Постапокалипсис со всеми нами играет злую шутку — вещи утрачивают своё привычное значение, явления меняют суть, и даже алкогольный энергетический напиток удостаивается поэтической эпитафии. В Великобритании учёный Уилл Брукер решил провести над собой эксперимент и на год стать музыкантом Дэвидом Боуи. Он читает те же книги, слушает ту же музыку, посещает те же места и ведёт себя так же, как вёл себя великий певец в разные периоды своей жизни. Юлия Дудкина пообщалась с профессором, Ксения Бурнашева сфотографировала его в Лондоне, и у вашего любимого самиздата получился двойной очерк — про двух людей, которые играли человека по имени Дэвид Боуи.
![](/media/images/bowie-1050x700.width-1280.pngquality-80.jpegquality-80.jpg)
На секунду он и сам вдруг поверил, что он — Дэвид Боуи. Последние дни всё к этому шло. Сначала пришлось на сутки застрять в аэропорту Лос-Анджелеса без багажа, потом — тринадцатичасовой перелёт. В Мельбурне он наконец оказался 15 июля: к тому моменту он уже несколько дней почти не спал и не ел. В Австралии было прохладно, а он прилетел в одной футболке. «Так вот как чувствуют себя шотландцы в Лондоне», — подумал он, выйдя из аэропорта. От крепкого кофе и шампанского кружилась голова, и, когда он вошёл в свой номер в отеле, стены качнулись навстречу. Но времени на отдых совсем не оставалось — переодевшись, он спустился вниз и поймал такси. Его уже ждали. Охранники перед входом не спросили билета. «Кажется, вам сюда», — сказали они, увидев его, и проводили внутрь.
Когда он появился в дверях, вокруг зашептались: «Смотрите, это же он! Он приехал!». Перепутать было невозможно: ярко-рыжие волосы, белое лицо, синие тени вокруг глаз. Журналисты защёлкали вспышками, незнакомые люди пытались до него дотронуться или даже обнять. Он охотился по всему Лондону за винтажными костюмами 70-х, париками, куртками и галстуками, он заедал молоко красным перцем и пил энергетические напитки в огромных количествах. Всё зашло слишком далеко, и теперь даже по ночам он иногда видит спутанные Боуи-сны — просыпается, записывает обрывки мыслей, а потом, хорошенько покопавшись в книжных биографиях, понимает, что такие же идеи приходили в голову и самому Боуи. Доктор Брукер поймал своё отражение в зеркале, улыбнулся сам себе и подумал: «Кажется, у меня получилось».
Один из парадоксов квантовой механики — квантовая телепортация. Состояние одной квантовой частицы разрушается и воссоздаётся там, где есть другая частица — запутанная. Когда-то Дэвид Боуи был психом №1, парнем из космоса, звездой рок-н-ролла. Теперь это шестидесятивосьмилетний конформист, тень прежнего Боуи — он больше не красит волосы и не перевоплощается, тихо живёт на Манхэттене с женой и дочерью и готовит сам себе подарок на день рождения — первый за три года альбом под названием Blackstar. Дэвид Боуи — квантовая частица, состояние которой разрушилось; Боуи расформировался, чтобы появиться в другом месте. Кажется, роль запутанной частицы в этой телепортации досталась британскому профессору, феминисту, исследователю кино и современной культуры Уиллу Брукеру.
![](/media/images/bowie-1.width-1280.pngquality-80.jpegquality-80.png)
Как-то раз в 1967 году в театральную труппу Линдси Кемпа, танцовщика, мима, известного актёра и педагога, пришёл совсем молодой парень Дэвид Джонс, который мучительно хотел прославиться. К своим двадцати годам Дэвид уже успел выпустить одну неудачную пластинку, записанную за пятнадцать минут, и спеть легкомысленную песенку для рекламы мороженого Luv. Дальше у него ничего не складывалось, и он решил заняться пантомимой — ему нравился театр кабуки, где мужчины играли женские роли. Ученики Кемпа ездили по всей стране и выступали в этом жанре. Дэвид точно знал, чего хочет: чтобы о нём и его творчестве узнал весь мир. Но он не понимал, как это сделать: очень застенчивый и замкнутый, на сцене он чувствовал себя неуютно.
