Когда русский рок становится уделом маргиналов, попса варится в собственном соку и не может удовлетворить изысканные запросы слушателей, а развивающийся рэп не до конца освоил мастерство игры на струнах русской души, за духовное возрождение России берутся старые фолк-звёзды. Отправили Петра Маняхина на шествие участников Заволокинского фестиваля, чтобы выяснить, как народные гулянья превращаются в выхолощенную картинку на экране.
«Здесь душа-а-а, душа-а-а живё-о-от Завол-о-о-ки-и-и-на!» — в который раз протяжно поёт последнюю строчку припева собственной песни Анатолий Кайбаш из Якутии. Он гордо стоит на пьедестале памятника Ленину в центре Новосибирска в красной рубахе и заправленных в сапоги штанах с гитарой наперевес и не обращает никакого внимания на то, что снимавший его оператор уже ушёл. Тележурналистка только из вежливости держит микрофон, а Анатолий заходит на десятый круг. У него густые седые волосы, спереди подстриженные коротко, а сзади спадающие на вспотевшую от езды в душном автобусе спину.
— Транспарант нормально растяните! — кричит в мегафон режиссёр в кепке с надписью «Справедливая Россия». — Тихо!
Гармошки с бубенцами, аккордеоны, инкрустированные уральскими самоцветами, молодецкие выкрики и девичьи визги — всё замолкает. Во главе огромной разноцветной колонны стоят несколько пожилых мужчин. Они предельно напряжены, их глаза ловят каждое движение командира, чтобы не упустить момент, когда они должны будут повести толпу на неравный бой с телезрителем.
— Играем, кто что хочет и умеет! Потом будем играть то, что учили, — командует режиссёр. — Сейчас весело, с криками идём до перекрёстка!
Колонна останавливается на перекрёстке. Сквозь небольшой сквер к ней спешат Захар и Анастасия Заволокины. На ней чёрный балахон, он тащит флаг фестиваля на белом пластиковом древке. Дети «первого гармониста России» Геннадия Заволокина после неожиданной смерти отца в 2001 году не бросили его дело — Анастасия стала художественным руководителем ансамбля «Частушка» и вместе с братом ведёт основанную Геннадием телепередачу «Играй, гармонь!». Мало кто откажется заработать денег на имени умершего знаменитого родственника, тем более что отец сам решил судьбу Анастасии и Захара — с раннего детства они играли в его коллективе.
Режиссёр покорно уступает Анастасии мегафон. Она набирает побольше воздуха в грудь и командует:
— Так, приготовились! Играем «Цыганочку»!
Мужчины в начале колонны начинают играть знакомую мелодию, постепенно её подхватывают все участники шествия, и колонна вновь начинает движение. Захар, как дирижёр военного оркестра, задаёт ритм, поднимая и опуская флаг. Анастасия с широкой улыбкой на лице, потряхивая плечами, неумолимо наступает на оператора. Как только она проходит камеру, и оператор утопает в гуще пляшущих людей с гармошками, улыбка спадает, дочь великого гармониста опускает голову и утирает пот с лица расписным платком. Дубль снят — изображать веселье больше ни к чему.
— Эй, отставить веселье! — командует Анастасия. — А теперь весело, задорно, с криками бежим на камеру.
К голове колонны подходит пожилая пара с внучкой. Бабушка пытается сфотографировать девочку радостную на фоне шествия, но на лице ребёнка всё ярче проступают грусть и обида. Дедушка внимательно смотрит на праздничную колонну.
— Столько здоровых мужиков и молодых девок, а чухнёй страдают! — возмущается мужчина. — Лучше бы шли на завод работать. Хотя, наверное, вот эти-то много зарабатывают, — показывает он на Анастасию и Захара Заволокиных, которые разговаривают со съёмочной группой.
— Давай детей вперёд!
Из хвоста колонны выбегают несколько разодетых в русские народные костюмы девчонок и мальчишек и кадеты Бердского казачьего корпуса. Их сопровождает взрослый мужчина — что-то среднее между атаманом и священником, на нём чёрная папаха, длинная ряса, а в руках хоругвь со Спасом Вседержителем.
— Нравится вам праздник, ребят? — спрашиваю я у казачат. Они переминаются с ноги на ногу, морщат лбы и не знают, что ответить.
— Конечно, нравится! — подсказывает атаман-священник. — Да?
— Бежим на праздник! — командует Анастасия, имея в виду фестиваль, приуроченный к смерти её отца и проходящий большую часть времени на месте его гибели — девяносто пятом километре Ордынской трассы. Но конечный потребитель медиапродукта не должен всерьёз воспринимать этот трагический повод, и поэтому дочери великого гармониста приходится создавать и поддерживать атмосферу праздника.
Участники доходят до Оперного театра, и Заволокина решает дать передохнуть высушенным на тридцатиградусной жаре людям. Она посылает нескольких молодых ребят за водой в ближайший магазин, а сама располагается на одной из скамеек в сквере. К ней постоянно подходят люди, желающие обнять Анастасию и пообщаться с кумиром, но она решительно отвергает народную любовь:
— Как же они надоели! Все потные, грязные, вонючие, ещё и слюнявиться лезут!
— Уйдите отсюда! — кричит режиссёр. — Прогони её! — обращается он к молодому звукооператору, который растерянно смотрит на женщину. Та, не дожидаясь применения силы, уходит, раздосадованная.
— Это моя вода, не пейте никто! — предупреждает она съёмочную группу.
Дочь великого гармониста подходит к участникам фестиваля, и на её измученном длинным съёмочным днём лице появляется широкая улыбка. Она снова раскидывает руки и набирает побольше воздуха в грудь. Рядом с ней стоят Захар и человек по имени Александр, который держит флаг фестиваля.
— Ты Настю закрыл! — кричит ему режиссёр.
— Да здравствует четвёртый Международный фестиваль «Играй, гармонь!» имени Геннадия Заволокина! — пафосно произносит он.
— Ура-а-а-а! — подхватывают участники.
Скулы и плечи Анастасии вновь опускаются.
— Милые мои, я же сказала: сначала Саня кричит «Ура!», — с досадой говорит она.
— Да здравствует четвёртый Международный фестиваль «Играй, гармонь!» имени Геннадия Заволокина! Ура!
— Ура-а-а-а!
Анастасия широко улыбается, раскидывает руки и кричит едва ли не громче всех остальных. Надо снять ещё несколько дублей, чтобы программа о фестивале, приуроченном к смерти её отца, вышла весёлой и задорной.
