Психолог Дмитрий Дюков уже много лет живёт сразу с двумя диагнозами: биполярное аффективное расстройство и пограничное расстройство личности. Дарья Корчуганова поговорила с ним и попыталась разобраться, каково иметь психологическое образование и годами не подозревать о собственной депрессии и гипомании. С чем сталкиваются «пограничники» в личной жизни, о всратых психологах и психологшах, неприятных пациентах, SJW и лицемерах.
В 29 лет мне поставили диагнозы: ПРЛ — пограничное расстройство личности и БАР — биполярное аффективное расстройство. Один из них уже был задолго до этого — на медкомиссии военкомата мне сделали в военном билете пометку «Ф60.31» — это ПРЛ. Но тогда диагноз от меня утаили, поставили карандашиком маркировку и ничего не сказали. Никаких рекомендаций не дали и не выписали никаких лекарств.
При этом были жалобы на то, что я опасен для себя и окружающих, и это были не шутки, чтобы отмазаться от военкомата, а действительно тяжёлое состояние, не совместимое со всякими нагрузками. И так я проходил ещё лет пять, пока в 2017 году мне не диагностировали ПРЛ и БАР.
Самое «забавное», что к 2012 году я уже отучился на психфаке, но нам никто не рассказывал, как выглядят обычные психические расстройства, а не какая-нибудь шизофрения. Говорили просто, что мы не столкнёмся с этим никогда. Как видите, я столкнулся — на своём же примере. Психфак вообще ничему не учит, вам обязательно придётся учиться у других психологов, проходить терапию, иначе вы не поймёте, как это работает.
Очень плохо помню тот пятилетний период. В 2012 году я проработал на одном месте около четырёх-шести месяцев, меня быстро повысили, всё шло прекрасно, и это был последний год, когда я находился в хорошем настроении и в тонусе. Затем я вернулся в Москву (работал в командировках), и последовала череда каких-то унизительных собеседований, на которых я лажал и всё время выглядел очень странно. В итоге с руководящей должности в сети антикафе «Циферблат» я улетел на место курьера, затем баристы. Одно время работал строителем.
Всё происходило в каких-то мучениях, смутно и туманно: ты деградируешь, не можешь читать книги, ничего не понимаешь, забываешь английский. Сейчас я могу объяснить самому себе, почему собеседования были провальными: я совался в места, в которые не стоило, или нёс на встречах какую-то околесицу с экзальтированно-истощённым видом. Однажды я в каких-то иллюзиях пошёл собеседоваться на должность директора краудфандинга благотворительного фонда. Какого хрена меня туда понесло, я даже сейчас не знаю.
Были попытки завязать хотя бы какие-нибудь сексуальные контакты, но неустойчивые. Как у пограничников бывает, у меня был промискуитет, притом незащищённый. Саморазрушение процветало. Не было только наркоты героиновой и всего такого. От СПИДа и гепатита уцелел чудом.
Жалости к себе не испытывал никакой, я хотел только сдохнуть. В это же время я ударился в христианство и невероятно мучился из-за того, что нарушаю такими мыслями заповеди. Чем хуже мне становилось, тем больше я находил спасение в идее, что мы все воскреснем. Страх смерти был невероятный. Когда он у нас есть, человек старается его не пассивно ожидать, а ещё больше приблизить. То есть суицидом ты якобы контролируешь свою жизнь.
Любви никогда не было. Влюблённости — да, случались, но всегда по пограничному типу: в людей, которые точно недоступны и точно у меня с ними ничего не сложится. Тогда просто желание разгорается до невиданных масштабов. У Рене Жирара есть цитата про желание, которое разгорается, когда натыкается на непреодолимое препятствие. А отношения — это не для меня. Недавно открыл тиндер и понял, что мне это неинтересно.
Если расстройство запустить, оно перейдёт в хроническую фазу, как сахарный диабет. Так произошло у меня с биполяркой. Первые лет десять я бы мог ещё его вылечить, но я не знал, что у меня диагноз, и теперь мне придётся принимать таблетки всю жизнь. Иногда психологу самому требуется помощь специалиста, и это нормально. У меня это заменяет интервизию — когда ты приходишь к коллегам и вы разбираете какие-то кейсы. У меня посыл такой: «Не ебанулся ли я?» Но совсем не обязательно ходить постоянно к психологу и размазывать говно по стеклу — это как бы все умеют, но это очень скучно.
Преподов психфака я, конечно, не виню за то, что они не поставили мне диагноз раньше, — они не обязаны были этого делать. Но могли бы намекнуть, если называют себя медицинскими психологами и психиатрами. На данный момент за себя я не сильно беспокоюсь.
Что во мне могли заметить преподаватели — это вспыльчивость и обострённое чувство справедливости. У нас постоянно были срачи с ними из-за образования, лекций, платного обучения, распределения на практику и всего остального. Я постоянно отстаивал свои принципы, даже если возникала угроза отчисления и порчи отношений со всем преподавательским составом.