Линдси Кемп хотел помочь ученику, тем более, что у того явно был талант. И тогда Кемп посоветовал парню разрисовать лицо и раскрасить волосы. Ведь если ты надел маску, то ты — уже не ты. Ты — это твоя роль, и на тебя все смотрят. Играй, и люди поверят. У тебя уже нет выхода — ты надел костюм и вышел на сцену, а значит, спектакль начался. Самый длинный спектакль в твоей жизни, Дэвид Джонс, и ты в нём играешь Дэвида Боуи.
В 1969 году, когда американцы высадились (или сделали вид, что высадились) на Луну, майор Том из песни Боуи затерялся в открытом космосе. Би-Би-Си показывали репортажи об американских космонавтах, а на фоне играла Space Oddity. Застенчивый Дэвид Джонс наконец понял, что делать.
Удачная выдумка, набор образов, точное попадание в больной нерв эпохи — в придуманного Боуи так поверили, что он стал почти настоящим. Настолько, что и сам выдумал себе роль. Это был уже двойной спектакль, игла в яйце, а яйцо — в утке. На сцене появился Зигги Стардаст — космический музыкант из пластмассы, алкоголик и наркоман, прилетевший на Землю за пять лет до Апокалипсиса. Дэвид увлёкся постановкой и уже с трудом различал собственные роли. «Никогда не могу решить, я ли придумываю персонажей или персонажи придумывают меня», — говорил он. А иногда он вдруг заявлял: «Вот сейчас перед вами настоящий я», но даже тогда никто не знал, насколько ему можно верить. К 1973 году Зигги Стардаст стал вести себя совсем плохо: он забыл, зачем явился на Землю, и предал своих друзей. Боуи «убил» его прямо на сцене, а на смену Зигги быстро пришли новые персонажи. Боуи как будто бродил по лабиринту из кривых зеркал и в каждом из них видел то Зигги Стардаста, то Измождённого Белого Герцога, то Томаса Ньютона и в конце концов перестал понимать, есть ли там вообще его собственное отражение.
В это же самое время, в середине 70-х, маленький англичанин по имени Уилл ставил свой собственный спектакль. В полдень, во время обеденного перерыва, он приходил из школы домой и старательно переодевался: то в клоуна, то в ковбоя, то в космонавта, а иногда и во что-то совсем непонятное. Переодевшись, он, радостный, снова бежал на уроки. Ему было пять лет, и костюмы он делал из чего попало, так что они получались не очень правдоподобными. Но ему очень хотелось верить, что одноклассники его не узнают. Они и правда не узнавали. Точнее, они в глубине души знали, что перед ними — их друг Уилл, но им нравилось вместе с ним воображать, будто бы он превратился в космонавта или ковбоя. Когда дети вырастают, оказывается, что воображать себя ковбоем, солдатом или кем угодно и наряжаться в костюмы — «глупо» и «несерьёзно». Тогда они становятся солидными мужчинами и женщинами, полезными гражданами своего государства. Уилл Брукер стал учёным.
![](/media/images/IMG_6218.width-1280.pngquality-80.jpegquality-80.jpg)
Брукер изучал кино и культуру, написал известный научный труд под названием «Бэтмен без маски. Анализ культурной иконы», стал профессором в Кингстонском университете в области кино и телевидения. Потом он изучал поведение фанатов «Звёздных войн» и влияние Льюиса Кэрролла на современную культуру. Выпустил серию феминистских комиксов о женщине-супергерое «Моя так называемая секретная личность», которую высоко оценили The Guardian и Times Higher Education. Публичным человеком Уилл никогда не был. Его часто приглашали на разные передачи, и он принимал эти приглашения, но всё-таки больше любил проводить время в одиночестве — читать, писать статьи для журналов, путешествовать. А ещё он любил Дэвида Боуи — человека, который вырос, но так и не перестал играть. Ещё подростком Уилл начал его слушать. Он ходил с кассетным плеером и снова и снова слушал альбом «Let’s dance» — его поражало, как это Боуи умудрился стать невероятно успешным при жизни и при этом оставаться очень странным, как он сумел быть прагматичным, но не терять своей индивидуальности.
Уиллу Брукеру всегда хотелось сделать что-то особенное, что было бы связано с Боуи. Например, написать книгу — в конце концов, это он умеет лучше всего. Но книг про Боуи написано уже столько, что из них он мог бы построить себе целый концертный зал, а Уилл — не такой человек, чтобы просто написать ещё одну и остаться в тени, сделать, как все. И тогда он решил написать особенную книгу, вложить в неё всю душу, а заодно понять Боуи так, как его не понимал никто. И для этого он решил на целый год стать Боуи: ездить по тем же странам, куда ездил он, и читать те же книги, придерживаться такой же диеты и так же одеваться. Может быть, тогда получится влезть в его голову и рассказать, что же всё-таки в ней происходило все эти годы. Ведь если у тебя получилось стать ковбоем или клоуном, значит, спектакль уже начался.
