В 2019 году в Исландии прошли первые в мире похороны ледника — из-за глобального потепления с каждым годом их становится всё меньше. Помянуть красивую ледяную глыбу, от которой остались лишь песок и камень, пришли более сотни человек, а на месте смерти установили памятную табличку. Самиздат пообщался с Андри Магнасоном — писателем и экоактивистом из Исландии, который написал эпитафию куску льда и организовывал похороны.

Я стою на каменистом холме и всматриваюсь в скалистые вершины по соседству. На несколько километров вокруг никаких домов и автомобилей: только вода, камни и тяжёлые синеватые облака. Полное единение с природой — подходящее место, чтобы собрать людей на похороны.

Никто не плачет. Мы в Исландии не привыкли скорбеть на людях и редко проявляем эмоции. Мимо снуют журналисты с камерами и бегают дети. Гости затягивают народную исландскую песню, а я пытаюсь прочувствовать момент: мы стоим на месте, куда раньше, вероятно, взбиралась моя бабушка. Она верила, что прикасается к чему-то всемогущему, вечному и гораздо более сильному, чем все люди на планете. Всего несколько лет назад это была глыба сверкающего и опасного льда, теперь она уменьшилась в 15 раз и превратилась в невзрачное скопление гравия, песка и глины. Ледник Окйекудль ещё в 2014 году был официально признан мёртвым, и все эти люди собрались здесь, чтобы его похоронить.

Меня зовут Андри Магнасон, я писатель и экоактивист, и ледники — важная часть истории моей семьи. Впервые огромные ледяные глыбы я увидел на картине в доме моих бабушки и дедушки. На маленького меня они произвели сильное впечатление. 

Бабушка говорила, что в мире нет ничего лучше, чем стоять на вершине. Ей всегда казалось, что с ледника открывается самый красивый вид, который можно себе представить. Её можно понять: их поколение было первым, кому удалось забраться на ледники, и для них это был незабываемый опыт. Раньше просто не было необходимого оборудования, и ледники казались людям слишком опасными, чтобы подходить близко.

У дедушки с бабушкой был свой маленький овощной магазин, по будням они продавали репу, а в свободное время старались как можно чаще выбираться из дома, чтобы провести время на природе. Летом они занимались домашним садом и цветами, а зимой непременно отправлялись исследовать ледники. Они просто обожали ходить в горы. В Исландии это довольно популярное хобби — сложно игнорировать тот факт, что ты окружён глыбами льда.

Обычно дедушка с бабушкой путешествовали вместе с исследователями, которые получали докторскую степень по гляциологии или геологии, но часто с ними ходили их друзья и другие далёкие от науки любители путешествий по горам. 

Они путешествовали на чистом энтузиазме и из любви к красивым пейзажам, но быстро стали помогать учёным оценивать параметры ледников, измеряли осадки или параметры самой вершины с помощью барометра и других приборов. Даже на свой медовый месяц в 1956 году бабушка и дедушка отправились вместе исследовать и наносить на карту ледники. В тот раз они пробыли на природе несколько дней. Тогда, судя по их рассказам, было особенно холодно. Как-то раз я поинтересовался, как же они не замёрзли, а они пожали плечами: «Замёрзли? Да мы ведь только поженились!» 

В какой-то момент бабушка с дедушкой даже основали Исландское общество исследователей ледников. Их экспедиции порой были довольно опасными и затягивались на несколько недель. В пути случались и неприятности: посреди дороги мог закончиться бензин, иногда пропадала связь. Но они со всем справлялись и никогда не вспоминали эти истории без умиления.

Мои родители, доктор и медсестра, никогда не занимались экологическим активизмом или исследованиями, но тоже любили путешествия. Моя мама всегда беспокоится, если приходится долго сидеть в четырёх стенах, и обожает горы. Когда я был маленьким, наша семья купила минивэн, и мы начали часто ездить вместе.

Ледники занимают примерно 10 процентов ландшафта моей страны, в Исландии их более двух сотен. Так что неудивительно, что я увлёкся ими ещё во время учёбы в школе. Меня вырастила система образования, в которой все ученики обязаны помнить названия ледников, где они находятся и как двигаются. Ледники даруют нам водопады. Благодаря ледникам написаны сотни песен и сказок. Но они же приносят множество проблем: при извержении вулканы, расположенные под ледниками, растапливают лёд и приводят к наводнениям. 

