Как панк, хулиган и беспредельщик превратился в праведного старика-проповедника, пытающегося стать совестью страны, — рубрика «Диктатор недели» изучает жизнь и трансформации музыканта, актёра и поэта Петра Мамонова.

Однажды молодой хулиган Пётр с компанией приехали кутить в парк — и там, как обычно, они ввязались в драку. По ходу потасовки один из противников банды Петра всадил ему заточенный напильник прямиком в сердце — и скрылся в окрестностях. Пётр не растерялся, не умер на месте и даже не упал. Напротив, с торчащим из сердца напильником он догнал троллейбус, на котором уезжал обидчик, за тросы остановил машину, выволок противника на тротуар и отправил в кому. Затем, по легенде, они уехали в больницу на одной машине реанимации. Шрам на груди сохранился на всю жизнь.

Рок-звёзды делятся на два типа. Первый тип — это люди, которые пролетают, как кометы, вспыхивают и умирают быстро. Например, в двадцать семь лет. Такими были американцы Джими Хендрикс, Джим Моррисон, Курт Кобейн и Джэнис Джоплин. Второй тип вначале горит ярко, а потом ещё надолго зависает мутным пятном на небе: это британцы вроде Пола Маккартни и Мика Джаггера. Пётр Николаевич Мамонов представляет собой третий тип звезды: советская рок-звезда, которая не меняет интенсивности горения — изменяется только её цвет.

Лидер культовой группы «Звуки Му», Иван Грозный из фильма «Царь», саксофонист из «Такси-Блюз», профессор Пушкарь из «Пыли», номинант премии «Ника» и «Золотой орёл» за роль старца-целителя Анатолия в фильме «Остров» — юродивый, в деревню к которому со всей страны съезжаются облучённые телевизором калеки, уверенные, что он и правда может исцелить. Избежал армии, притворившись сумасшедшим; взрывал школьный кабинет химии; белая горячка, эксперименты с наркотиками, употребление одеколонов и духов вместо алкоголя, коллективная православная галлюцинация. Большую часть своей жизни Пётр Николаевич прожил в стиле sex&drugs&rock’n’roll, но в зрелом возрасте внезапно не просто соскочил, но и переплюнул всех: покаялся, стал народным старцем и учит покаянию нас всех.

Кино, деревня, Бог, и божье дело!

Пётр Мамонов родился в Москве 14 апреля 1951 года в семье инженера-специалиста по доменным печам и переводчицы со скандинавских языков. Рос в центре столицы, проучился три курса в Московском полиграфическом институте, но устал и отчислился. И если Виктор Цой пел нам о грустящих юношах и бунтующих студентах, то Пётр Мамонов запел о тридцатилетних циниках, убеждённых дауншифтерах, галлюцинирующих алкоголиках и нечистой силе. И, конечно, о сексе, которым пропитана вся музыка и слова «Звуков Му». На сцене Мамонов наглядно демонстрировал, что же означают его незамысловатые, но загадочные рифмы: что такое «Бумажные цветы», чем чреват «Ремонт» и кто на самом деле главный «Источник заразы». С первых же строк «Бутылки водки» слушатель почти начинает верить, что между женщиной и бутылкой водки нет разницы — и та, и другая покорно нагибаются и просят повторить. На лирику «Звуков Му» повлияли одновременно и Даниил Хармс, и Артюр Рембо: у повествования нет логики, зато есть врезающийся в спинной мозг образный ряд и масса юмора. Мамонов и компания создают густую атмосферу, толком не умея ни петь, ни играть, зато у них на ура получается шаманить. Написание стихов Мамонов сравнивает со строительством печки и в текстах делится своими собственными историями и переживаниями — даже самые сюрреалистические опусы, вроде «Гадопятикны», сугубо автобиографичны. Борис Гребенщиков говорит: «„Звуки Му“ — не группа музыкантов, а подлинная русская народная галлюцинация, самим своим существованием иллюстрировавшая полную тождественность развитого социализма и белой горячки». Если собрать лучшие выдержки из текстов песен и интервью, выстроить в соответствии с извилистым жизненным путём Мамонова, то получится вот что:

«Хочу! Сейчас! Дай! Не хочу быть горбатым, лучше уж быть каким-нибудь потусторонним. Я уволился с работы, потому что я устал… не похож на подонка, нет… Мне некогда эти афоризмы из ногтя дрючить. Ночью я лежу читаю, когда все рабочие спят. Я совсем сошёл с ума, и всё от красного вина, целый день я пью вино, ночью лукаю кино. А что тут такого, такого-сякого? Но если нет вина, так плохо мне. Красный чёрт! Белое вино — белая горячка. Потому что если ты будешь чувствовать как стадо, то и будешь горбатым, чреватым. И если ты не любишь темноты, смотри на женщин с жадностью собаки, и уверяю я, увидишь ты. Ну-ка, закрой шторы, закрой окна. «Алло, кто там? Это Люба? Да, сейчас бы нам кофейку бы-бы, вчера закат очень грубый был, болят болят мои губы».

