Сегодня Владимиру Ленину исполнилось бы сто сорок семь лет. В год столетия революции председатель российского Общества изучения идей чучхе Дмитрий Костенко съездил в Индию к стойким ленинцам — наксалитам — и рассказал самиздату «Батенька, да вы трансформер», как вооруженные томиком Мао и автоматом Калашникова выходцы из племен, у которых даже нет своей письменности, уже полвека держат в напряжении вторую по численности страну мира

Для большинства россиян Индия — это многочасовые фильмы плясками, угар на пляжах Гоа или сцена из «Старика Хоттабыча», где пионеру Володьке туземцы несут дары. Несмотря на всю фестивальную обертку, в Индии правит режим, при котором еще недавно применяли химическую кастрацию на оппозиционерах — у руля всегда был железный кулак в мягкой перчатке.

Наксалиты — апологеты коммунистических идей, которые в них истинно верят, несмотря на крушение этих идей в СССР и Китае. Сейчас правительство называет наксалитов главной террористической опасностью, но ничего не делает, чтобы изменить условия, которые рождает недовольство. Этнографы рассказывают, как местные племена благодарны революционерам за то, что они научили их грамоте и объяснили, зачем кипятить воду. Благодаря агитационным кампаниям против колдунов и помещиков наксалиты получают массовую поддержку.

Индийские соратники пригласили меня на международный съезд на две недели в шахтерский штат Андхра-Прадеш, где добывают уголь и алмазы. Это типичные левацкие посиделки с целью создать комитет дружбы. Встречу приурочили к пятидесятилетию организованного наксалитами восстания горняков. Я пытался вывезти туда ростовских шахтеров, которым с лета не платили зарплату, но пришлось отдуваться самому. Местные профсоюзы не скрывают своей левизны: на перекрёстках — ступы с серпами и молотами, на официальных автономерах тоже серпы. Наксалитизм —  это как традиционные верования, которые бережно передаются из поколения в поколение. Национальная музыка с бубнами теперь про революцию, пятнадцатилетние девочки танцуют в красных сари с серпами, а по сёлам разбросаны окрашенные золотой краской каменные памятники, посвящённые героям сопротивления.

Отсюда и разговоры, что Ленин тоже махатма, тоже великий учитель, великая душа. Индия — это страна, где до сих пор продолжается тысячелетняя история кастовой системы, где мусульмане, буддисты и индусы еженедельно убивают друг друга. И никакой Ганди не смог это изменить! Ленинские идеи, что все братья, что можно построить общество справедливости, глубоко перепахала умы — почти религиозная проповедь о всеобщем равенстве тронула многих. 

Сначала музыку заказывала «Коммунистическая партия Индии», ориентированная на Москву. Индийское правительство было другом СССР, и местные коммунисты во всем слушали московские директивы — порой вопреки требованиям трудящихся, мечтавших о забастовках и драках с полицией. Это не всем нравилось — потом произошёл разлад Москвы и Пекина, поэтому часть индийских коммунистов образовала марксистскую «Компартию Индии», которая ориентировалась на Мао.

Другой гуру, к заветам которого до сих пор прислушиваются в Индии — это Чару Мазумдар. После разногласий с прежними товарищами-коммунистами он удалился медитировать в отдалённый район. Там на него снизошло просветления во время голодания, и медитации и прослушивания радио «Пекин». Ранее Мазумдара зачмырили в «Компартии Индии» за излишнюю любовь к Мао, но в лесу он окончательно понял, что это единственно верная линия. Раз старейшины деревни Наксалбари пригласили Мазумдара рассказать им о коммунизме.

Тогда этот аскет и проповедник классовых боев стал ходить по селам, чтобы подбивать людей к восстанию. Его основной аудиторией стали адиваси, местные племена, которые жили здесь ещё до прихода ариев. Учитывая количество жителей Индии (почти полтора миллиарда), адиваси — это немногочисленная группа, их насчитывается чуть больше ста миллионов. Ради них создана своя киноиндустрия — Толливуд (кинематограф на языке телугу) и Колливуда (на тамильском языке)  ведь в Болливуде фильмы снимают на государственном хинди.

