Первые более-менее достоверные факты о биографии писателя, мистика, этнографа и мыслителя Карлоса Кастанеды касаются того времени, когда он пишет и публикует свою первую книгу. До этого — полный туман. Кто он, откуда, сколько ему лет и как его на самом деле зовут — всё это под большим вопросом. Существует множество вариантов его биографии, ни один из которых не может претендовать на абсолютную достоверность. «Диктатор недели» изучает основные очертания этого мифа.
Вот версия самого Кастанеды о происхождении Кастанеды. Маленький Карлос родился в Рождество 1935 года в бразильском городе Сан-Паулу. Его отцу было семнадцать лет, а матери пятнадцать, так что его сразу отдали на воспитание дедушке и бабушке, которые жили на ферме. В шесть лет его снова забрали подросшие родители, но уже через год его мать умерла от пневмонии, и мальчика снова взяли на воспитание родственники. Он получил образование в хорошей школе в Буэнос-Айресе, а в подростковом возрасте за дурной нрав был отправлен дядей в приёмную семью в Лос-Анджелесе, где успешно закончил школу. Затем он пытался стать скульптором в Миланской академии изящных искусств, но, поняв, что ему ни за что не быть великим художником, впал в депрессию, вернулся в Лос-Анджелес и поступил на факультет социальной психологии в U.C.L.A. Там в 1953 году он сменил фамилию на Кастанеда, а затем перешёл на курс антропологии и так увлёкся ей, что его дипломная работа, напечатанная типографией Университета Калифорнии, стала одной из самых популярных книг начала семидесятых.
Другая же версия, опирающаяся на документы, говорит, что Кастанеда действительно приехал в Америку в 1951 году, но в двадцать шесть лет, а не в шестнадцать, как утверждает он сам. Иммиграционные записи показывают, что Карлос Сезар Арана Кастанеда на самом деле перуанец и родился в древнем Инкском городе Кахамарка. Его мать в действительности умерла, когда Карлосу было двадцать четыре года, а не шесть. Скульптуру он изучал не в Милане, а в Национальной школе изящных искусств Перу. Его однокурсники описывают его как остроумного воображалу, мастера азартных игр, большого вруна и хорошего друга. Среди документальных свидетельств его жизни есть, например, и письма двоюродной сестре, из которых следует, что он служил в американской армии, но был вынужден оставить службу то ли из-за ранения, то ли из-за нервного срыва. Тут сложно не вспомнить комедию «Человек, который пялился на козлов», в которой герой Джорджа Клуни обучает американских военных экстрасенсорным способностям, а персонаж Кевина Спейси добавляет ЛСД в пищу всему своему взводу.
Первая книга Кастанеды «Учение дона Хуана: путь знания индейцев яки» вышла в 1968 году и с ходу стала бестселлером. Конец 60-х и начало 70-х были временем развития психоделической культуры: химики тестировали на хиппи наркотики, а учёные проводили эксперименты с психикой военных, вернувшихся из Вьетнама. Трип-репорты — описания видений, галлюцинаций и сопровождающих их ощущений — встречались на каждом шагу и чаще всего были частной бессвязной кашей из головы очередного хиппи. Почему «Учение дона Хуана», в большой степени репортажные трипы, пережитые Кастанедой, вдруг выбились из общей массы и стали библией для сотен тысяч молодых людей? Ответ содержится в самом названии: психоделические опыты были частью системы, в которую Карлоса шаг за шагом инициировал посвящённый старый индеец, дон Хуан, который не просто выдумал сказку, а изложил стройную систему, уходящую корнями вглубь времён. Книги Кастанеды заняли нишу утерянного эзотерического знания индейцев, которых белые рационалисты с пушками и мушкетами выкосили под основание.