Любовь — это болезнь. Я, наверное, возьму больничный лист. Если ты мне не веришь, что любовь так зла, подойди поближе, ну, поди сюда… ляг и закрой глаза. Раньше мы валялись целый день на полу, теперь я до кровати доползти не могу. Ты не говоришь о том, как ты хочешь меня, ты думаешь о том, где бы нам денег занять. У нас была любовь — а теперь ремонт. Давай-ка снова ляжем прямо на полу. Потому что я хочу стать ласточкой… хочу стать кошечкой. Буду работать и деньги копить, брюки поглажу, брошу курить. Стану хорошим. Мы скоро поженимся, купим квартиру, я кафель наклею на стены сортира. Правда, нервничать я особенно не нервничаю, потому что я спокоен. Ты ничего не говоришь, ты только смотришь и молчишь. Ты рядом всегда. Только не лезь ко мне со своей бесконечной едой. Королева ты моя сумасшедшая. Бегу-бегу-бегу-бегу к тебе, моя дорогая… Сердечко моё золотое, кошечка моя, ласточка… Опять вечер длинный, одинокий… Впереди ночь… Я боюсь, но не очень… У меня один дядечка знакомый, десять лет не пил, доработался до Ордена Трудового Красного Знамени, стал обмывать, в рюмочку опустил — запой, через два месяца умер. Я щас по-новому хочу, то есть не по-новому, а внутрь. Перестал ругаться матом, папирос я не курю. Со мною Бог. Но если б ты знала, как я хочу и как я люблю, чтоб ты была рядом со мной. Вот, какие мои стихи, я такой дядечка особенный. А глаза с тем же нежным прищуром. И кто мне поверит, старенькому дядечке, такому же, какому же… Я рекомендую одиночество. Чтобы стать христианином, надо стать сначала настоящим иудеем. Ну потому что десять заповедей, не убий, не укради. Вам рано думать о Христе, раз вы смотрите на бабу и раздеваете её взглядом. Ветхий Завет — это детоводитель ко Христу, с греческого — «педагог». Ребёночек сидит в утробе девять месяцев для того, чтобы выйти в жизнь. Мы эту жизнь проживаем для того, чтобы выйти в вечность. Что же такое «блаженны нищие духом»? Ты сам не можешь ничего! Исцеляет только благодать… может сделать из жадного — доброго, из пьяницы — непьющего. Опять вечер, и опять я один… надеюсь на Бога, что он мне поможет… от всего ужаса этого, от всего того, к чему я так привык…»

До тридцати лет Пётр Николаевич играл в советский «Фактотум»: среди десятка работ, которые он менял одну за другой, были не только работы вроде лифтёра и кочегара, но и переводчик поэзии скандинавских стран, грузчик и банщик-массажист. Писал он также и заметки под партийную диктовку в советские газеты, и, увольняясь оттуда, видимо, и придумал строчку «мне некогда афоризмы из ногтя дрючить». «Уязвимость, принятие удара на себя!» — так он описывает свою молодость. Уязвимость ты ощущаешь, когда пьяным лежишь лицом в луже, когда тебя увольняют с работы, когда близкие отворачиваются от тебя, а ты понимаешь, что сам виноват. Днями Пётр Николаевич вкалывал, а вечера (и, главное, ночи) проводил в компании друзей, собутыльников и муз. Из этих шумных компаний и ночных посиделок и образовались «Звуки Му» — русская народная галлюцинация. В квартире лучшего друга Мамонова, Александра Липницкого, впоследствии ставшего вторым по значимости членом группы, останавливались все приехавшие в Москву питерские рок-музыканты, вроде Виктора Цоя, БГ и Майка Науменко. Там же проходили многочисленные квартирники и круглосуточная тусовка, так что эту квартиру можно смело назвать альма-матер московского рока. Отчим Липницкого был переводчиком при Брежневе, и благодаря его заграничным поездкам будущие «Звуки Му» имели доступ к самой продвинутой западной музыке вроде Джеймса Брауна и Майлза Дэвиса. Будучи, по словам БГ, «интегральной частью этой квартиры», Мамонов приобщился не только к классикам, но и к современникам: к молодым питерским и московским рокерам — и поверил, что музыку возможно делать и самому. Он неоднократно повторял, что любит учится у людей, у авторитетов, у прохожих, у стариков и у детей. В смысле рок-н-ролла он учился у лучших. Квартирники — чисто советское явление. Тогда никто не разрешал молодым музыкантам играть рок-н-ролл в общественных местах, и концертными залами начинающих звёзд советского рока становились квартиры друзей, в которые, как огурцы в банку, набивалась продвинутая советская молодёжь, рисковавшая прямо оттуда загреметь в каталажку. Если же начинающим музыкантам всё же удавалось выбраться на сцену небольшого ДК, их концерт могли в любой момент прервать, а на них завести уголовное дело. Мамонов начал музыкальную карьеру после тридцати лет и в одном из интервью говорил, что поздний приход в рок-н-ролл не позволил ему сломаться: в то время это занятие было опасным, а ранимые романтические юноши вроде Виктора Цоя приходили в это дело ещё подростками и с трудом переносили гонения со стороны властей.

