Полгода интеллигенция пытается защитить художественного руководителя «Гоголь-центра» Кирилла Серебренникова. В 2017 году ему было предъявлено обвинение в мошенничестве в особо крупном размере, и режиссёр оказался под домашним арестом. О Серебренникове напоминают перед премьерами в «Каро-Октябре», почти перед каждым спектаклем в самых разных театрах, о деле «Седьмой студии» актёры рассказывают Владимиру Путину и снимают документальные фильмы. Менее заметно, но не менее ярко выражает своё возмущение Алексей Палькин — монтировщик «Гоголь-центра». В день обыска он написал первый в своей жизни стих, в котором последовательно изложил увиденное. Всего он написал около двадцати стихотворений, большинство из них посвящены делу «Седьмой студии» и Кириллу Серебренникову. Рассказываем, как поменялась жизнь Палькина после прихода в «Гоголь-центр».

«В мае, 23-го, шёл по Казакова,
Солнышко светило,
Но не тут-то было!
Зайдя в театр, словно хищник в клетку я попал. 
Открылись двери в большой зал,
Весь коллектив сидел в амфитеатре,
А парни со стволами, в балаклавах, на дверях…»

«А, не, блять. Волнуюсь немного», — сбивается Палькин. Он читает мне свои стихотворения во внутреннем дворике «Гоголь-центра». У него их не очень много — около двадцати, но почти все так или иначе о деле «Седьмой студии».

Конкретно это стихотворение — о событиях 23 мая. В тот день сотрудники Следственного комитета пришли с обысками в квартиру художественного руководителя театра Кирилла Серебренникова и непосредственно в театр. Актёров и сотрудников «Гоголь-центра» на время обыска усадили в зрительный зал, где и продержали до вечера. Палькин так день проводить не планировал. У него был выходной, и он даже записался в автосервис поменять амортизаторы. Поэтому с утра и пошёл за машиной, которую обычно оставлял у «Гоголь-центра», завел её и решил заглянуть к коллегам, «пока кондиционер холодку надует». В фойе его встретили вооружённые люди и попросили пройти в большой зал со словами «вас там все ждут».

«Я молвил им: мол, мимо шёл.
— Сиди со всеми, раз пришёл! 
Да! Телефоны отобрали,
На стулья перед нами положив.
На перекур и в туалет четвёрками водили под охраной.
К нам маски-шоу подобрели, стало жалко их.
Ведь перед ними не овечки, а „Гоголь-центра“ коллектив.
<...> 
В обед, часа в четыре дня, 
Когда желудок чуть не съел себя, 
Нас попросили дружно перейти в кафе, чтоб отобедать. 
При переходе дворник Вова быстро испарился. „Как в кино!“ — подумал я 
И, отобедав, двинул к 107-й калитке».

«Вон она. Видишь?» — показывает он. Палькин рассказывает, что улизнул, когда омоновец, охранявший их, отвлёкся. «Я не понимал, в чём причина, зачем я здесь. Одно дело, если бы меня в чём-нибудь обвиняли, а тут просто обломали мой выходной. Единственный за долгое время!» — возмущается он. Палькин выскочил и бежал до са́мого Садового кольца. И только там сел успокаиваться и ждать брата, который уже посмотрел новости и хотел узнать подробности. Они выпили в кафе пива и прошлись по центру. Палькин очень переживал, не прикроют ли театр и не придётся ли искать в ближайшее время работу. Вернувшись домой, он сел и написал своё первое стихотворение — некую летопись того дня. Закончил он его благодарностями тем, кто пришёл тогда на акцию у «Гоголь-центра»:

«Скажу отдельное огромное спасибо людям,
Чья поддержка возле наших стен по ветру позитивом нас питала. 
Сплотившись, коллектив наш матерел.
Как организм здоровый, мы всегда идём к победе, 
Будь то футбол, спектакль, просто спор,
И в паруса фартовый дует ветер 
Нас не сломить.
Семёныч, мы с тобой!»

Вообще Палькин с Серебренниковым на вы и при мне величает его исключительно по имени-отчеству, разъясняя, что, во-первых, тому «полтос», а во-вторых, он ему начальник. Но в стихотворениях он использует и такие неформальные обращения, как «Кирюха» и «Семёныч». На вопрос про взаимоотношения с мэтром Палькин отвечает: «Он знает, что я монтировщик, вот и всё».

Палькин пришёл в театр пять лет назад. На собеседовании начальник мастерских спросил Алексея, работал ли тот когда-нибудь монтажником. «Да, — улыбнулся тот. — «Шиномонтажником». Ему попытались объяснить, что тогда он не вполне подходит и вообще это сложная работа. Но Палькин в свою очередь объяснил, что эта работа несложная, а сложная — его нынешняя: ненормированная, в мелком автосервисе, даже в ноябре на улице. Начальник мастерских выслушал его монолог и отправил оформлять документы в отдел кадров.

