Одно из самых обсуждаемых событий в мире российского стендапа — недавний выход Артура Чапаряна на «Вечернем Урганте». Впервые четыре минуты чистого стендап-материала показали по федеральному телевидению на всю страну и, судя по недавнему появлению Идрака Мирзализаде в том же качестве, это отнюдь не разовое явление. Чапарян при этом уже успел перевернуть с ног на голову другую индустрию, когда продал свой телеграм-канал «Бывшая» за такие огромные деньги, что это изменило амбиции и аппетиты пользователей всего русскоязычного сегмента Telegram. О том, как комики пишут концерты, сколько раз в день выступает Годфри, стоит ли шутить про парад и чем плох открытый микрофон на Брайтон-Бич, — в монологе комика в фисташковом костюме.
Где я взял такой такой офигенный фисташковый костюм? Купил. За дорого. У портного. У меня свой портной. Он шьёт фисташковые вещи.
После продажи «Бывшей» все ломанулись в телеграм, и появилась куча говно-каналов. Но я бы не сказал, что выступление у Урганта можно с этим сравнивать. Во-первых, не было такого отклика — я выступил и не ощущаю. Мне пришло триста новых подписчиков в инстаграм, и это посмотрели мои друзья и родственники. Вряд ли из-за этого теперь каждый комик будет всю свою карьеру строить так, чтобы сделать монолог на «Урганте» — и вся нация пойдёт на сольные концерты. На Западе стриминговые сервисы покупают концерты у комиков, и так они живут. Думаю, что российские комики будут тоже стремиться к тому, чтобы продавать свои концерты какой-нибудь «Амедиатеке». Вот это было бы круто.
Концерт, такой классический, хороший, взрослый, — это у Идрака [Мирзализаде] второй концерт. Потому что ты не чувствуешь, как он разбит по блокам, там есть долгие разгоны, долгие рассуждения, там много мыслей записано. Это, наверное, мой любимый концерт сейчас на русском языке. Именно за счёт стиля, за счёт того, как он подан.
Я изучал долго, как комики пишут, интервью всякие смотрел — и понимаю, что в стендапе не работают так, как Поперечный, который садится и пишет концерт. Комики выходят в клуб по миллиону раз в день, пишут маленькие биты. Из одного бита вытекает другой, потом третий — и в итоге получается один большой разгон или несколько. Когда я писал концерт, это были отдельные шутки, которые я старался связать. У меня не было так, что вот я взял одну тему и расписываю её. Я выхожу на открытый микрофон какой-нибудь, шучу, понимаю, что вот это можно сейчас вставить, если дописать. И так, по идее, формируется концерт.
Когда Годфри (американский стендап-комик. — Прим. ред.) прилетел в Москву, мы сидели, я у него спросил: «Сколько раз ты выступаешь?» И он ответил: «Ну, сейчас мало, три-четыре раза в день. А так бывает, что и шесть-семь раз в день». Они даже пишут на сцене.
С. К.
Я прилетел в Америку три года назад в первый раз и сразу пошёл в Comedy Cellar (один из наиболее значимых стендап-клубов Нью-Йорка. — Прим. ред.). Там часто выступают комики первого эшелона, но в списках они никогда заранее не появляются, чтобы не было каждый раз давки. В итоге я так случайно увидел Криса Рока и Дэйва Ателла — они просто заходили и выступали.
И вот сижу я там вечером, выходит ведущий и такой: «У нас сегодня специальный гость. Встречайте: Луи Си Кей». Я прямо начинаю дрожать, я сижу тут, а он вот тут. Я же знаю наизусть всё, что он сделал. Первые десять минут я даже не слушал и не помню. Потом уже расслабился, слушаю шутки и прямо вижу, как он работает. Вот он рассказал одну шутку, а она не зашла, и он такой: «Ну и ладно, давайте следующую». Четыре раза я видел, как он выступает в Comedy Cellar, я каждый день туда ходил.
А ещё пару раз я видел его наверху. Сomеdy Cellar — это же полуподвальная такая часть ресторана The Olive Tree Cafe: сверху кухня, бар, столики, а снизу зал. Я стоял на выходе, со мной был мой знакомый, а сзади меня кто-то так по плечу похлопал. Я подвинулся, человек прошёл, а знакомый такой: «Блядь, это Луи Си Кей».
Это был мой последний день в Америке, и вот я стою у выхода из Cellar, выходит Си Кей и как будто не знает, куда идти. Я думаю, надо подойти, взять автограф, пожать руку, сказать: «Россия любит вас» — и так далее. Но в подкастах он часто говорил, что не любит, когда к нему подходят. И у меня внутренняя дилемма: с одной стороны, я уважаю его личное пространство, а с другой — ну это же он. И в итоге он так постоял, зашёл, взял фалафель, опять постоял и пошёл куда-то. А я развернулся и пошёл в метро.