А Пётр Николаевич на тот момент был уже привыкшим к вытрезвителям и исправительным работам.

Группу он решил собрать после того, как написал несколько песен, вызвавших горячее одобрение со стороны своего первого слушателя — пропагандиста рок-музыки Артемия Троицкого. Получив благословение от главного российского музкритика, Мамонов задумал сколотить группу. Сначала искал единомышленников среди музыкантов, а потом решил вместо этого сделать музыкантов из своих друзей и родственников. Когда встал вопрос о том, как назвать группу, жена Мамонова постаралась предложить «что-то поприличнее»: «Звуки Музыки», например. Мамонов в характерной для себя манере промычал «Звуки му…» — но так и не закончил. Времена менялись, и за пять лет живых выступлений группа стала культовой в узких кругах любителей рок-н-ролла. Всех невероятно впечатляло, что Мамонов вытворял на сцене, и тогда встал вопрос о том, как это всё увековечить: решили записать первый альбом.

Основной проблемой во время записи альбома в самодельной студии на даче стал сам Мамонов, которого невозможно было застать в кондиции: между гастролями и запоями не было зазоров. А когда он всё же появлялся в студии, то проявлял невыносимый перфекционизм и браковал все попытки что-либо записать. Из чистого альтруизма Василий Шумов, матёрый музыкант и продюсер, приструнил-таки бесноватого Мамонова и смог записать первый альбом «Звуков Му» — «Простые вещи». После этого на группу обратил внимание британский рок-гуру Брайан Ино, которому Мамонов казался исключительной звездой (при том, что на тот момент он уже работал с Дэвидом Боуи и Игги Попом). Со временем характер Петра Николаевича начал сильно портиться, привычки усугубились, и «Звуки Му» не только не записали альбом под эгидой мировой звезды Ино — но и вовсе начали разваливаться. Несмотря на блистательные перспективы и культовый статус, в итоге группа распалась. В одном из интервью лидер коллектива посыпал голову пеплом и говорил, что так нельзя, нельзя так с друзьями и коллегами поступать, скромно принимая вину за распад на себя.

Пётр Николаевич продолжает делать музыку и давать концерты и по сей день, но сольно. Современную музыку Мамонова можно охарактеризовать одним из его любимых анекдотов: «Конкурс акынов. Выходит молоденький и начинает шарить по грифу, техника просто сумасшедшая. Выходит старик и одну ноту «бэм-бэм-бэм». Ему говорят, ну что ты, мол, одну ноту бэм-бэм — вон молодой как. А старик говорит: „Молодой еще ищет, а я уже нашел“».

