Эту Ту самую историю самиздату рассказали Дмитрий Михайловер и Марина Курганская, а заново рассказать её дал повод совместный проект самиздата с Британской школой дизайна. Авторы, очарованные белоснежной улыбкой и полосатым пиджаком Павла Астахова, когда тот ещё вёл знаменитую программу «Час суда», решили во что бы то ни стало увидеть звёздного адвоката лично. Их поиски не привели к вожделенному телу будущего детского омбудсмена, но помогли загадочной Ане найти таинственного Ашота, который угощает хинкали в сауне

Однажды нам было по девятнадцать лет. Стояла ранняя весна, и заняться было решительно нечем. Остатки снега вперемешку с собачьим дерьмом и полусгнившими окурками плотно застилали улицы. Деревья не собирались просыпаться, гранит науки отказывался грызться. Короче, мы скучали.

Наш крепкий союз держался в основном на любви к белому сухому, которому, вследствие жуткого нищебродства, мы предпочитали дешёвое пойло под названием «Акура».

Наклонив в сторону пластикового стакана бутылку с красными буквами, стилизованными под иероглифы, Марина радостно заявила: «Я придумала!» Марина придумала, широко округлила полные энтузиазма глаза, отпила «Акуры» и сообщила, что нам нужно непременно и срочно сняться в передаче «Час суда» с Павлом Астаховым. Прошло пару дней, за которые Марина разыскала на форуме для бездельников вроде нас телефон кастинг-менеджера и организовала встречу в офисе редакции передачи.

Мы встретились рано утром во вторник. Пока наши сокурсники писали контрольную по прикладной математике, мы морально готовились к встрече с прекрасным. С прекрасным, улыбающимся во все тридцать два винира принцем, тогда ещё светилом отечественной юриспруденции, адептом полосатых пиджаков. Это было давно, и никто ещё ничего не подозревал… а впрочем, не об этом речь. Вместо принца нас встретила полнеющая дама лет тридцати пяти, с грязными волосами и зелёным ободком.

Нас посадили в коридоре. Прошло полчаса. Рядом материализовались три бабушки и два прыщавых задрота в пуховиках. Женщина в ободке раздала бумажки со сценарием и попросила подождать ещё полчасика. Стало скучнее обычного. Жёлтый коридор был весь покрыт следами грязной обуви. Дребезжали лампы. Я достал из чемодана пластиковую бутылку из-под «Шишкина Леса», в которую утром залил коньяк. Мы предпочитали белое сухое, но делать было нечего. Горло приятно обожгло. Подождали ещё полчасика, потом ещё и ещё, потом коньяк закончился, потом, наконец, нас позвали.

По сценарию мы с Мариной не могли ужиться то ли с соседями сбоку, которые нас вечно заливали, то ли с соседями снизу, к которым на балкон падал наш мусор. В предложенном кейсе участвовала ещё и бабуля, которая обвиняла нас в алкоголизме и распутном образе жизни. Роль распутника и начинающего алкоголика была мне не очень близка. Я мялся и смущался: считывал слова с листочка несколько раз подряд, но выходило неубедительно. Глядя на мои жалкие потуги, Марина собралась и эмоционально обратилась к старушке: «Да я вообще не обязана вам отчитываться, с кем и когда я ложусь в кровать!»

Я подумал, что Станиславский и Немирович-Данченко поверили бы. Но женщина в ободке не была ни Станиславским, ни Немировичем-Данченко и сказала, что наши лица непоправимо обезображены интеллектом и делать нам на «Часе суда» с Павлом Астаховым нечего. Зато бабулька с задачей справилась. Столько надрыва, столько глубины было в её партии. Казалось, что брюзжала и кряхтела она с самого рождения. Я попытался выразить ей респект: «Так здорово у вас это получается! Прямо как у актрисы!» Старушка на мои комплименты отреагировала неожиданно: «Конечно! Потому что мы в молодости занимались делом! Ходили в кружки! А не слонялись по подворотням!» Я оскорбился — ведь мы, как и она, сейчас слонялись по коридорам, покрытым следами грязной обуви.

Когда мы выходили обратно в жёлтый коридор, поверженные и разочарованные, за нами проследовал какой-то мужичок. Всё это время он прятался за спиной женщины в ободке и теперь вот зачем-то вышел за нами. Отбросив все рамки приличия и представления о личном пространстве, мужик похлопал Марину по бедру:

― Девушка, очень неплохо, кстати! Вот я вам серьёзно говорю! И ответственно! Я, между прочим, действующий сотрудник Центрального дома работников искусств города Балашихи! Вот возьмите, ― и он протянул визитку, не обратив на меня ни малейшего внимания. Я оскорбился ещё раз.

На визитке был написан чей-то мобильный и название: «Продюсерский центр ЭВКАЛИПТ». Мы вышли и направились обратно к метро. Уже начинало темнеть.

К пятнице погода испортилась. Вчерашние ручейки превратились в скользкую корку. Таджики обильно раскидывали реагенты. Обувь в страхе скукоживалась. Мы набрались смелости и позвонили в «Эвкалипт». Паролем было «мы от Тимофея Викторовича».