Он грамотно сделал, что сразу извинился и залёг на дно после скандала.
Своё
Стендап-комики всё через себя пропускают. Комедия — это когда ты возвышаешься над ситуацией, смотришь на неё со своей точки зрения, смеёшься над этим. По сути, ты живёшь в таком постоянном состоянии критики всего, что происходит. Недавно на меня в метро набросился сумасшедший, как в сериале. Нормальный человек увернётся, скажет: «Блядь, сумасшедший!» — и пойдёт дальше. А стендап-комик, он такой: «Блядь, сумасшедший! Что с этими сумасшедшими не так? Вот они сумасшедшие, а я в этом мире кто?» — ну и пойдёт дальше разгонять тему. Но комедия — это не искусство, потому что ты смеёшься, а не возвышаешь.
Я пробовал писать сценарий для сериала — не получилось. Мне дали задание написать истории, линии. Я написал истории, всем понравилось, а через две недели я пришёл и сказал, что ухожу. Нудно и долго. Всё круто, все профи, но я не могу.
Я думаю, что мы все сейчас комики для комиков. Вот Идрак Мирзализаде — это душа современной российской комедии, но я не думаю, что он любит выступать. Я не видел, что у него есть рвение на сцену. Но Идрак в плане написания шуток, ви́дения и вкуса — лучше всех.
У меня никогда не было цели работать на широкую аудиторию.
Когда я делал канал «Бывшая» — это было сексистки немного, но это была моя бузиновая палочка. Не все могут управлять бузиновой палочкой. После продажи я ещё какое-то время мог делать посты, делить с собственником канала деньги от продажи рекламы. Но чувак решил, что он умнее меня, и сказал: «Мы поняли, как это делается, мы сами разберёмся». И вот.
У меня недооценённый инстаграм. Я выложил 400 постов, 350 из которых смешные и непросто сделанные. Я бы ушёл из инстаграма, потому что считаю, что соцсети — говно. Но я не могу, потому что слишком много оттуда беру. А начал я это по той же причине, что и вообще юмором начал заниматься: чтобы привлечь внимание девушки. Я подумал, что не могу просто так фотки выкладывать, я не такой красивый, значит, надо смешные посты. Это работало, она писала.
Девушка всё равно ушла, а юмор остался, хотя какое-то время я не понимал, зачем вообще теперь этим занимаюсь. Я же дважды бросал стендап.
Я уже говорил в интервью, что зачастую «Бывшая» — это я и мои друзья. На самом деле там не было рода. Это частично то, что мои друзья когда-то выкидывали, общаясь с бывшими, частично — мои ситуации, как я что-то писал. То, что это было названо именно «Бывшая», а не «Бывший», — это просто коммерчески выгоднее. Парни бы на «Бывшего» не подписывались, а девушки на «Бывшую» подписывались ещё как, они были основной аудиторией канала. Но я об этом не думал, когда создавал.
Не своё
Оба раза, когда я бросал комедию, я уезжал в Америку, и во второй раз там очень странная ситуация была. Я там жил у русских пацанов на Брайтон-Бич, а Брайтон-Бич — это пиздец. Это 90-е невероятные, супердевяностые. И мне говорят: «У нас есть русскоязычное стендап-шоу, может, ты выступишь?» Я прихожу, там зрителей человек восемьдесят, вот эти взрослые «чё-ёпта» русские в Нью-Йорке.
И на сцене эти люди рассказывают мои шутки, при мне. То есть они смотрели ТНТ, они взяли мои шутки, и несмотря на то, что я там сижу и они поздоровались со мной перед выходом на сцену, три комика за вечер рассказывали мои шутки, иногда прямо слово в слово. Я ушёл оттуда, но когда уже улетал обратно, друг провожал в аэропорт и говорит: «Тебе обязательно нужно заниматься этим. Так что возвращайся и занимайся комедией».
Команда Урганта хотела стендап, и когда они там решали, кого можно позвать, они составили список. Там были я, Идрак, Алексей Квашонкин, Долгополов и Коля Андреев. И нас позвали выступить на тестовое прослушивание, чтобы понять, как кто зайдёт. То есть зрители были, «Фрукты» были, а Урганта не было. Потом Урганту показали запись, и ему понравился Идрак очень сильно, вроде и Эрнсту показали. И он такой: «Хочу Идрака в шоу». Звонят Идраку, а он улетел в Шри-Ланку отдыхать. Вот насколько это рок-н-ролл? Ему звонят с Первого канала, а он — «я на отдыхе».
