Монолог одной из самых заметных комиков на «женской» стендап-сцене в России Ярославы Тринадцатко, в котором она рассказывает, как прошла дорогу от камчатского стоматолога до сценаристки. О роли мёртвых в комедии, о шутках, которые надоели, но всё равно хорошо заходят, о своих взаимоотношениях с феминизмом и о том, почему не торопится выпускать сольный концерт, — в очередном эпизоде нашего исследования новой волны стендапа в России.
Джим Джеффрис раньше мне очень нравился, но потом он поставил себе керамические зубы — и обаяние ушло. Это я как профессиональный стоматолог говорю. Когда у него были эти кривоватые передние резцы, они придавали колхозности какой-то ему, красоты. Такому человеку веришь, когда он на сцене рассказывает, как сводил инвалида в бордель. А сейчас он стал такой лощёный, с голливудской улыбкой, с модной причей — сразу понимаешь: «Ну, он делает шоу».
Я сейчас работаю сценаристом на «Амедии», и мы находимся на киностудии, где много чего снимают для телевидения. Как-то шла по коридору — и слышу из павильона хлопки: снимают что-то. Зашла, увидела съёмки полуфинала комедийного шоу «****** *****» для канала «Россия».
Там у них четыре наставника: Дубовицкая, Винокур, старший Ургант и Гальцев. Они выбирают лучших комиков, и победители получают — внимание! — участие в «Новогоднем огоньке». И всё. Даже не деньги, ничего. Но надо отдать должное: Винокур смешно отбивал.
Каждому своё, кому как по кайфу. Мне ТНТ дал толчок для переезда с Камчатки. В частности, «Камеди Баттл» — это был первый такой звоночек. Дальний Восток, Камчатка. У нас там широкополосный интернет провели два года назад, до этого был только очень дорогой и медленный, через спутник. Какие там спешалы в ютубе — у нас даже была шутка: «Легче заказать проститутку, чем качать порнуху». В моём детстве не было MTV, я смотрела СТС.
Это 2014 год, мне было двадцать четыре, и я как раз вышла замуж. У нас только начали проводить стендап, когда меня подружка привела на вечеринку комиков. Это была третья или четвёртая вечеринка, закрытый клуб, зал битком. Круче места не было на всей Камчатке. И я такая: «Вааау! У нас тоже это есть!» Ну и подошла к ребятам и сказала, что у меня есть записи с КВН, хочу у вас попробоваться. Они такие: «Да, без проблем, конечно».
Мои первые шутки были отвратительнейшие. Потому что медицинский институт я тогда уже закончила и границы между нормальным и ненормальным уже стёрлись. Одна из моих первых шуток была про преподавателя микробиологии. Он, дескать, спрашивает у аудитории: «Какая среда у женского секрета?» И все такие: «Кислая». А он такой: «Я бы даже сказал кисло-сладкая».
Помогло, что на Камчатке очень тёплый зал. Даже моё первое выступление зашло очень хорошо. Потом мы увидели приглашение на кастинг для «Камеди Баттла» — и через четыре месяца занятий стендапом я уже летела на прослушивание. И прошла. И я такая: «Ебать». Меня взяли, видимо, из-за географии. Молодая девушка, с Камчатки, почему нет? Я прошла в первый, потом во второй тур, потом в полуфинал. Брак продержался девять месяцев, и мы развелись.
Параллельно я работала стоматологом, и постоянно рос этот внутренний зуд, что я теряю время. Я сказала родственникам, что еду повышать квалификацию в Петербург на хирурга-стоматолога. Днём ходила на занятия, а вечером — на микрофоны. Через три месяца я поняла, что Питер для меня слишком медленный. Сначала я ездила в Москву на открытые микрофоны, потом нашлась работа, жильё, и я переехала в столицу окончательно.
Я только сейчас начала выруливать на тот же уровень заработка, что у меня был на Камчатке. Пишу сериал, называется «****». К сожалению, не могу светить название по договору, но могу сказать, что нас заставили посмотреть перед работой: «Shameless», «Fleabag», «Две девчонки на мели» и «Ольга».
Я сейчас на том этапе, когда больше не хочу, чтобы меня оценивали, и не пойду на «Камеди баттл», где сидит жюри, хотя обязана ему очень. Когда я не прошла в финал, я так ревела — из-за развода меньше плакала. Вернее, я вообще не плакала, это было обоюдное решение, без истерик и скандалов. А тут я ревела. Это совсем другое, когда тебя оценивает жюри, люди с субъективной точкой зрения, со своим юмором. Жюри — нет, люди — да.
Стендап растёт. Люди начали приходить на все мероприятия: на открытые микрофоны, на «Шоу историй». Люди приходят, потому что им нравится обмен с комиками. Они же не на знаменитостей приходят смотреть. Это обычные люди: Гарик Оганесян, Саша Малой. Но всё равно людям интересен стендап, они начинают ценить не то, что по телеку, а именно вживую. Это же совершенно разные вещи.
Есть люди, которые не понимают в комедии, им заходят только шутки типа «ясен хер». Она каждый раз разрывает. И я ненавижу шутку про то, что мне написали на сайте знакомств: «Привет, как дыра?» Всегда заходит. Терпеть их не могу, а они постоянно заходят. У нас ещё в чём халява: аудитория не прошаренная. В «Стендап-клубе» перед началом выступлений спрашивают: «Кто тут первый раз?» — хлопает почти весь зал.