Вторая книга, «Отдельная реальность», вышла в 1971 году, а через год за ней последовала третья часть, «Путешествие в Икстлан». Кроме коммерческого успеха и почти народной славы «Путешествие в Икстлан» принесла Кастанеде степень кандидата наук, которую ему присвоили старшие коллеги из U.C.L.A. Популярность мешала Кастанеде заниматься преподавательской деятельностью, потому что, по его словам, аудитории набивались под завязку и публика ждала от него только одного — что он сейчас треснет и выдаст на-гора откровение (или хотя бы как следует сдвинет всем точку сборки). Вдобавок ко всему, один из его коллег заполучил несколько кусков из текста «Икстлана», дополнил их диктофонными расшифровками его лекций — и продал всё это в журнал «Penthouse». Голливудские продюсеры начали активно осаждать Кастанеду на предмет экранизации книг, однако он каждый раз отказывался и говорил, что ни за что не хочет, чтобы дона Хуана играл какой-нибудь Энтони Куинн. В 1973 году Кастанеда появился на обложке журнала «Time» и дал его корреспонденту единственное публичное интервью, после которого исчез с публичных радаров и жил затворником, выпустив ещё девять книг. На публике он вновь появился только под конец жизни — и то совсем ненадолго. Ядро его философской системы составляют третья и четвёртая книги, «Путешествие в Икстлан» и «Сказки о Силе» — остальные книги только дополняют и расширяют то, что сказано в них.
Биография Кастанеды туманна, так как он сам приложил все мыслимые усилия для того, чтобы остаться для нас загадкой. Судить о его жизни и открытиях мы можем только из его книг, которые претендуют на документальную достоверность. Эта самая достоверность свела с ума толпы учёных и любителей разоблачений: реален ли дон Хуан, действительно ли Кастанеда излагает учение индейцев, или же всё это синтетическая философия из всего, что он прочитал и услышал, а шаманский антураж — это всего лишь художественный приём? Его коллеги из U.C.L.A безусловно считали, что в книгах загадочного антрополога описаны реальные и даже научные опыты, достойные того, чтобы их автору присвоили звание профессора. Документальность и точное воспроизведение деталей Кастанеда объясняет тем, что всё время записывал в блокнот происходящее, писал даже во время разговоров с доном Хуаном и затем тщательно обрабатывал записи. Во время работы над первой книгой, «Учением дона Хуана», Кастанеда советовался со своим научным руководителем, и тот три раза заставил его практически целиком переписать книгу. Первый раз книга переписывалась из-за того, что Кастанеда слишком подробно останавливался на своих видениях, которые никому не были бы интересны. Во второй раз профессор высмеял Карлоса за попытки философски осознать и объяснить дона Хуана и призвал к беспристрастности. В итоге книги Кастанеды выглядят как беспристрастный гонзо-репортаж из параллельных миров.
Если его книги действительно документальны — значит, Кастанеда гениальный антрополог, раскопавший и поделившийся абсолютно цельной научной системой ушедшей культуры. Если же это художественный вымысел — перед нами гениальный писатель и выдающийся философ, создавший крайне увлекательный мир и практическую философскую систему.
Знакомство Карлоса Кастанеды с Хуаном Матусом состоялось в 1960 году на автобусной остановке в Аризоне вблизи мексиканской границы. Молодой антрополог, пишущий дипломную работу, приехал туда в поисках народных индейских целителей, которые могли бы рассказать ему о волшебных свойствах растений. Знакомый Карлоса привёл его к старому индейцу, имевшему в народе репутацию брухо — местного колдуна, целителя и шамана с эксцентричным поведением и странным чувством юмора. Их знакомство привело к тому, что Кастанеда стал учеником и даже преемником магической традиции, на протяжении тринадцати лет сознательно и бессознательно впитывал знания, проходил через крайне интенсивные психотренинги, выполнял множество упражнений и заданий, реорганизовывал свою жизнь, стирал личную историю и прыгал в пропасть. «До того, как я встретил дона Хуана, я годами точил карандаши и испытывал страшную головную боль каждый раз, когда садился что-нибудь писать. Дон Хуан донёс до меня осознание того, насколько это глупо. Если хочешь сделать что-либо — делай это безупречно, важно только это».