На выступления Мазумдара приходили недовольные, чьим единственным оружием были лук и стрелы. Но это не помешало протесту набрать критическую массу.

Местная герилья была дополнена религиозными воззрениями, при которых нельзя лишний раз проливать кровь. Чтобы в следующей жизни из-за убийства не переродиться в насекомых, революционеры обступали помещиков кольцом и держали на солнцепеке, пока те не умирали сами. Название деревни Наксалбари и дало имя новому маоистскому движению.

Коммунисты из высших каст только обещали провести аграрную реформу, но, как и все благородные люди, не спешили. Наксалиты же под эти разговоры стали просто отбирать землю у помещиков. Коммунистическим властям было неудобно подавлять, всё-таки единомышленники, крестьяне. Мне это напоминает 1917 год, когда Временному правительству надо было разогнать советы из идейно близких большевиков, да никак не решались.

В итоге в Индии ввели прямое управление из Дели, деревню раздавили, а Мазумдар перебрался в Калькутту, где правили бал благородные коммунисты. Он легко находил язык не только с племенами и неприкасаемыми, но и со студентами. Когда диалог активизировался, началась кровавая война между наследниками Ленина. После организованной Мазумдаром герильи полицейские два года боялись выходить из своих участков.

Как исследователю революций опыт наксалитов интересен мне тем, что они по-прежнему хотят построить альтернативу, кардинально отличающуюся от остального мира. Как в своё время пытался замутить лидер ливийской Джамахирии Муаммар Каддафи, как до сих пор делают в КНДР. Они хотят добиться своих утопических целей и поэтому готовы умирать.

Индия и Россия крайне похожи: ужасной бюрократией, коррупцией, очком вместо унитаза, ментовским произволом, манипулятивной вывеской демократии, духом утраченной общинности. Людей выбили из сельского круга и они, вопреки воле, оказались в городах. В Индии ты реально чувствуешь, что в стране жопа. И здесь, и там дурное влияние постмодерна, который не совпадает с реальными потребностями. Идёшь по индийскому городу с бумажкой в руках, а выкинуть негде — нет урн, всё засрано, а над тобой возвышается гигантский билборд «Выбирай раздельный мусор».

В России есть те, кто зайцем ездит в электричке и убегает от контролеров, и те, кто сидит за рулем крутой иномарки. Это безусловно кастовая система, но пока ещё метафора. А в Индии же всё по-настоящему. Здесь почти четверть населения составляют неприкасаемые, крестьяне-шудры и племена. Любой индийский коммунист скажет, что выступает против кастовой системы, но за один стол с шудрами сядет не каждый. Кастовые предрассудки – это как бытовой антисемитизм в России. Все вроде против, но про евреев шутки идут хорошо. Маоисты — одни из немногих, кто решил включить в свою орбиты и этих отверженных.

Наши патриоты любят говорить про многонациональную Россию – в Индии ситуация ещё сложнее. Здесь говорят почти на четырёхсот пятидесяти языках, есть две тысячи диалектов, у ста языков до сих пор нет письменности. Мой переводчик на конференции с детства говорил на языке своего племени, в школе заставили говорить на языке штата – телугу, в старшей школе учёба велась только на государственном языке – хинди.

В Советском Союзе стрёмные вещи про подобные изъяны замалчивалось из-за геополитических соображений, ведь наши страны дружили. Дружим и сейчас: Россия — один из крупнейших поставщиков оружия в Индию. О нашей стране у индийцев смутное представление: то крейсеры продаем, то с Америкой дружим, то бодаемся. Но доброе вспоминают – всё-таки страна Ленина и Октября. Правда, леваки никак не могут простить развенчания культа Сталина.