Самый странный спектакль в твоей жизни, Уилл Брукер, и ты в нём играешь Дэвида Боуи.
![](/media/images/bowie-2.width-1280.pngquality-80.jpegquality-80.png)
«В начале это всё было проще, — говорит доктор Брукер. — Я смотрел фильмы, которые смотрел Боуи, слушал музыку, изучал биографии, занимался творчеством. Но потом понял, что, если я хочу по-настоящему понять, что было у него в голове, нужно пойти дальше. Может, если бы я знал, во что всё это выльется, я бы подумал дважды прежде, чем начинать». Теперь Уилл, как и Боуи в своё время, пишет картины и занимается музыкой. Приезжая в города, где когда-то бывал Боуи, он пытается повторить его маршрут. Правда, больших концертов Уилл не даёт — только иногда выступает в маленьких клубах. Зато, когда журналисты просят его об интервью, он никогда не отказывается, ему ведь надо почувствовать на себе, каково это — когда тебя постоянно фотографируют и задают одинаковые вопросы. Оказывается, не очень-то уютно — часто хочется спрятаться и побыть одному. Свой эксперимент Уилл начал с 1960 года — когда Боуи только-только стал строить карьеру. А вот на каком году стоит остановиться, он и сам пока не понимает — ведь, когда суперкнига выйдет в продажу, нужно будет наряжаться в Боуи на презентации, то есть снова возвращаться в старые образы.
![](/media/images/IMG_6085.width-1280.pngquality-80.jpegquality-80.jpg)
Некоторые эпизоды из жизни музыканта удаётся пройти довольно быстро — например, те, когда у него было творческое затишье. На другие нужно много времени — так, Измождённым Белым Герцогом он был несколько недель. Иногда на проект приходится тратить очень много денег. Например, рубашка Измождённого Белого Герцога с высоким воротником обошлась в сто фунтов у портного, а для причёски Томаса Ньютона — «Человека, который упал на землю» — приходилось раз в месяц красить волосы по два часа. А ведь ещё перелёты. В Мельбурн Уилл прибыл прямо к открытию грандиозной выставки, посвящённой Дэвиду Боуи, так что там его встретили, как звезду. Тем более, что настоящий Боуи на неё не прилетел.
Уилл решил сэкономить только на одном — в отличие от настоящего Боуи, он не стал принимать наркотики. Это дорого, нелегально, да и как он придёт к своим студентам под кайфом? В конце концов, нельзя же потерять любимую работу из-за книги. Вместо того чтобы сидеть на кокаине, Уилл стал пить очень много энергетических напитков и заставлял себя не спать по несколько дней. Ощущения, конечно, не совсем такие же, но тоже довольно странные. Да и дело ведь не в костюмах и наркотиках. Иногда учёному даже надоедает, что его проект воспринимают как простой маскарад. Уилл пытается понять творчество Боуи — выяснить, откуда брались образы и идеи. А наркотические трипы и гомосексуальные отношения музыканта, говорит ученый, — это уже его личная жизнь, и Боуи имеет на неё право.
На голове у Уилла — художественный беспорядок, лицо — абсолютно белое, а губы накрашены красной помадой. Через несколько часов он будет давать интервью австралийским журналистам. Профессор уже порядком устал. Он начал свой проект в июне и успел дойти до 80-х годов. Сначала он был Зигги Стардастом — нервным и нетерпеливым. Он почти не ел и не спал, постоянно общался с прессой — ведь так ведёт себя человек, который хочет прославиться. А Боуи очень, очень этого хотел. Зигги Стардаст — это яркий кусок пластмассы с блёстками, за которым можно спрятать очень стеснительного парня.