Был у нас преподаватель логики — шестидесятилетний дед, который постоянно говорил, что в немецком языке слова «блин» и «вялый член» обозначаются одним и тем же словом. И на парах вместо логики постоянно рассказывал о том, какой у него сосед настоящий мужик, с красивым джипом и женой, которую тот бьёт ногами.
Однажды я его на паре назвал пидором, встал и ушёл, и вслед за мной ушла половина аудитории. Потом был очень большой скандал на кафедре, я пересдавал логику четыре раза. Хотя, справедливости ради, у меня были проблемы с формальной логикой. По-моему, эта ситуация - яркий пример моей защиты здравого смысла и моей феминистской практики.
Хотя все думают, что я шовинист.
На Западе людям часто не выписывают должное лечение, могут тянуть деньги из клиента и выписывать препараты, которые не вылечат, но будут держать в тонусе. В результате человек страдает.
В России так же. Я сам попадал к таким психиатрам, которые терапию растягивают намеренно, но их за руку никто не поймает. Но с другой стороны — может, они просто дураки, которые не умеют ничего? Ведь большинство людей — врачи, учителя, дворники и так далее — ни на что не годятся. Мы часто видим, что кто-то не имеет способностей, но занимает определённое место. Так в любой сфере. На мой взгляд, среди врачей лишь процентов десять талантливые, вне зависимости от категории.
Чтобы понять, что у человека есть те или иные расстройства, нужно иметь доступ к описанию циклов. Например, если человек часто и быстро меняет работу, достигает чего-то и бросает, потом начинает много новых проектов и снова бросает их, — это такой вторичный признак БАР. Но в первую очередь нужно наблюдать историю. Такие мягкие расстройства вычисляют по тому, как человек живёт, как он просыпается утром, как ему становится хреново к вечеру, как у него бывают периоды просветления и помутнения.
Вообще диагноз ПРЛ появился только в 80-е. Сейчас просто идёт такое движение маятника: многие попадают в поле зрение психиатрии и получают диагноз. С ПРЛ можно прожить всю жизнь, а с БАР не получится, потому что оно сильно прогрессирует, и в итоге ты лежишь с депрессией и просто не можешь встать. А с ПРЛ можно проходить всю жизнь и нормально себя чувствовать. Вернее, плохо, но, мол, «все так живут». Но пора прекращать так жить.
Такое ощущение, что все вокруг резко стали пограничниками. Когда я начал писать в канале о ПРЛ, очень много людей опознали себя и пришли на смену биполярникам. Ты не можешь узнать, есть у тебя ПРЛ или нет, из Википедии, потому что нужна определённая степень критики. Это как вопросы из психологических тестов: «Чувствуете ли вы себя усталым?» — ты можешь находиться в глубокой депрессии, но при этом отметить, что не чувствуешь усталости. Так что это всё фигня. А у меня в канале, видимо, было так написано, что многие люди опознали и пришли — просто такой эффект был.
Мне очень не нравится, когда диагнозы носят, как медали, требуют привилегий и при этом отношения к себе «как ко всем». Это такая типичная логика SJW, радикальное крыло, которое хочет в первую очередь привилегий. Я считаю, что футболки с диагнозами КФ, Ф32, Ф60.3 (депрессия и пограничные расстройства) — это всё, конечно, красиво, но лучше так не делать. Лучше писать что-то про антидепрессанты, таблетки и всё остальное.
Тут можно даже провести параллель с ЛГБТ-движением. Поколения постарше устраивают все эти парады, потому что им нужно признание, а центелиалов — тех, кто родился в 2000-е, — это очень мало интересует. Если ты отстраиваешь свою идентичность от сексуальности, то ты не очень умный человек, потому что сексуальность — довольно маленькая часть личности; плясать от неё — это чушь. Либидо, конечно, есть, и оно важно, но не надо на нём зацикливаться.
Опять же у Жирара есть в «Вещах сокрытых» глава про гомосексуальность, где он говорит, что ненавидеть гомосексуальность и возносить её — это две радикальные формы одного и того же бреда. Это не такой интересный вопрос даже сам по себе. По моему мнению, и плясать, и парады какие-то устраивать — это неинтересно.
В работе с пациентами я не люблю копаться в детстве — мне больше нравится работать здесь и сейчас. Это называется проблемно-ориентированный подход — он обеспечивает решение данной конкретной проблемы. Мы, конечно, все родом из детства и все проблемы родом откуда-то оттуда, но это не значит, что нужно там обязательно копаться. Очень редко оказывается необходимо найти какой-то эпизод в детстве, который сформировал определённую привычку или убеждения. Это не всегда помогает, потому что очень часто на этом месте стоит какое-то расстройство, которое можно поправить, условно, одной таблеткой в течение месяца. Как антибиотик попить — и всё: больше никогда она не будет вас беспокоить. Мозг сам выправит ситуацию и компенсирует её, просто ему нужно показать, как это делать.