Возможно, для людей из других стран это покажется чем-то странным и непонятным, но, пока ты живёшь в Исландии, невольно привыкаешь к тому, что ледники — это очень важно. 

Понять это помогали и бабушка с дедушкой. Моё детство было необычным: я почти не играл в футбол и не гулял с друзьями. Вместо этого мы с бабушкой с дедушкой вместе отправлялись исследовать ледяные горы. Они постоянно возили меня в опасные, дикие места, чтобы показать пейзажи и рассказать о том, как важно беречь окружающую среду.

Повзрослев, я полюбил ходить в экспедиции самостоятельно. Сейчас я путешествую к ледникам каждый год, а однажды вообще отправился в такую прогулку в одиночку. Тогда дорога к вершине выдалась долгой и утомительной, но это был самый красивый пейзаж, который я когда-либо видел. Всё выглядело каким-то странным, неземным. Я медленно продвигался сквозь лёд и скалы. На моём пути, прямо посреди вулканической массы, постоянно оказывались причудливые пирамиды из тёмного песка. На мгновение я буквально потерялся в этих необычных формах и многочисленных ямах с водой, которая переполняла их и бурно стекала вниз к реке. Это было что-то необузданное, дикое и невероятно красивое.

В начале нулевых на территории Исландии стали появляться предприятия энергетической промышленности. Например, дамбы, которые разрушают горы. Меня это сильно шокировало. Уже подростком я даже стажировался в компании, которая занималась электричеством, и любил технологии, но всё равно не понимал, как можно развивать их в ущерб такому красивому месту. Cтавить под угрозу пейзажи, красоту которых нельзя передать даже в самых талантливо написанных романах и поэмах?

Когда мне было 22 года, началось строительство огромной гидроэлектростанции, для этого бурили тоннели и сооружали дамбы. Всё это вредило природе, и многие люди выступали против. Я стал читать об этом подробнее, разобрался в вопросе, увлёкся экоактивизмом и познакомился с людьми, которые также боролись за окружающую среду. Позже я начал изучать литературу в Исландском университете, стал писать собственные тексты о проблемах, которые меня беспокоили, и совместил два своих увлечения: борьбу за окружающую среду и писательство. Этим я занимаюсь и сегодня, постоянно рассказывая про проблемы экологии нашей страны.

Поэтому меня и попросили написать текст для мемориальной доски для мёртвого ледника.

Известие о гибели ледника никогда не приходит неожиданно. Из-за глобального потепления ледники тают и постоянно уменьшаются. В какой-то момент их размер становится настолько незначительным, что они перестают быть ледниками. Я понимал, что когда-нибудь этот момент настанет и для Окйёкудля, поэтому новость о его смерти не повергла меня в шок.

Разница между живым и мёртвым ледником такая же, как между обычным китом и китом, выброшенным на берег. Живой кит подвижен, но выброшенное на берег животное безжизненно и печально. Ледник — это очень динамичный ландшафт, он меняет формы, расползается и останавливается. В живом леднике кипит жизнь, там всегда что-то происходит, даже если вы не видите.

Ледники могут постепенно, очень медленно накапливать воду, становиться больше. Когда масса ледника тает внизу быстрее, чем новая снежная масса накапливается сверху, они могут уменьшиться или просто странным образом изгибаться и становиться совершенно непохожими на себя. Ледники постоянно тают и обваливаются. Громадные куски льда просто откалываются с невероятным треском и падают в холодные воды океана, рассыпаясь на мелкие кусочки и создавая облака снежной пыли на десятки метров вокруг. Мёртвый ледник, напротив, совершенно не движется и ничего не делает — просто тает.

В 2014 году гляциологи (специалисты, занимающиеся исследованием природных льдов) объявили, что массы льда Окйёкудля не хватает, чтобы ледник мог продолжить своё «движение». А через четыре года антропологи из Техаса Доминик Бойер и Самон Хоу, изучающие климатические изменения, сняли фильм «Не Ок», посвящённый истории Окйёкудля. После выхода фильма они решили провести прощальную церемонию, связались со мной и назначили дату похорон.

То, что о смерти ледника изначально озаботились учёные из США, звучит, конечно, довольно парадоксально, ведь именно Техас живёт за счёт добычи нефти — одной из причин гибели ледников. Однако, я думаю, экоактивисты со всех уголков мира прекрасно понимают, что таяние ледников — это не только сентиментальная потеря жителей одной страны, но и угроза глобального повышения уровня воды в океане и других климатических катастроф. 