![](/media/images/IMG_6231.width-1280.pngquality-80.jpegquality-80.jpg)
Потом Уиллу пришлось стать Измождённым Белым Герцогом — фашистской сволочью из 1976. Элегантным накокаиненным Пьеро, почти не выражающим эмоций. Он расставил по комнате чёрные свечи, включил немецкую музыку и писал под неё странные полотна. «Если ты решил быть Белым Герцогом, то ты становишься как пуля, как нож, — объясняет Уилл. — Боуи придумывал все эти образы не просто из пустоты, они были внутри него. Просто в тот или иной момент он вытаскивал их на поверхность. В 70-е ему было очень тяжело, и ему надо было стать именно таким, чтобы всё это пережить. Белым Герцогом может быть не каждый, потому что не в каждом он есть. Во мне нашёлся». Уилл говорит, что Боуи 70-х напоминает ему больную птицу — он как-то весь постоянно сжимается, поджимает под себя ноги, когда садится. «Семидесятые были настоящей катастрофой, — говорит доктор. — Нам повезло, что мы не потеряли Боуи в это время». Это то самое время, когда Боуи, по его словам, питался красным перцем и молоком. Уилл попробовал питаться так же и понял, откуда взялась эта странная поза больной птицы. Он почувствовал себя именно так. Уилл несколько недель бороздил Лондон в лихорадочном состоянии: если ты Белый Герцог, то ты — сверхчеловек и имеешь право делать всё, что угодно. Ты сильный, жестокий, и за твоё преступление никогда не будет наказания.
— Так ты что, правда что-то натворил? — спрашиваю я Уилла, но он уходит от ответа:
— Понимаешь, мне лучше об этом никому не рассказывать. Иногда я думаю, что Боуи не хочет комментировать мой проект, потому что успел забыть, каким он был в семидесятые, и не очень хочет вспоминать. Это правда очень тяжело. Странно даже, что он выжил. Иногда я думаю: вдруг он на самом деле давно умер, а вместо него его клон — этот бодрый подтянутый человек?
К тому моменту, когда Уилл добрался до Берлина, куда Боуи поехал успокаиваться в конце 70-х, он уже порядком перестал понимать, что происходит. На экскурсии по излюбленным местам Боуи он слушал рассказы экскурсовода и иногда вдруг думал, что тот рассказывает про него — Уилла.
Сейчас профессор уже добрался до 80-х. Майора Тома, который много лет назад затерялся в космосе, наконец нашли. Оказалось, что он был всего лишь никчёмным наркоманом, который за свою жизнь не сделал ничего хорошего, только дышал космическим эфиром. «Мама говорила: лучше не связывайся с Майором Томом». В 1980 вышла песня «Ashes to Ashes». На видео Боуи, съёжившись, сидит один в углу комнаты с мягкими стенами. Жестокий Пьеро по берегу моря уходит к закату, чтобы исчезнуть навсегда. Это — дно, с которого постепенно начинается перерождение Дэвида Боуи. И это настоящее облегчение для Уилла: больше ему хотя бы не нужно есть красный перец и запивать его молоком.
![](/media/images/bowie-3.width-1280.pngquality-80.jpegquality-80.png)
Непонятно, как к эксперименту Уилла Брукера относится сам Дэвид Боуи — он отказался комментировать проект учёного. Уилл хочет, чтобы его самая-лучшая-книга-про-Боуи стала для того как бы подарком, выражением любви. Главное, чтобы не вышло так же, как когда-то у самого Боуи с Энди Уорхолом.
В 1971 году супруги Дэвид и Анджела Боуи подошли к дому 33 по Юнион-сквер в Нью-Йорке. Выглядели они впечатляюще: у мужа — волосы до плеч, женские туфли с золотым ремешком и шляпа с широкими полями. Анджела была коротко пострижена и одета почти по-мужски. Вместе они вошли внутрь и поднялись на лифте на шестой этаж, там находилась знаменитая «Фабрика» Энди Уорхола, нью-йоркское гнездо разврата, место, где рождался поп-арт. Дэвид очень хотел туда попасть — он обожал Уорхола и мечтал с ним познакомиться.
Дэвид и Анджела вышли на шестом этаже и увидели перед собой кирпичную стену. Они постучали, к ним вышли какие-то люди и отказались впускать на «Фабрику» — они не поверили, что перед ними известный музыкант с супругой. Пара снова спустилась вниз и поднялась обратно, на этот раз на стук вышли другие люди, и Дэвида с Анджелой наконец впустили. Постоянные гости «Фабрики» никак не могли опомниться после того случая, когда несколько лет назад в лофт ворвалась сумасшедшая феминистка и три раза выстрелила Уорхолу в живот, поэтому смотрели на новеньких с недоверием. Когда Дэвид нашёл Уорхола, он тут же решил спеть ему песню, которую написал в его честь. Она так и называлась: «Энди Уорхол».