Основным коньком «Звуков Му» стали живые выступления, на которых Пётр Николаевич беспощадно юродствовал, истекал потом, похотью и благоговением перед Музой. По словам Липницкого, Мамонов ещё в молодости обладал выдающимися способностями к танцу и был первым в этом деле во всей Москве, даже пока был просто танцором. Когда же танцор вышел на сцену и начал петь — все сошли с ума. Одно и то же тело исполняло роли десятка актёров — то спокойное, то буйное, то извивается, то застывает, то падает, то взлетает. Каждая клеточка этого тела выражает смысл — а слова и музыка его дополняют. Широкая аудитория познакомилась с юродством Мамонова, когда «Звуки Му» попали на «Музыкальный ринг» — популярное в СССР тв-шоу, в котором две группы соревновались, а зрители определяли победителя. По рассказам согруппников, накануне съёмок шоу все находились в состоянии отчаяния: у Мамонова был тяжелейший запой, и в таком состоянии он бы даже не доехал до студии. Однако до Петра Николаевича достучались, и за один день он привёл себя в форму олимпийского атлета. Его выступление в передаче безупречно передаёт отрешённость музыки «Звуков Му», а сам он напоминает человека, пришедшего с того света. Эта картинка безумно контрастировала со всеми поп-исполнителями того времени.

Эксцентричность во всём — от внешнего вида (носил как украшение цепочку от туалетного бачка) до ответа на вечный вопрос: что делать, если ты уже вусмерть пьян? Набрав достаточный градус, Пётр Николаевич устраивал настоящие советские хэппенинги. Например, на Пушкинской площади он с разбегу бился головой о рекламный щит, незаметно подставляя кулак в последний момент перед ударом. Вокруг собирались небезразличные советские граждане, а он получал незаменимый опыт выступлений вживую. Свою кинокарьеру Мамонов начал в том же году, когда вышел первый альбом «Звуков Му», — в 1988. Первым и главным режиссёром Петра Николаевича стал Павел Лунгин, под чьим руководством Мамонов воплотил на экране все свои жизненные ипостаси: музыкант-алкоголик в «Такси-блюз», кающийся старец в «Острове» и властный тиран в «Царе». В кино он всегда остаётся Петром Николаевичем, но благодаря смене сэттингов мы можем сконцентрироваться на каждой из его сторон по отдельности. Также Мамонов дружен с Иваном Охлобыстиным: тот относится к старцу с благоговением и бесконечной любовью и недавно снял его в своём фильме «Иерей-сан». Отдельной любви заслуживает документальный фильм «Мамон-Лобан», в котором режиссер «Пыли» и «Шапито-шоу» Сергей Лобан честно показал Петра Николаевича без купюр. В фильме герой рок-сцены не только проводит экскурсию по Москве, анимируя её воспоминаниями обо всех рюмочных своей бурной молодости, но и ходит по пояс в снегу, раздаёт максимы мудрости направо и налево и заставляет нас хохотать над самими собой.

Лучшие рассуждения Мамонова на тему жизни можно найти именно в его интервью на тему религии, которые благодаря роли в фильме «Остров» стали как бы частью его нового образа: святой старец, который и рок-н-роллить может, и о боге памятует. Особо эффектно то, что перед нами не молодящаяся звезда на пенсии — перед нами реально однозубый старец, у которого настроение меняется вместе с ветром и каждой репликой интервьюера. То он сердит и готов, аки дзенский мастер, треснуть вас по голове, — то улыбается как ребёнок. В одном интервью он сидит в драном свитере и с бородищей, расточая любовь и мудрость, — а уже в следующем интервью с усишками и в футболке с Бобом Диланом мечет гром и молнии на всех и вся. Мамонов-проповедник очень чётко описывает навязчивые мысли, которые донимают нас всех, и рассказывает, как с ними бороться. Эти мысли-летуны сбивают нас с толку, заставляют обманывать, ругаться, унывать, бесноваться и нарушать обещания. Эти мысли заставляют алкоголика сорваться и пойти за водкой, обжору — открыть холодильник, гневливого — ударить жену, гордого — ссориться. Пётр Николаевич ведёт честную трансляцию из своей головы и, несмотря на перепады настроения, показывает на практике, как бороть в себе беса.