―Аааа… от Тимофея Викторовича!? Конечно-конечно. Предупреждал. Приезжайте. Конечно. Сказал, замечательные ребята. Когда? А давайте прямо сегодня! Зачем за хвост тянуть резину, да? Приезжайте-приезжайте! Ждём! Китай-город, Большой Спасоглинищевский переулок. Ждём!

После универа мы отправились в продюсерский центр. К вечеру снова повалил снег. На выходе из метро бомж меткой струйкой писал в мусорку. Мы дошли до входа, пройдя мимо блестящих окон ресторанов. «А вот тут потом кофе попьём», — Марина любила брать ситуацию в свои руки.

За стойкой ресепшна сидела девушка в красивой жёлтой блузке, смело расстёгнутой до солнечного сплетения. На двери почему-то был наклеен плакат с группой «ВИА Гра». Идеальные бронзовые тела, обтянутые купальниками цвета хаки, охраняли вход в мир богатых и знаменитых. Продюсерский центр ЭВКАЛИПТ! Продюсерский центр — звучит круто! Мы заполнили анкеты, записав свой вес, рост, цвет глаз, таланты, увлечения, уровни знания языков. «Кстати, а как пишется „эдвансед“?» — спросила Марина у девушки за стойкой.

― Та я не знаю, напишите, как хочите! — честно призналась блонда.

Потом нам предложили фотосессию. Отвели в соседний зал, где фотограф Миша сделал по три фотографии, за которые мы заплатили по 600 рублей и ещё по 450 за то, чтобы нас внесли в какой-то каталог. Уже окончательно потеряв нить событий, забыв, за что и почему мы отдали по куску, мы отправились пить кофе, но заказали виски с колой.

В понедельник Марине позвонили.

― Мариночка, здрааасьте! Это Гуля. А вы что вечером делаете? Ну, Гуля. Вы к нам с мальчиком приходили в пятницу. Сегодня вечером. У нас просто вот молодой человек хочет организовать встречу. В центре, да. Ну, почти в центре. Ресторан «Соколиная охота». Это парк «Сокольники». Прямо в парке. Сергей его зовут. Очень такой хороший молодой человек. Ну, смотрите, там три пятьсот. А дальше — как пойдёт.

Марина смутно понимала цель встречи, но мечта всё же встретить когда-нибудь Павла Астахова теплилась где-то внутри. Прошло минут двадцать после того, как Марина начала догадываться, на что подписалась. Сергей, да. «Соколиная охота». Вечером. В платье. Бред какой-то. Три пятьсот. А дальше — как пойдёт.

Так-так. За обедом мы начали продумывать отступные пути. Марина нашла входящий номер:

― Гуля, здрасьте! Это Марина! Гуля, я, наверное, не смогу сегодня встретиться с Сергеем. У меня у бабушки день рождения. Но вот у меня есть подруга. Можно она вместо меня?

Прошло пять минут, Марина позвонила ещё раз:

― Гуля, здрасьте! Это Марина. Скажите, а если я вот с подругой переговорю. Если подруга придёт. Мы можем тоже… ну вот вы говорили, там три тысячи…

Гуля всё поняла. Гуля была не против агентских вознаграждений, что бы это ни подразумевало.

Аня из Рамы не то чтобы была нашей подругой. Аня появлялась время от времени на днях рожденья и каких-то пьянках, поражая всех новым цветом волос. Аня звонко и даже неприлично смеялась. Её смех одновременно напоминал смех Аршавина и крики чаек. Аня из Рамы жила в подмосковном Раменском, и все звали её «Аня из Рамы». Она была бывшей девушкой кого-то из наших сокурсников и вроде как примелькалась, училась на вечёрке, собиралась стать учителем русского языка и литературы, к своим двадцати успела заработать гастрит, условную судимость за хранение и распространение и комнату в съёмной квартире.

После учёбы Аня подрабатывала в колл-центре матушки Надежды и составляла натальные карты всем дозвонившимся на «короткий номер».

― Анька, привет!

Ане мы наплели что-то про кастинг, про продюсеров, про передачу «Час суда», про молодого человека Сергея, который будет ждать её вечером в ресторане «Соколиная охота»… в восемь вечера, нужно надеть платье и каблы. Аня не раздумывая согласилась. Аня тоже скучала и вообще была авантюристкой. Авантюристкой из Рамы.

Вечером, трясясь от холода, мы заливали в себя «Акуру», топчась на заваленном замёрзшими окурками пятачке за универом. Нам было смешно и задорно. В солнечном сплетении что-то щекотало. Потирая руки, мы готовились к встрече с комиссионными. Половина бутылки была отпита — мы решили позвонить Гуле. На том конце трубке нам сказали, что данный абонент не зарегистрирован в сети.

Комиссионных нам не заплатили. Блондинка Гуля для нас выпала из сети навсегда. Подробности встречи Ани с молодым человеком Сергеем в ресторане «Соколиная охота» также остались нам неизвестны. Павла Астахова мы увидели спустя много лет ужинающим с молодой дамочкой на веранде клуба «Джипси». Он был в полосатом пиджаке и широко улыбался спутнице. С мерзкой «Акурой» мы завязали навсегда и теперь действительно пьём только белое сухое. А Аня после того случая стала регулярно заезжать в сауну к некому Ашоту, который почему-то бесплатно кормил её хинкали.