В книгах Кастанеды описан один из самых интересных примеров отношений «учитель — ученик» в мировой литературе. Дон Хуан никогда не довольствуется объяснением на словах, простой демонстрации ему тоже недостаточно — урок закончен только тогда, когда ученик прошёл через испытание и получил трансформирующий его опыт. У методов индейского гуру много схожего с дзенскими мастерами из Японии: учитель сталкивает ученика с опытом прямого переживания. Вместо того чтобы убеждать ученика на словах, учитель бьёт его палкой по голове, прерывая бесплодные размышления ученика столкновением с чистой реальностью. Авторитет дона Хуана в глазах Карлоса, как и в глазах миллионов читателей, держится на том, что старый индеец безупречно владеет своим телом, своими эмоциями, своим вниманием и в целом всей ситуацией, в которой он находится. Его невозможно застать врасплох или загнать в угол вопросом. Практически во всех спорах он выходит победителем — и получается это у него легко, в первую очередь, потому, что он спорит беспристрастно, ничего не защищает и владеет каждой темой, которая обсуждается. Сам Кастанеда на его фоне кажется горячащимся мальчишкой. Он обижается по каждому поводу, за что дон Хуан в обязательном порядке поднимает его на смех, от чего он злится ещё сильнее. Обучение проходило сессионно: Кастанеда приезжал в пустыню Сонора к своему учителю-отшельнику на несколько недель, а затем возвращался в Лос-Анджелес и месяцами переваривал пережитое, стараясь следовать инструкциям и жить, как воин.
В диалогах западного материалиста и индейского мистика столкнулись две системы взглядов на мир. В начале их знакомства Кастанеда свысока смотрит на старого индейца, намеревающегося сотрясти основы его мировоззрения. Он — молодой и просвещённый учёный, скептик и рационалист до мозга костей, сталкивается с необразованным селянином, которого он собирался изучать чуть ли не как подопытного кролика. Однако со временем Карлос осознаёт, что его новый приятель, кажется, понимает больше его самого, и, хоть и не знает ничего о голливудских звёздах и последних научных классификациях, может запросто манипулировать им, как ему заблагорассудится. Учительство дона Хуана во многом напоминает фильмы «Игра» Дэвида Финчера или «Револьвер» Гая Ричи. Во всех трёх случаях главных героев помещают в заранее выстроенный лабиринт и заставляют пройти серию мучительных испытаний, чтобы они в итоге могли полностью переосознать свою жизнь и выйти из всего этого новым человеком.
В первых двух книгах начинающий своё обучение Карлос не желает расставаться со своими университетскими привычками рационально мыслить и со своим раздутым похвалами ЧСВ и никак не может воспринять учение дона Хуана. В качестве последней меры дон Хуан даёт ученику психоделики для того, чтобы хотя бы в таком изменённом состоянии сознания вызвать у того крушение (или как минимум шатание) устоявшейся картины мира. Отсюда взялось ошибочное мнение о том, что книги Кастанеды построены на прочном фундаменте наркотических приходов. Действительно, многие любители быстрых решений пали на поле сражения за осознанность после прочтения двух первых томов, сделавших Кастанеду известным. Однако как только Карлос начинает въезжать на новый воинский путь, употребление психоделиков прекращается и начинается усердная практика и ломание головы над всё новыми и новыми мудростями старого индейца. Некорректно также сравнивать Кастанеду с Тимоти Лири, потому что путь воина кроется в особо трезвом отношении к миру, а не в наблюдении за эффектами галлюциногенов. Кстати, отзыв Кастанеды, который не только не жаловал наркотики, но и не пил (крепкого) и не курил, ставит этих людей по разные стороны психоделического барьера: «Это были дети, индульгирующие в бессвязных откровениях. Маг употребляет галлюциногены по другим причинам, нежели торчки. А когда он получает то, что хотел, — он перестаёт принимать их», — так высказался Карлос о встрече с тусовкой Лири. Существует также версия о том, что Кастанеда использовал психоделическую замануху, чтобы сделать своё духовное учение бестселлером. Так или иначе, можно назвать первые два тома «защитой от дураков»: поверхностное сознание, жадное до ощутимых результатов без усилий, цепляется к «пропаганде наркотиков», как к панацее — в то время как вдумчивый читатель, усвоив систему дона Хуана, увидит, что это вовсе не имеет решающего значения.