В сорок пять лет Мамонов, по его словам, зашёл в тупик: «Жена любимая, дети замечательные, работа любимая, денежки есть — а жить незачем». Кризис среднего возраста настоящие русские мыслители переживают традиционным образом — уезжают в деревню. Там есть два варианта: либо окончательно спиться, либо преобразиться — но никто тебе не поможет. Самое страшное, по словам Петра Николаевича, что к этому возрасту в нём не осталось любви ни на каплю — ни к жене, ни к детям, ни к друзьям, иссякла и любовь к себе и жизни. Похожее состояние описывает Лев Николаевич Толстой в своей книге «Исповедь»: та же опустошённость, то же нежелание продолжать и всё более захлестывающие разум мысли о смерти. Толстой говорил, что от него нужно было прятать верёвку в то время, потому что идея петли начала казаться всё более привлекательной на фоне отсутствия всякого смысла. Однажды, во времена «сухого закона» в СССР, Мамонов с приятелем выпили мутную жидкость на спиртовой основе — растворитель. В итоге он получил жесточайшую интоксикацию, а его приятель и вовсе умер. Этот случай был тревожным звоночком в молодости, а уже ближе к пятидесяти прогремел настоящий призыв: Мамонов попал в реанимацию, доктора констатировали отказ половины мозга. Невзирая на мрачные прогнозы, Пётр Николаевич очнулся, насколько позволял ополовиненный мозг, а через полгода и вовсе удивил врачей полной реабилитацией: голова снова заработала, а путаник понял, куда ему нужно идти.

В лекции, которую Мамонов прочитал в реабилитационном центре для нарко- и алкозависимых, он описал демонов, которые летают вокруг нас и соблазняют выпить, вмазаться — и никого не слушать. Приняв слово Христа, Мамонов получил целый поэтический язык, который помог ему выкристаллизовать для передачи окружающим весь свой жизненный опыт. В разговоре с отцом Дмитрием Смирновым Мамонов признавался, что принял Христа после прочтения полного собрания сочинений Льва Толстого. Рок-звезду впечатлило, как потомственный аристократ и мастер слова не стеснялся исправлять и ломать себя каждый день, заставляя делать «как надо», а не жить по «хочу-не хочу». Осознав, что есть в этом мире сила, которая работает и воскрешает, если надо — и называть её можно «богом» — Мамонов засучил рукава и взялся перепалывать себя. Сегодня кроме помощи себе он находит время и на активную гражданскую позицию: старается растормошить православную часть своей аудитории, рассказывая, как они с попом пьют пиво, — и в то же время напомнить алко-рок-н-ролльным забулдыгам, что вообще-то в церкви можно найти кайф похлеще, чем в пивной.

Основной мыслью Мамонова-проповедника становится мысль о смерти: «Что будем делать в четверг, если умрём в среду?». Он считает научным фактом то, что мы не умираем. В пример он приводит ту историю про напильник в сердце и остановленный троллейбус — ведь он прошёл через клиническую смерть и знает на своём опыте, что после смерти — не пустота, а скорее абсолютная наполненность. В лучшем случае — это наполненность светом. В худшем — ад, который Пётр Николаевич представляет как бесконечную толкотню в тёмной комнате «с такими же уродами, как ты» и как вечное отсутствие объекта твоих желаний: кто-то испытывает бесконечную ломку или похмелье без надежды получить новую дозу, кто-то ищет и не может найти своих близких — какими мы умрём, такими «там» и будем. Мало того, частицы ада человек испытывает уже здесь, при жизни. Так что не трудно представить себе, что нас ждёт. Приблизительно так же, как человек, получивший ожог от спички, может представить себе ощущения человека, горящего на костре. Мамонов нападает на благочестивых старушек в платках, которые понимают веру как возведение свечек за здоровье и упокой близких и сердитое шиканье во имя порядка в церкви. Нет, бабули, только собственная душа! Только её и можно спасти — и то если заниматься этим всерьёз и до конца своих дней. До нас же Петру Николаевичу, по его словам, нет никакого дела: некогда, нужно собственные прорехи закрывать — так только можно принести максимальную пользу миру. А слепой же, водящий слепых, — это дело никчёмное и даже вредное. Так что единственная забота человека, по Петру, — постоянно «суропить башкой», задавая себе вопрос: «Зачем я это делаю?» — и памятовать о смерти. Старец, как Мамонова называет жена, давно понял, что смерть неизбежна и, будучи человеком неглупым, решил готовить сани с лета.

В старости Пётр Николаевич перестал писать музыку и перешёл на музыкальные мистерии. Он пишет книги, которые называет «Закорючками», и которые похожи на сборники дзенских коанов по-русски. А в радиопередаче «Золотая полка» Мамонов ставит нам без разбора любимые пластинки из своей домашней коллекции. Кроме мудрости церковной Мамонов приобщился и к мудрости земной, буквально земляной: двадцать пять лет жизни на природе сделали своё. Пётр Николаевич советует каждый день перед сном задавать себе вопрос: «Кому-нибудь было хорошо, от того, что я день прожил?» — и завтра так же, и послезавтра так же.

Если ответ «нет» — то живёте вы категорически неверно.