«Andy Warhol looks a scream, hang him on the wall...» — кажется, эти слова не очень понравились художнику. Он как-то неопределённо хмыкнул и отошёл в сторону — разговаривать с Боуи ему не хотелось. Дэвид стоял один посреди комнаты и выглядел страшно растерянным — он ведь не хотел никого обидеть. Кто-то, проходя мимо, сказал ему: «Ух ты, да Энди просто взбесился из-за этой песни».
— Простите, — ответил Дэвид. — Я думал, ему будет приятно.
— Да, но ты намекнул на его необычную внешность, — ответил ему незнакомый гость «Фабрики». — А у Энди проблемы с кожей, и ему постоянно кажется, что это всем бросается в глаза.
Дэвид был ужасно подавлен — он чувствовал себя здесь лишним. Но тут Уорхол, проходя мимо, вдруг обратил внимание на его женские туфли — жёлто-золотые с ремешком. Он, кажется, тут же забыл, как сильно его задела песня:
— Я обожаю эти туфли! Где ты их купил? — обратился он к Дэвиду. После этого они начали обсуждать обувь, и недоразумение было забыто. Через несколько лет Уорхол даже стал поклонником музыканта.
Впрочем, если Дэвиду Боуи вдруг не понравится книга, которую напишет про него Уилл Брукер, у того точно найдётся подходящая пара туфель, чтобы всё исправить — не зря он столько времени потратил, чтобы подобрать костюмы для своего эксперимента.
![](/media/images/bowie-4.width-1280.pngquality-80.jpegquality-80.png)
Профессор выглядит уставшим. Он хотел, чтобы этот проект принадлежал только ему, был частью его самого. Но получается, что всё его время и силы посвящены другому человеку. У Уилла накопилось много идей для новых работ, никак не связанных с Боуи, но пока он просто не может за них взяться. Потому что, если ты решил играть роль Дэвида Боуи, ты играешь её до конца, как делал когда-то стеснительный парень Дэвид Джонс.
Нет, Уилл совсем не жалеет, что за всё это взялся: это будет длинное путешествие, из которого он вернётся немного другим. Но иногда он всё-таки заходит в твиттер и обращается к читателям: «Напомните мне, почему я вообще начал всё это делать?».
![](/media/images/IMG_5944.width-1280.pngquality-80.jpegquality-80.jpg)
В 70-е годы Боуи-Зигги был уверен, что Конец света вот-вот наступит. Уилл из 2015 всё больше удивляется тому, что он так и не наступил. Ведь учёный, чтобы погрузиться в прошлое, стал меньше пользоваться соцсетями, он в основном сидит дома, занимается музыкой, живописью и другими старомодными вещами. И, когда он выходит на улицу, ясно понимает, что теперь с миром что-то не так. С каждой журнальной обложки, с каждого билборда кто-то выкрикивает очередную несусветную глупость. Попробуй включить телевизор — на одном канале люди говорят ни о чём, продают воздух и покупают его. На другом — стреляют друг в друга в упор, режут головы, насилуют кого-нибудь впятером. Зайди в интернет — каждый хочет рассказать тебе, какого цвета на нём трусы и что он съел на завтрак. Информации так много, что она не задерживается в голове — мы уже почти как рыбы, которые могут сохранять что-то в памяти от тридцати секунд до нескольких дней, но никак не дольше. «А может быть, Конец света всё-таки наступил?» — думает доктор. Наступил, просто мы не заметили. А Боуи всё знал с самого начала. Если он, конечно, вообще существовал. Всё это ещё только предстоит узнать профессору, когда он пройдёт свой путь до конца.
На прощание доктор Брукер говорит мне: «Знаешь, как делал Боуи, когда уходил со сцены? Это значило, что представление окончено, на него больше не смотрят и он может снять маску». И Уилл медленно стирает с губ помаду.
![](/media/images/IMG_5995.width-1280.pngquality-80.jpegquality-80.jpg)
Боуи давно уже стёр свою помаду, и вы едва ли узнаете его в толпе, если будете прогуливаться по Нью-Йорку, вряд ли найдёте в этом немолодом джентельмене хотя бы отголосок Майора Тома. Может быть, Дэвид Боуи — этот гениальный симулякр — просто утратил свой смысл? Псих №1 перестаёт быть психом, если все кругом сходят с ума. Пластмассовый парень из космоса теряет свою уникальность в пластмассовом мире. В конце концов, Боуи всегда пытался быть зеркалом своей эпохи. Но, кажется, сегодня ему уже просто нечего отражать.