На пике популярности книг Кастанеды жители Мексики занялись активными поисками «настоящего дона Хуана». На этой волне в страну повалили американские туристы, появилось множество шарлатанов, выдававших себя за легендарного индейца яки, молодые мексиканцы стали организовывать съезды искателей дона Хуана, а местные предприниматели — переименовывать свои забегаловки и мотели во всякие «Брухо барбекю» и «Мотель Мескалито». Попытки найти дона Хуана потерпели полный провал, что может говорить об одном из двух: или этого индейца никогда не существовало — или он чертовски хитрый старый маг.
Так как сам Кастанеда на пике популярности стал затворником, нам практически ничего неизвестно о его реальной жизни. Так что сложно судить, насколько хорошо он следовал инструкциям, данным ему его учителем. Не имея возможности судить об учении по человеку, который его исповедовал, нам, любопытным и отчаянным естествоиспытателям, остаётся только проверять постулаты дона Хуана на себе и делиться впечатлениями.
Несмотря на то, что учение дона Хуана трудно назвать самостоятельной философской концепцией в научном смысле, а для его понимания недостаточно прочесть сухую словарную статью — всё же обобщить его можно, сведя к практическим правилам и приёмам, у которых, в конечном итоге, одна цель. Осознанность. Уровень осознанности человека — это тот объём информации из внешнего и внутреннего мира, который сознание может обрабатывать в данный конкретный момент. Дэвид Линч, агитирующий за расширение сознания с помощью медитации, приводит замечательное сравнение сознания с мячиком для спортивной игры. Если твоё сознание размером с мяч для гольфа, то и мир твой размером с мяч для гольфа. Когда ты расширяешь сознание до размера волейбольного мяча — мир растёт вместе с ним. И так далее. Упражнения дона Хуана помогают обрести контроль над собой и своей жизнью, а также открыть наконец глаза, увидеть в мире множество возможностей и научиться читать его знаки.
Воин — это ключевое понятие для учения дона Хуана, вполне традиционное и для некоторых других духовных учений. Но в отличие от самурайского кодекса, с которым порой ошибочно сравнивают Кастанеду, путь воина дона Хуана не подразумевает ни убийства живых существ как способа жизни, ни преданного служения хозяину. Это понятие апеллирует не к обычной человеческой войне, а к борьбе на духовном пути с самим собой и своими внутренними препятствиями. Состояние воина — полная пробуждённость и безусловная решимость. Мир для воина — загадка, которую он с интересом и трепетом старается разгадать. Путь воина — это и есть вся система дона Хуана. В общем и целом она сводится к тому, чтобы в данный момент времени полностью отдаваться тому, что делаешь; делать, если решил; не сожалеть о прошлом; не залипать на будущем — и каждый момент своей жизни проживать со страстью и отрешённостью человека, который знает, что его жизнь может вот-вот закончиться.
Учение Дона Хуана полностью настроено на эволюционный рост. Обыватель, живущий как придётся, воспринимающий все свои пороки и недостатки как данность, а свою жизнь как приговор — идёт в сторону, противоположную направлению, выбранному воином. Такому человеку кажется, что он не властен над обстоятельствами, а становится их жертвой. Всюду видится ему несправедливость, а кроме всего прочего — всевозможные порочные и слабые люди никак не дают ему спокойно жить. Воин, наоборот, принимает активную позицию по отношению к себе и к миру. Кто хочет что-то сделать — составляет стратегию. Кто делать ничего не хочет, ищет оправдания (а то и придумывает обвинения). Воину сам окружающий мир подсказывает способ. Любые жизненные обстоятельства, удачи и неудачи он воспринимает как вызовы — то есть как приглашение проявить себя. Ему никто не ставит оценок, никто не доплачивает и не хвалит: исключительно по собственному желанию и убеждению он выкладывается на все сто во всех своих делах (будь они крупными или мелкими).