Хотя я профессионально пишу уже много лет, создать эпитафию для мёртвого ледника оказалось непросто — почти то же самое, что написать текст для мемориальной доски, которая будет установлена на Луне, или составить письмо путешественникам из будущего, которые прочитают его, может быть, только через несколько веков. В какой-то момент задача стала казаться мне абсурдной. Я чувствовал на себе всю ответственность авторов надписей на внутренних стенах египетских пирамид и всё время спрашивал себя: «А с кем я разговариваю? Со своими современниками или людьми из будущего? А может, всё это только для случайных путников?» На вершинах гор в Исландии обычно стоят указатели направления, но в этой ситуации я хотел сделать послание прямиком в сердца читающих. 

Я никак не мог отогнать от себя мысль, что это, очевидно, будет тот самый текст, который проживёт гораздо дольше, чем всё, что я когда-либо создал или создам. Было страшно как совершить грубую грамматическую ошибку, так и в целом неправильно донести мысль. Сколько вообще лет люди ещё будут понимать английский и исландский? Никто не знает. И от этого ощущения неизвестности ситуация казалась очень странной и поэтичной.

Работая над текстом, я думал не про один мёртвый ледник, а про ситуацию в целом. Эти ощущения непохожи на то, что вы чувствуете, когда теряете близкого родственника или хорошего друга. Перед моими глазами не стоял образ Окйёкудля, я думал о таких же, как он, умирающих по всей планете ледниках, которым невозможно помочь. Их вскоре ждёт такая же участь, если человечество не прекратит убивать планету.

Сначала мне пришло в голову написать текст с помощью поэтического размера, которому больше тысячи лет и которым уже почти никто не пользуется. Затем я передумал и попытался сделать более абстрактный текст, построенный вокруг игры слов с коротким прозвищем ледника. Мы звали Окйёкудль — «Ок». В исландском у этого слова есть два значения. Оно одновременно переводится как «бремя» и как «что-то, что несёт в себе воду». Но в итоге и первый, и второй варианты показались мне притянутыми за уши и излишне претенциозными. 

Целую неделю я садился писать, передумывал, выбрасывал черновики и начинал заново. В какой-то момент мне показалось, что я не справлюсь, потому что положить начало целому новому литературному жанру эпитафии для чего-то, что раньше было громадным куском льда, — это огромная ответственность. Потребовалось довольно много времени, чтобы составить окончательную версию эпитафии, но я справился и сейчас думаю, что, даже если бы мог что-то исправить, вряд ли написал бы этот текст как-то иначе.

Похороны Окйёкудля были назначены на 18 августа 2019 года. Мы назвали эту прогулку «Тур без ледника». День церемонии выдался пасмурным и серым. Было по-исландски прохладно, примерно пять градусов. Утром, кажется, прошёл небольшой снегопад.

Я взял с собой на похороны детей, мои родители тоже решили к нам присоединиться. В девять утра мы выехали на автобусе из Рейкьявика с журналистами, учёными и другими гостями церемонии и через несколько часов прибыли к подножию того места, где раньше находился ледник Окйёкудль. Это длинная холодная долина, поэтому местный ландшафт состоит преимущественно из причудливых каменных узоров, похожих на инопланетные рисунки. 

Подниматься на вершину было не очень сложно, так как это всего лишь невысокий склон, однако из-за тумана и ветра приходилось быть очень осторожными и внимательным, хотя это и была далеко не самая экстремальная прогулка в моей жизни — первыми тают самые маленькие ледники.

Такая церемония проводилась впервые, и у нас не было никакого руководства «Как провожать ледник в последний путь», и мы подумали, что нашей обязанностью в тот день должно стать изобретение особенного ритуала. Однажды, когда я путешествовал вместе с родителями, мы забирались на небольшой холм, и они рассказали мне о народном поверье про гору Хелькафет. Исландцы верят, что если взобраться на неё и ни разу не обернуться назад, то можно загадать три желания, и они точно сбудутся. Я попросил всех присутствующих на похоронах во время подъёма на гору не оборачиваться и в конце загадать три желания. 