Поэтому в работе мне всегда была интересна именно проблема и способы её решения. Что происходит с человеком дальше, меня никогда не интересовало, и это — залог мотивации, которая не даёт выгореть. Если хотите помогать, вас будут очень сильно расстраивать люди, которые ничего не хотят с собой делать. А когда тебе интересна в первую очередь задача, то ты не можешь выгореть из-за этого, тебе могут только надоесть ежедневные вызовы.
Я по такому принципу и в жизни общаюсь и считаю, что это здоровое отношение к людям. Если вы живёте тем, что даёт вам человек в качестве ответной реакции, вы питаетесь людскими эмоциями. Если кто-то кого-то обвиняет в эгоизме вслух и прилюдно, скорее всего, это акт лицемерия. Если обвинения звучат не тет-а-тет, человек просто повышает свой собственный статус. Это забота не о другом человеке, а о себе.
Самое главное — не лечите своих друзей, пока вас не просят. Именно таким образом ваши отношения могут испортиться. Мои коллеги очень часто выгорают с этими непрошеными советами. Психолог думает: «У меня есть мотивация, я сейчас сделаю так, чтобы человек жил лучше». А ему говорят: «На хуй иди». И психолог сильно удивляется, расстраивается, а на самом деле нужно представить себе эту ситуацию и проиграть её в голове: а не будет ли это нелепо и невежливо в принципе — лезть в чью-то жизнь без спроса? Когда ты людям то же самое говоришь за определённую сумму в час — это совершенно другая ситуация.
Мне очень не нравятся истероидно-демонстративные пациенты, которые любят ныть, но не работать. Таких ко мне приходит очень мало, потому что мой канал в телеграме очень матерный.
Мат вообще хорошо лицемеров отсеивает, они его не любят, потому что им кажется, что они лучше других. Если человек говорит что-то из серии: «Я не буду ходить к психологу, который ругается матом», — это вообще пиздец, с такими людьми я работать не собираюсь, мне неинтересно. Преодолевать вот такие стереотипы мне абсолютно не всралось.
Поэтому тут задача — отсеять тех, кто будет ебать мозги: «Ой, мне нужны такие-то этические принципы; психолог в чёрной рубашке, нужно, чтобы он сидел вот так вот; какая-нибудь баба в очках, одинокая, с двумя детьми».
Все почему-то хотят себе психолога, выглядящего, как училка. Люди, которые хотят, чтобы всё было прекрасно, на самом деле хотят, чтобы каким-то образом их наебали. Очень часто идут к таким вот «хорошим врачам», платят большие деньги, а в итоге они им ничего не дают, кроме ощущения собственной исключительности.
Люди, которые ведут себя подобным образом, иногда настолько глупо это делают, на первых стадиях: «А вы точно не будете применять ко мне гипноз и НЛП?» А потом выясняется, что они именно этого и ждут.
И это, на самом деле, очень известная тема, когда два человека встречаются, только собираются завести отношения, и один другому говорит: «Я всё прощу, только не измену». И дальше он будет подозревать только измену, и второй либо изменит ему, либо его доведут до того, что будут беспочвенно не доверять, и он в конце концов изменит.
Вот ты дочитал до конца и думаешь: «Как не абсолютно здоровый человек может лечить других людей?» Ответ прост: я не лечу, я консультирую. Это вопрос больше к психиатрам, как они лечат, страдая расстройствами сами. Есть такое, что психиатры, как учителя младших классов, становятся дебильными. Сидят в большой психиатрии и пытаются лечить людей из малой психиатрии так, будто перед ними сидит шизофреник.
Бывает, что всякие заведующие отделениями позволяют себе уйти посреди консультации и не вернуться. Ты заплатил 6000 рублей за сеанс, а он встаёт, куда-то уходит, ничего не сказав и не попрощавшись, и до конца сеанса так и не приходит. Такой херни очень много, в большой психиатрии часто люди всратыми становятся.
Раньше я очень много писал про всратых и безумных психологов и психотерапевтов. Сейчас я перестал интересоваться этой темой, но недавно мне писали про психологшу (когда мы кого-то ненавидим, говорим «психологша» — такой феминитив кривой), которая отрицала очевидную депрессию у одной девушки, позволяла себе сильную эмоциональную реакцию на её слова, настаивала на психотерапии в тот момент, когда у девушки не было на это никаких сил, оценивала её поведение. В общем, вела себя, как уродка.
Бывает ещё, что психолог предлагает пациенту переспать. Всякие мерзкие деды очень часто предлагают девушкам — типа это каким-то образом поможет решить проблему.
Короче говоря, всратые психологи — это люди, потерявшие границы дозволенного. При этом часто неудачниками их не назовёшь: у них есть деньги и запись. И люди сидят у таких плохих психологов, охеревают от них и только потом идут искать ещё кого-то. Иногда, когда они, например, доходят до меня, я могу быть пятым по счёту.