Дон Хуан говорит: обыкновенно человеку кажется, что он будет жить вечно, — поэтому у него как будто есть неограниченный запас времени, чтобы ошибаться, менять решения, филонить и заниматься тем, на что ему, честно говоря, наплевать. Однако каждый человек может осознать свою смертность, понять, что всё рано или поздно заканчивается, а времени — в обрез, так что сделать нужно только самое важное. Осознание невозможности успеть повергает тебя в отчаяние? Не спеши опустить руки и свесить их с подлокотников уютного диванчика. Дон Хуан объясняет, что настоящее утешение смертного не в том, сколько всего он успеет, а в том, насколько безупречно он идёт к своим целям, и в том, какой из этих целей выстраивается путь. Доволен ли ты тем, что делаешь то, что делаешь? Уверен ли ты, что тебе нужно быть именно в этом месте в данный момент? Стоит задуматься, как бы ты жил, если бы тебе осталось жить, например, только три года. Стал бы ты жить так, как живёшь? Стал бы переживать о том, каким покажешься другим? Не сделал бы того, о чём мечтал — но не делал, боясь неудачи?
Ощущение собственной исключительности заставляет тебя считать, что испытания, выпавшие на твою долю, — сплошные муки; твои грехи достойны особо страшных наказаний в аду; и если уж ты плохой — то уж хуже не бывает. Минимальные достижения тут же раздуваются: кажется, ещё чуть-чуть — и можно уже причисляться к святым (или к не распознанным вовремя гениям). Когда на твою долю выпадают испытания — первым делом начинаешь стенать: «Почему я?» — вместо того, чтобы воспринять их как очередной вызов и не придавать ему особого значения.
Человек, который не знает, что он — всего лишь песчинка в этом мире, ничем не лучше и не хуже других органических и неорганических песчинок (чья жизнь к тому же пройдёт так же быстро, как и любая другая), считает себя очень важной персоной. Вернее, очень уникальной песчинкой! Если я неповторим, то всё, что со мной происходит, — чрезвычайно важно. Все мои переживания и ощущения заслуживают самого пристального внимания, все мои мысли имеют очень большое значение. Чувство собственной важности присутствует во всех нас как детский эгоизм или некое подобие вульгарного солипсизма, составляя то, что можно назвать «эго». Кажется, что от него нельзя избавиться, потому что это и есть — я сам. Но на самом деле это не я — а моё больное место: именно из-за чувства собственной важности меня можно обидеть или оскорбить, а значит, сделать слабым.
«Твой отец знает о тебе всё. Поэтому ты для него — как раскрытая книга. Он знает, кто ты такой, что собой представляешь и чего стоишь. И нет на земле силы, которая смогла бы заставить его изменить своё отношение к тебе. Личная история постоянно нуждается в том, чтобы её сохраняли и обновляли. Поэтому ты рассказываешь своим друзьям и родственникам обо всём, что делаешь. Для воина, у которого нет личной истории, нет необходимости в объяснениях. Его действия не могут никого рассердить или разочаровать, а самое главное — он не связан ничьими мыслями и ожиданиями».
Личная история — это комплекс представлений о себе, своей личности и жизни, который во многом определяет будущие поступки. Личная история — не только твои собственные знания о себе, но и знания других людей. Иногда ожидания окружающих даже в большей степени определяют тебя, чем ты сам. А иногда твои поступки начинает определять вымышленный образ, который ты придумал себе для защиты — но что-то пошло не так. Для того чтобы избавиться от личной истории, человек должен проанализировать её, пересмотрев заново все важные и определяющие его события и развязаться со своими травмами и всем остальным. Воину нечего защищать, потому что он знает, что ничто в жизни ему на самом деле не принадлежит, — поэтому воин никогда не бывает осаждённым и загнанным в угол.
Человеческая личность состоит из убеждений, привычек, сильных и слабых сторон, опыта и воспоминаний, из тела и сознания. Дон Хуан призывает провести тотальную инвентаризацию своей личности, до мельчайших деталей проанализировать, из чего ты состоишь, осознать каждую деталь своего быта, своих настроений и своих желаний. Разделив себя на составные элементы, необходимо отбросить всё лишнее, заново собраться и сделать акцент на своих сильных сторонах.