Мне на «Панчлайне» предлагали записать сольный концерт. Но я пока не знаю, что я хочу сказать. Не хочу, чтобы это были куски шутки, разгоны, собранные в одну кучу. Я хочу, если у меня будет спешал, чтобы в нём была какая-то центральная глобальная мысль. Я не тороплюсь. Я понимаю, что с годами я стану охуеннее, мудрее. Я поняла, что всё это никогда меня не бросит, как бы ни было плохо. Стендап со мной на всю жизнь.
То, что я работаю сценаристом, мне только помогает. Я сейчас поняла, что такое история. Раньше меня спрашивали: «Что ты хочешь этим сказать?» А я отвечала: «Что, непонятно? Что мужики другие, что тот-то козёл». А сейчас мне становится понятно, что у концерта должны быть какие-то дополнительные внутренние очертания, какая-то мысль.
Три с половиной года хожу по открытым микрофонам. Есть шутки, которые просто веселят людей, но иногда хочется юмора, над которым надо подумать, а телевизор такое урезает, много цензуры. Но когда я пишу сценарий, я за кадром, я исполнитель. А в «Стендап-клубе» я в андеграунде, я каждый вечер с комиками и вижу, как их шутки меняются, растут.
Вот Идрак Мирзализаде, я иногда у него спрашиваю: «Зачем ты это делаешь? Зачем ты обсираешь зрителей на выступлениях?» А он: «Я хочу, чтобы они меня ненавидели, но смеялись». Или, например, недавно я с Малым выступала на микрофоне, он очень крутой комик. Сначала он довёл зал до истерики, а потом загнал их в яму разгоном про педофилию. Потом опять выгреб обратно. Я сидела в зале и слышала, как парни за столиком говорили: «Не, ну он хуйню несёт». А потом смеются и такие: «Не, ну сука, всё равно смешно» — вот это круто.
Я, честно говоря, английский херово знаю. Поэтому про непереведённые шоу я почти не в курсе. Но вообще я себе поставила цель: в следующем году поехать с ребятами в Эдинбург на фестиваль стендапа. Мне это очень интересно. Чтобы развиваться, надо начать ходить на английские стендапы.
Наверное, главное, что повлияло на меня как на комика, — медицинский институт и семья на Камчатке, она у нас большая — тридцать человек — и очень весёлая, дружная. Мать, когда ещё домофонов не было, могла надеть белую футболку, измазаться кетчупом, вставить нож под мышку и лечь на пол в прихожей перед приходом гостей. Дедушка такой же был. Мы как-то приехали к нему, идём по аэропорту, и подъезжает бомж какой-то на каталке с баночкой. Поднимает кепку, а это дед! Он нырял, сломал ногу и решил так бабушку встретить.
А у отца полное отсутствие чувства юмора. У меня сейчас про него много шуток будет.
Мама погибла, когда мне мне было четырнадцать, и я стала жить с папой. У нас хорошие отношения, родители развелись, когда мне было четыре, его новая жена младше его на семнадцать лет, у них отличная семья, но мне было четырнадцать. Через пару лет я поступила в медицинский, потому что решила, что мне нужна престижная работа. Я поступила, оторвалась от всех, от маминой семьи, а у неё две сестры, меня очень любят. После учёбы я вернулась на Камчатку, но поняла, что я уже другой человек.
К тому же медицинский: трупы в анатомичке, головы отрубленные. Помню, надо было сдать зачёт по мышцам ноги. Спускаюсь в лаборантскую, прошу лаборантку поднять ногу, чтобы сдать мышцы. А та говорит: «Она в пятой ванне». То есть идёшь, берёшь клеёнку, вылавливаешь ногу. От такого чувство нормы смещается.
Не люблю, когда говорят, что о чём-то шутить нельзя. Ну я спокойная, у меня нет стопов. Медицинский институт — ни любви, ни тоски, ни жалости. Хоть над мёртвыми детьми. Это же шутки, смысл относиться к ним серьёзно?
Я сейчас скажу: мне женский стендап вообще не нравится. Я однажды после своего выступления спросила Идрака, как ему, и он сказал: «Прости, но я не могу тебя дослушать, мне неинтересно». Многие бы обиделись, но я воспринимала, что, наверное, так и есть. Это все мои приятели, мы все из одного клуба. Их мнение для меня очень важно.
Феминистки мне как-то высказали своё «фи», когда я в интервью сказала, что всё равно буду смотреть Луи Си Кея и для меня не имеют никакого значения его скандалы с женщинами. Они мне записали видеообращение типа «что ты там, блядь, несёшь?» Но я считаю, что, если ты взрослый, образованный человек, это проявление нетерпимости к другому мнению. Почему я должна думать, как вы? Если вы женщины, это не значит, что мы с вами в одной упряжке. Вы тем более феминистки. Каждый человек — личность. Когда мы начинаем разделяться на пол, это уже начинается какой-то бред. Почему, если он обидел женщину, он обидел личность, я могу за него заступиться как за личность.
Мне кажется, это вопрос свободы личности. То есть я вот чувствую себя свободно. И из-за того, что я женщина, меня воспринимают как феминистку. Но я хочу, чтобы меня считали крутым комиком. Чтобы меня не воспринимали как женщину.
Меня не напрягает феминизм. Мне кажется, в комедии особенно это какой-то дополнительный рычаг. Это хорошо, когда у тебя есть позиция, у меня её вот нет. Мне кажется, это мой минус: я боюсь показаться плохой. У меня много пофигизма. «Как вы смотрите на эту проблему?» — да никак. «А как вы смотрите на это?» — да ради бога. Нет у меня такого, чтобы я из-за чего-то сильно огорчилась.