В итоге решили взять меня, и я согласился, хотя знал, что выступаю, потому что Идрак не может, — как такой «комик на замену». А потом запись перенеслась, Идрак как раз в этот день вернулся, но меня не убрали, а сказали, что мы с Идраком и ещё несколькими комиками ещё раз боремся за эфир. Записали, в тот же вечер сказали: «Ты будешь в эфире» — и в тот же вечер показали.
Но перед этим очень много вырезали. Вообще все упоминания смерти убрали. Притом то, что больше всего понравилось Урганту в Идраке, — это то, что у него много социальных и политических штук. И он такой: «Вот такое я люблю». У меня же был блок про национализм. И Ургант говорит: «И у тебя вот, Артур, этот блок, такое нам нужно». Я его рассказал, но его вырезали.
У меня очень мало политических шуток, потому что я не считаю, что политика — это главное. Я не люблю шутки на злобу дня, не люблю актуальный юмор, я люблю шутки, которые имеют библиотечную ценность. Поэтому предпочитаю шутить про семью и отношения.
Аудитория
Комику аудитория мешает. У комика не должно быть целевой аудитории, это даже звучит странно. Комик по умолчанию — разрушитель, как тут может быть целевая аудитория? Билл Бёрр, например, страдает от фанатов-реднеков. Я был у него на концерте и помню, как он говорил какую-то шутку про чернокожих, и народ такой «ееее!» И он такой: «Блядь, да какие же вы расисты, идите нахуй».
Я редко сталкиваюсь с каким-то особенным отношением к тому, что я армянин. Чаще это происходит, когда в зале есть «взрослые». Молодёжь толерантнее, взрослые — националисты ёбаные. Кажется, что этого нет, но это есть.
У Тимура Каргинова была шутка, что после ситуации с Украиной русские временно оставили ненависть к хачам, переключились. В последнее время снова чувствую всё больше. Не знаю, откуда льётся, но чувствую, и не только я.
Я однажды шутил про парад. Шутка заключалась в том, что по идее парад существует, чтобы демонстрировать боевую мощь. А на самом деле он демонстрирует не боевую мощь, а то, что вы просто можете это передвигать, ну и дальше я там разгоняю тему. Недавно меня во время этого бита перебил взрослый мужик из зала и сказал: «Хотелось бы извиниться за тебя перед честью наших дедов, которые отдали жизнь в Великой Отечественной войне». Я с ним начинаю разговаривать, но начинается какая-то хуйня.
Я вижу, что уже за другим столиком женщина очень громко разговаривает с официантом, но продолжаю выступать. Я говорю: «Что случилось? Вам помочь с заказом?» А она: «Мы хотим уйти». Я спросил почему. А она ответила: «Вы просто стоите нагло и оскорбляете русских людей». Для понимания: у меня была до этого шутка про парад, потом шутка про мою причёску и шутка про бомжей. Я спросил: «Когда я оскорбил русских людей? В шутке про бомжей?» Она от этого прямо-таки взбесилась. Для таких случаев у меня в запасе есть напоминание, что во время Великой Отечественной армяне тоже воевали как один из народов СССР. Но я этим не воспользовался, наоборот, начал ругаться.
Подключился третий мужик, из-за другого стола, и такой: «Ну тогда нас всех разбомбили, ты хочешь, чтобы сейчас нас всех разбомбили?» Вот такая тема идёт, и в какой-то момент молодые зрители с задних рядов начинают просто кричать им: «буууу». В «Стендап-клубе № 1» на большие шоу раньше приходило много таких людей, «взрослых», но сейчас их уже меньше, больше молодых.
Есть темы, про которые нельзя шутить начинающим. Потому что начинающие приходят, насмотревшись Карлина и Карра, и такие: «Меня отчим выебал» или «Иисус тупой» — вот такие вещи говорят. Ну сколько можно это делать. Если ты взрослый, осознанный комик, говори о чём угодно, просто подавай правильно. Вот Джо Роган, например, суперполиткорректный, это видно из подкаста, какой он аккуратный. Я думаю, с таким уровнем толерантности сложно шутить, но у него очень много приёмов, как зайти в шутку и как выйти из неё. Он, например, часто перед битом говорит: «Я тупой, но...» — и дальше какой-то сложный противоречивый разгон. Зайти и ограбить банк не сложно, сложно выйти. Это из фильма какого-то. Я в жизни не грабил банк и не знаю. По мне, так войти и ограбить тоже сложно.
