносимых дня в компании Эндрю Шульца.