На собеседование Алексея привёл его клиент из шиномонтажа Анатолий, который работал в «Гоголь-центре» реквизитором. «Может, это судьбоносная встреча была, — рассуждает Палькин. — Он меня спросил: „Тебе не надоели эти колёса?“ А я ему, извините, по-русски ответил: „Заебали“». В автосервисе в хороший месяц Алексей мог заработать 100 тысяч рублей, а в театре получает всего 45, но «зато точно и регулярно».

Друзья Палькина были слегка удивлены его сменой места работы. «Мой дружище, сосед Сашка, когда приезжал, допытывался: „Лёх, ты мог вот так когда-нибудь представить, что будешь работать в театре ʻГогольʼ?“». Да, никто и не думал!

Раньше я тоже считал: „Ооооо, актёры…“ А в театре увидел: такие же люди. Хотя всё-таки, наверное, с прибамбахом, есть немножечко чего-то такого во всех творческих. Но нос задравших у нас нету», — говорит он. «Главным бонусом» своей работы Палькин называет именно «дружелюбную обстановку». 

Вместе с одним из монтажников он даже думал создать музыкальную группу: приобрёл барабан, учился играть под радио. «Мы столько раз с ним собирались репетировать, но он соскальзывал. А потом женился, уволился и уехал в Гатчину», — с сожалением замечает он. О собственной группе Палькин начал мечтать после того, как услышал группу Brothers Moving. «Мне сказали, что в театр через несколько недель приезжает какой-то концерт. Я решил посмотреть, набрал в ютубе. И когда увидел… Все пацаны знали, что я их жду. До этого я из музыки слушал только шансон и дискотечную какую-нибудь, никакого русского рока или чего-то подобного у меня не было. А сейчас слушаю разную музыку, „Мумий Тролля“, например. Всё благодаря тем парням, что-то они мне открыли».

Палькин не был ни на одном спектакле «Гоголь-центра» как зритель. Во время спектакля он обычно находится за кулисами. «Бывает, что иногда смотрим с балкона, но вообще на балкон лишний раз выходить нельзя — дверьми хлопать, людей отвлекать. Тем более в монтажке у нас телевизор, и мы в перерывах смотрим „Матч ТВ“», — честно объясняет он.

Но тут же добавляет, что весь репертуар он так или иначе видел на репетициях: «В „Маленьких трагедиях“ есть момент, когда на актёра высыпают землю. Сейчас она резиновая — имитация. А тогда мы принесли настоящую. И вот на человека из трубы сыплется земля, а он внизу ногами дрыгает, и такие клубы дыма. Как будто реально водопад из нефти и внизу бурчит. Я тогда его [Серебренникова] как режиссёра и зауважал. Я был шокирован, ходил по балкону и говорит: „Ахуеть! Ахуеть!“ И потом каждому, кого ни встречал в театре, рассказывал. А потом землю заменили резиной — чтобы на зрителей пыль не шла, и эффект уже был не тот», — вспоминает Палькин.

Свои новые стихотворения Палькин зачитывает избранным коллегам в курилке. На Новый год он сочинил поздравление для всего коллектива, но «минжанулся, испугался, съехал». А в день рождения Серебренникова всё-таки принял участие в записи коллективного поздравления. Он видит, что «коллектив переживает» из-за отсутствия художественного руководителя, но считает нужным отметить: «Театр как жил, так и живёт, спектакли идут, люди ходят». Самого Серебренникова он регулярно подбадривает стихотворениями (хотя и не знает, доходят они до него или нет).

«Когда седьмого собрались, был вроде праздник —
День рождения! 
В глазах увидел сожаления,
Что нет на празднике Тебя! 
Учителя! Творца! 
Да, были откровения. 
Шепнув из них немного ухом, 
Могу заверить: ждут тебя, Кирюха!
Не унывай! Не падай духом!»

Алексей уточняет для меня, что Серебренникова судят за финансовые махинации. «Но такого не может быть, — продолжает он. — Из разговоров я понял, что проект „Седьмая студия“ действительно был, а не как говорят некоторые, что он был только на бумаге. Половина актёров — из той „Седьмой студии“. Кроме того, Кирилл Семёныч был художественным руководителем, а художественный руководитель к финансам отношения не имеет, так что не за что судить», — заключает Палькин.

Последние сомнения по поводу вины Серебренникова у Палькина рассеялись после разговора с водителем режиссёра. «Он сказал, что возит его много лет и уверен, что Кирилл Семёныч — человек порядочный. Что такого просто не может быть.

Кому понравятся такие нападки на театр? Да, меня задело, случился прорыв. В тот день [23-го мая] меня ещё больше всего обидело, что насмарку пошёл единственный выходной. Многовато в жизни негативных моментов с полицейскими».

«Вы разве называете их полицейскими?» — перебиваю я его. 

«Ну, мусорами. Они как были мусорами, так мусорами и останутся, наверное. Мой крёстный сидел в тюрьме, а я по пять часов маленьким стоял на морозе, ждал, чтобы нас с тёткой на свиданку пустили. Может быть, из-за этого я к ним так. С детства возмущён», — проводит Палькин параллель напоследок.