Тонус тела, эмоциональное устройство, уровень энергичности, скорость и живость ума — всё это части личного уравнения, которое в системе Кастанеды называется «тоналем». Работа над тоналем похожа по принципу на работу с телом, но не ограничивается ею. Как бёдра можно накачать приседаниями, так тональ можно развить, выполняя повседневные дела в безупречном состоянии духа, отвечая на вызовы мира, следуя знакам, а также ставя себе цели и неумолимо двигаясь к ним. Тренировка тоналя напоминает закалку воли — а также всё, что мы видели в фильмах про шаолиньских монахов.
Внутренний диалог — это буквально все мысли, которые ты проговариваешь у себя в голове. Часть внутреннего диалога становится словами, которые ты произносишь вслух. В этой «беседе» происходит расщепление: вместо того чтобы знать, чего хочешь — начинаешь разговаривать (и даже спорить) с самим собой и выяснять, чего же на самом деле хочется. В такой системе избыток мыслей или их ложная направленность не дают уму работать как надо. Большую часть времени ум ходит по проторённым дорожкам и повторяет одни и те же выборы и схемы. А отключение внутреннего диалога позволяет остановиться, оглядеться и точно определить, куда же тебе идти.
Чтобы понять, что такое внутренний диалог, достаточно сконцентрироваться на секундной стрелке часов и постараться ни о чём, кроме стрелки, не думать. Через тридцать секунд может обнаружиться, что мысль ускакала далеко: как я выгляжу со стороны, что думает мой сосед, какие дела нужно сделать, что нужно было «тогда ответить» и так далее. Чтобы эффективно думать, необходимо научаться выключать мыслешум, очищать голову и следить исключительно за тем, на чём концентрируешься.
Сталкинг — это система управления собой, основанная на предыдущих правилах. Если я трезво понимаю уровень своего ЧСВ, не держусь за свою личную историю и не обременён лишними для моей цели вещами, если я способен находиться в настоящем моменте со всей осознанностью — значит, я могу с полным пониманием своих целей использовать все доступные мне средства — мой ум, моё тело, мои чувства, чтобы выполнять свои задачи с максимальной эффективностью. Легко догадаться, что иногда нужно быть медленным, а иногда тихим и быстрым, иногда стоит быть громким, а иногда стать невидимкой. Сталкер — это человек, который сам способен выбирать, как ему реагировать на внешний мир. А поскольку он изучил себя и знает, чего хочет, никто не может его спровоцировать делать то, чего он делать не собирался. И никаких вот этих «меня заставили», «меня обидели» и прочего индульгирования. Сталкинг — это искусство быть самим собой не в том смысле, в каком популярная психология призывает гордиться всеми своими недостатками и особенностями. Быть собой для воина — означает в данный конкретный момент времени быть в гармонии с миром и своими целями, быть «текучим».
Сила — универсальная валюта мира дона Хуана. Она пронизывает весь мир и связывает все вещи. Безупречные поступки прибавляют силы, а неряшливая невоинская жизнь — убавляет. Это не физическая сила (хотя и она тоже), а ощущение возможностей и некоего согласия мира, который будто бы направляет и помогает тебе — а не встречает в штыки. Воин — человек, который понимает силовые особенности мира и умеет обращаться с Силой правильно: он знает, какие поступки и состояния наполнены Силой, — а потому может накапливать её. Джедаи говорят примерно об этой же силе, кстати. Ежедневная жизнь наполнена для воина вызовами. Вызов — это потенциальная возможность увеличить свою силу безупречным поступком. Вокруг очень много возможностей: любое действие, выполненное безупречно, с воинской отрешенностью, не привязанностью к результату и осознанием близкой смерти — это безупречное действие, которое повышает уровень личной силы.
Дон Хуан говорил, что все наши усилия направлены никуда — потому что мы рано или поздно все умрём. Но у нас есть жизнь, которую нужно прожить. И лучше прожить её безупречно, в ощущении удовлетворенности от того, что ты приложил к этому делу все свои силы и сделал всё, что мог. Жизнь наполнена выборами, они очень разные — но все неизменно приведут к смерти. Поэтому, в сущности, они все одинаковы. За одним исключением: у каждого воина есть свой путь с сердцем — то есть со смыслом. Идти путём с сердцем радостно и легко, даже если он полон трудностей и ведёт никуда. Поэтому воин доверяет сердцу выбирать свой путь — и, сделав выбор, не сходит с него.