Мы понимали, что наше первое прощание создаёт традицию для всего человечества. В будущем людям предстоит прощаться с ледниками ещё не раз. По дороге я рассказывал своим детям, что ледники, которые они видят вокруг, также будут утрачены в ближайшее время. Прививать детям чувство осознанности и ответственности за окружающую среду — сложно. Если неправильно подать информацию, можно случайно их напугать.

Когда наша группа забралась на вершину, солнце уже стояло высоко в небе, туман немного рассеялся, и у меня получилось по-настоящему разглядеть пейзаж, который нас окружал. Хотя он, справедливости ради, и не был впечатляющим, в этот момент у меня получилось вновь почувствовать то самое единение с природой, о котором мне с самого детства рассказывали бабушка с дедушкой: перед моими глазами не было совершенно ничего, созданного руками человека. В стороне виднелась вершина другого ледника — Снайфедльсйёкюдля. Именно оттуда Жюль Верн начал своё путешествие к центру Земли. Первый ледник, который я увидел в своей жизни. Я был ещё совсем маленьким и тогда очень испугался, потому что мне объяснили, что это огромный действующий вулкан.

Церемония началась в два часа дня. Мы не думали, что придёт столько людей и к нам будет столько внимания, но событие получило большой резонанс. Возможно, для исландцев ледники настолько привычны, что мы и не думали, что для людей из других стран они тоже могут стать чем-то настолько особенным. Мы попали в мировые новости, и заголовки газет и постов в социальных сетях наперебой рассказывали про церемонию, а вместе с нами на вершину горы поднялось множество журналистов из разных стран. Мне даже удалось пообщаться с находившейся среди гостей экс-президентом Ирландии Мэри Робинсон. 

Происходящее больше напоминало торжественную церемонию или арт-проект, чем настоящие похороны. Эти похороны были символическим жестом как для присутствующих, так и для человечества в целом, поэтому мне и остальным организаторам было важно, чтобы гости сфокусировались не на одном куске льда, но на последствиях всего, что сейчас происходит в мире.

Наконец мы установили мемориальную табличку. Эпитафия на ней гласит:

«Ок — это первый исландский ледник, который мы потеряли. В ближайшие 200 лет все наши ледники ожидает похожая судьба. Этот памятник должен стать символом того, что мы знаем, что происходит и что нужно делать. Только вы узнаете, получилось ли у нас».

После текста указана дата похорон и рекордный уровень углекислого газа — «415 ppm CO2». Его зафиксировали в атмосфере как раз в 2019 году. 

К слову, до самих похорон я так и не успел на неё посмотреть, и вид моего собственного текста, высеченного на камне, произвёл на меня сильное впечатление. Наверное, любому писателю волнительно наблюдать свой текст со стороны и смотреть за тем, как его читают незнакомые люди. 

Конечно, на похоронах я не видел ни одного плачущего человека. Думаю, люди, которые пришли туда, расценивали это лишь как один из эпизодов глобального потепления. Это процесс, который длится десятилетиями, и он настолько медленный, незаметный, что из-за него невозможно плакать, хотя, наверное, стоило бы. Сложно ощутить великий масштаб истории, когда она происходит прямо на ваших глазах, поэтому смысл всего события состоял в том, чтобы поместить эту ситуацию в глобальный контекст. Проблемы экологии можно сравнить с термометром: проблема не в самом термометре и не в цифрах, которые вы на нём видите прямо сейчас. Она гораздо глубже. Катастрофа — это то, что ледники тают и создают новые экологические проблемы. Поэтому не стоит чересчур сентиментально относиться только к одному леднику. Беспокоиться нужно обо всём остальном.

Похороны прошли успешно, но после я ещё долго был возбуждён и встревожен. Я постоянно думал и думаю о будущем и о том, что всех нас ждёт. 

Исландия — вулканическая страна, поэтому мы привыкли к изменениям в природе. У нас есть горы и ледники, которые моложе моего сына. Мёртвый ледник всегда после себя оставляет совершенно новый ландшафт. У Земли есть талант выглядеть, будто всё в порядке, даже когда на самом деле это не так. Изменения в природе связаны с ощущением нового периода, некой «весны», так что очень легко впасть в заблуждение, считая, что всё происходящее вокруг — не менее ценная замена тому, что навсегда утеряно. Но экология — это не про попытку найти прекрасное в ужасном и убеждать себя, что всё хорошо. Нужно прочувствовать, насколько происходящее критически важно. Ледники продолжают умирать.